Кисель (герб)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кисель

Детали
Использование

В России гербы Киселевых (III, 9) и Брусиловых (VIII, 123). В Литве были известны Кисели-Брусиловские

Кисель (польск. Kisiel, Namiot, Swientoldycz) — польский дворянский герб, внесённый в часть 3 Гербовника дворянских родов Царства Польского, стр. 25. Его использовали 14 родов: Dorohinicki, Dorohinicz, Drohinicz, Gościcki, Gościecki, Kisiel, Kisielew, Kisielewicz, Kisielewski, Kiślański, Kosił, Kisielius, Kosiłło, Lepiński.



Описание и легенда

Палатка белого цвета, открытая спереди. Над нею белого и чёрного цветов балдахин, имеющий на вершине золотой крестик. Вся фигура помещена в красном поле. Над шлемом три кирпичные башни, украшенные венцами: из них средняя выше крайних.

С гербом связано предание, что в правление Владимира Мономаха воевода Свентольд Кисель в отсутствие великого князя умел спасти Киев от осаждавших его печенегов следующею хитростью: когда в Киеве сделался голод, и осажденные стали приходить в отчаяние и упадать духом, Кисель велел вырыть две ямы, из которых в одну насыпал муки, а в другую налил воды и, подсластив её медом, смешал, что и образовало смесь вроде киселя. Киевляне, увидев, что земля их производит муку и мед и сама дает готовую пищу, ободрились и отбили неприятеля[1].

Напишите отзыв о статье "Кисель (герб)"

Примечания

  1. Лакиер А.Б. § 91, № 96 // [www.heraldrybooks.ru/text.php?id=7 Русская геральдика]. — 1855.

Литература

  • Bartosz Paprocki. Herby rycerstwa polskiego. Kraków, 1584.
  • Simon Okolski. Orbis Polonus. Krakow, 1642. T.1-3.
  • Ks. Kacper Niesiecki. Herby i familie rycerskie tak w Koronie jako y w W.X.L. Lwów, 1728.
  • Gajl T. [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=Namiot Polish Armorial Middle Ages to 20th Century]. — Gdańsk: L&L, 2007. — ISBN 978-83-60597-10-1. (польск.)


Отрывок, характеризующий Кисель (герб)

Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.