Китайская Советская Республика

Китайская Советская Республика
中華蘇維埃共和國 中华苏维埃共和国
де-факто независимое непризнанное государство
← 7 ноября 1931 — 22 сентября 1937 →
Один из вариантов флага Китайской Советской Республики Герб
Гимн Интернационал
Столица	Жуйцзинь
Крупнейшие города	Хойчан, Динчжоу, Нинду, Наньфынь, Личуань
Язык(и)	Китайский
Денежная единица	1 доллар=100 центов
Этнохороним	Китаец, Китаянка, Китайцы
Площадь	150000 км²
Форма правления	Советская республика
Фактические лидеры страны
- 1931—1937	Чжан Вэньтянь
Дипломатическое признание	отсутствовало

К:Появились в 1931 годуК:Исчезли в 1937 году

Кита́йская Сове́тская Респу́блика (кит. трад. 中華蘇維埃共和國, упр. 中华苏维埃共和国, пиньинь: Zhōnghuá Sūwéi'āi Gònghéguó) — советская республика под руководством Коммунистической партии Китая, существовавшая в 1931—1934 годах на юге Центрального Китая. Согласно китайской историографии, республика существовала до 22 сентября 1937 года, когда она была преобразована в «Особый район».

Предпосылки создания

Советское движение в Китае приобрело широкий размах после проведения Национально-революционной армии Северного похода в результате её победы над местными милитаристами и проведения пропаганды коммунистами, как местными, так и состоящими в рядах КНА. После поражения советского движения в крупных городах (самое крупное из таких поражений потерпело Гуанчжоуское восстание 1927 года) советы смогли утвердиться практически исключительно в сельских районах.

В 1931 году в Китае существовало около 10 советских районов с населением в несколько млн. чел. В качестве вооружённой опоры против войск Гоминьдана и местных милитаристов советам служила Китайская Красная армия.

Китайская советская республика в 1931—1934 годы

По рекомендации ИККИ и решению 4-го пленума ЦК 11 сентября 1931 года была официально учреждена Китайская Советская Республика и Временное Советское Правительство.

7 ноября 1931 года в городе Жуйцзинь (провинции Цзянси) состоялся 1-й Всекитайский съезд Советов. Съезд принял проекты Конституции Китайской Советской республики, земельного закона, закона о труде, об экономической политике, о строительстве Китайской Красной Армии, о советском строительстве и другие; был избран Центральный исполком Китайской Советской республики, который сформировал Временное центральное советское правительство (Совет народных комиссаров) во главе с Мао Цзэдуном. Революционный военный совет республики возглавил Чжу Дэ.

Важную роль в политическом и военном руководстве Китайской Советской республики играли такие члены Политбюро ЦК КПК, как Сян Ин и Чжоу Эньлай, направленные в Центральный советский район, и Чжан Готао, направленный на базу 4-го корпуса.

Военной опорой Республики стала Центральная армейская группа, основу которой составили войска Чжу Дэ и Мао Цзэдуна, части Сюй Сянцяня в районе Аньхой — Хэнань — Хубэй, корпус Хэ Луна в районе Хубэй — Хунань и другие части организуемой Китайской Красной армии. В 1931—1932 годах была завершена реорганизация Красной армии, начавшаяся ещё в 1929—1930 годах. Был ликвидирован разнобой в наименованиях и нумерации войсковых соединений, создана служба тыла, упорядочены службы обеспечения и снабжения, медицинского обслуживания и боевой подготовки. При Реввоенсовете был создан Главный штаб во главе с Лю Бочэном, а также Политуправление, которое возглавил член Политбюро Ван Цзясян; в войсковых частях укреплялся институт комиссаров.

Наиболее крупным советским районом в составе республики был Центральный район (юго-восточный Цзянси — западный Фуцзянь). Другими крупными советскими районами были район в Северо-восточной Цзянси, район Хунань — Цзянси, район Хунань — Хубэй — Цзянси, район Хунань — Западный Хубэй, район Хунань — Хубэй (к западу от Уханя), Сычуань — Гуйчжоу, район Шэньси — Ганьсу, Хубэй — Хэнань — Аньхойский район, район Хунху. Отдалённость, горное положение и отсутствие современных коммуникаций — эти основные географические черты Китайской Советской республики прекрасно защищали её от внешних врагов в военном смысле. С другой стороны, республика находилась в гористых, редко населенных пограничных районах провинций далеко от главных магистралей, эти районы сильно пострадали за годы гражданской войны и в результате вражеских походов, а усиливающаяся военная и экономическая блокада вызвали её политическую и экономическую изоляцию. В 1932 году связь Центрального района с другими базами и соединениями Красной армии отсутствовала или была непостоянной.

К началу 4 карательного похода, площадь Центрального советского района, располагавшегося в Восточной Цзянси и Западной Фуцзяни, составляла 50-60 тысяч кв. км., население — 4-5 млн человек. Центральная армейская группа имела в своем составе 1, 3 и 5 корпуса общей численностью около 25 тысяч человек. Кроме того, существовал ряд местных самостоятельных полков и дивизий, насчитывавших 30-40 тысяч человек, а также почти невооруженные отряды крестьянской самообороны — Красная гвардия, Молодая гвардия и другие.

Второй по величине советский район площадью 40 тыс. кв. км. и с населением около 3 млн человек находился на стыке провинций Хэнань, Хубэй, Аньхой, севернее реки Янцзы и восточнее железнодорожной магистрали Пекин — Ухань. Регулярные вооруженные силы района составлял 4-й корпус численностью 12-15 тыс. чел. Кроме того, здесь имелись самостоятельные и местные части численностью 5-6 тыс. бойцов. Политическое, а впоследствии и военное руководство районом осуществлял Чжан Готао.

На стыке провинций Цзянси, Чжэцзян и Аньхой находился мощный партизанский район площадью около 15 тыс. кв. км. с населением 1 млн чел. Здесь действовала 10 армия под командованием Фан Чжиминя численностью 5-6 тысяч человек.

На южном стыке провинций Хунань и Цзянси существовала база 17-й и 18-й самостоятельных дивизий общей численностью 10 тыс. чел., впоследствии сведенных в 6-й корпус под командованием Сяо Кэ, площадью 15 тыс. кв. км. с населением 1-2 миллиона человек.

В партизанском районе отдельной 16-й дивизии на стыке провинций Хунань, Цзянси, Хубэй площадью до 12 тыс. кв. км. с числом жителей до 500 тыс. и 3-4 тыс. бойцов, советский район был утрачен вследствие нетвёрдого руководства и конфликтов с местным населением.

На стыке провинций Хубэй и Хунань, в среднем течении Янцзы, существовал советский район 2-го корпуса. Его площадь составляла около 20 тыс. кв. км., население составляло 1-2 миллиона человек, а вооружённые силы более 10 тыс. бойцов.

Всего же в шести крупных советских районах общей площадью около 150 тыс. кв. км. Эти районы оборонялись регулярными вооруженными силами численностью 65-72 тыс. чел.

За период с 1931 до начала 1934 количество советских районов сократилось, однако некоторые из них расширили свою территорию. К осени 1933 Китайская Красная армия успешно отбила четыре карательных похода армии Гоминьдана против советских районов.

5 апреля 1932 г. Китайская советская республика объявила Японии войну.

В январе 1934 в Центральном советском районе состоялся 2-й Всекитайский съезд Советов, который принял ряд решений, направленных на укрепление Красной армии и улучшение работы Советов, окончательно принял Конституцию. Были провозглашены демократические свободы для трудящихся, равноправие мужчин и женщин, равноправие национальностей и право всех народов Китая на самоопределение вплоть до государственного отделения и создания самостоятельных государств. Была безоговорочно признана независимость Монгольской Народной республики.

В соответствии с Основной конституционной программой, Положением и Временным законом о выборах в Советы (соответственно 1931 и 1933 гг.) активным и пассивным избирательным правом пользовались “только трудящиеся”. Рабочим на выборах в Советы предоставлялись особые преимущества. Выборы депутатов проводились на специальных собраниях по производственно-территориальному принципу: рабочими — на предприятиях, а крестьянами, ремесленниками и др. — по месту жительства. Принципы работы Советов устанавливались специальными актами, принятыми на I и II съездах Советов (Положением и резолюцией о советском строительстве).

Однако к этому времени положение советских районов стало ухудшаться в связи с развернувшимся с осени 1933 5-м карательным походом Гоминьдана.

Великий поход

В октябре 1934 группировка Китайской Красной армии, оборонявшая Центральный советский район, вынуждена была оставить его и начать Великий поход (Северо-западный поход). В период с осени 1935 по осень 1936 уцелевшие отряды Красной Армии сосредоточились в районе на стыке провинции Шэньси и Ганьсу, который после завершения Северо-западного похода оставался единственным советским районом.

В связи с расширением масштабов японской агрессии против Китая и превращения японских войск в угрозу для Красной Армии не менее опасную, чем армия Гоминьдана, КПК, вопреки предшествующей позиции Мао Цзэдуна, начала пересмотр политики Советов на основе решений 7-го конгресса Коминтерна. С 1936 года основным лозунгом стало создание единого антияпонского фронта со всеми вооружёнными и политическими силами Китая, в том числе и с Гоминьданом. Непосредственно перед началом войны с Японией весной 1937 лозунги Советов и конфискации помещичьих земель были сняты. Советский район Шэньси — Ганьсу — Нинся был переименован в «Особый район», а местные соединения Красной армии были преобразованы в 8-ю армию.

См. также

• Сианьский инцидент
• Японо-китайская война (1937—1945)

Ссылки

• Большая советская энциклопедия/Советы в Китае
• Браун О., Китайские записки. 1932—1939, М., 1974.
• [pjjgjj.blog.sohu.com/5080897.html Флаги Китайской Советской республики и Китайской Красной Армии]

Отрывок, характеризующий Китайская Советская Республика

– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.