Киселёв, Трофим Кузьмич

Трофим Кузьмич Киселёв
Место рождения	с. Троицкое, Новохопёрский уезд, Воронежская губерния, Российская империя
Место смерти	с. Троицкое, Новохопёрский район, Воронежская область, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1936—1938, 1942—1945
Звание
Часть	42-я гвардейская отдельная разведывательная рота 46-й гвардейской стрелковой дивизии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Трофи́м Кузьми́ч Киселёв (18 сентября 1914, с. Троицкое, Воронежская губерния — 6 сентября 1967, с. Троицкое, Воронежская область) — младший сержант, полный кавалер ордена Славы.

Внешние изображения
	[encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/gentlemens/hero.htm?id=11486266@morfHeroes Фотография на сайте Министерства обороны РФ]
	[фронт36.рф/heroes/novochopersk-district/602/ Фотография на сайте «Фронт 36»]

Биография

Родился в селе Троицкое (ныне — Новохопёрского района Воронежской области) в русской крестьянской семье. Окончил 4 класса, работал в колхозе.

Служил в Красной Армии с 1936 года по 1938 год в 190-м стрелковом полку. Повторно призван на военную службу в 1942 году, с февраля — в боях Великой Отечественной войны. Служил разведчиком-санитаром 42-й гвардейской отдельной разведывательной роты 46-й гвардейской стрелковой дивизии.

В течение ноября 1943 — января 1944 года из-под огня противника вынес с поля боя с оружием 32 человека. Приказом по 46-й гвардейской стрелковой дивизии 18 февраля 1944 года награждён орденом Красной Звезды.

28 июня 1944 года в районе города Лепель (Витебская область) в тылу врага обеспечил непрерывную связь с командиром роты, чем содействовал выполнению боевой задачи. Приказом по 46-й гвардейской стрелковой дивизии 19 июля 1944 года награждён орденом Славы 3 степени.

5 сентября 1944 года был ранен. 29 октября 1944 года южнее города Приекуле (ныне — в Приекульском крае Латвии), выполняя в группе задание по захвату пленного, броском гранаты подавил пулемёт противника, захватил «языка», а затем огнём из автомата прикрывал отход группы. Приказом по 6-й гвардейской армии 3 декабря 1944 года награждён орденом Славы 2-й степени.

6 января 1945 года в районе посёлка Вайнёде (Латвия), действуя в составе головного дозора, взял в плен вражеского солдата, который сообщил важные сведения, а затем прикрывал отход группы. 29.06.1945 года награждён орденом Славы 1 степени.

Член КПСС с 1945 года. В 1945 году демобилизован. Вернулся в родное село, работал в колхозе. Умер 6 сентября 1967 года после тяжёлой болезни.

Память

В 1998 году Новохопёрске установлен бюст Т. К. Киселёва.

Награды

• медаль «За отвагу» (26.10.1942)
• орден Красной Звезды (18.2.1944)
• орден Славы 1-й (29.6.1945), 2-й (3.12.1944) и 3-й (19.7.1944) степеней.
• медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

Литература

• Кавалеры ордена Славы. — Воронеж, 1969. — С. 171.

Ссылки

• [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0003/0dfc8886.shtml Киселёв Трофим Кузьмич [18.09.1914-06.09.1967]]. Люди и Книги. Проверено 6 декабря 2015.

Отрывок, характеризующий Киселёв, Трофим Кузьмич

– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.