Китайская империя (1915—1916)
| Китайская империя | |||||||||
| кит. 中華帝國 | |||||||||
| монархия | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
| Гимн Китай героически стоит во Вселенной | |||||||||
 Карта антимонархических восстаний в Китае (1916) | |||||||||
| Столица | Пекин | ||||||||
| Крупнейшие города | Пекин, Шанхай, Чунцин, Гуанчжоу, Тяньцзинь | ||||||||
| Язык(и) | китайский | ||||||||
| Денежная единица | Китайский юань | ||||||||
| Форма правления | абсолютная монархия | ||||||||
| Император | |||||||||
| - 11 декабря 1915— 22 марта 1916 | Юань Шикай | ||||||||
Китайская империя (кит. 中華帝國, пиньинь: Zhōnghuá Dìguó) — государство, появившееся в результате попытки президента Китайской Республики Юань Шикая восстановить монархию на территории Китая, провозгласив себя Императором. Идея реставрации монархии была негативно воспринята в народе и даже спровоцировала ряд восстаний на территории Китая, что и заставило Юань Шикая сложить с себя титул и полномочия императора. Империя просуществовала только около трёх месяцев, и Юань Шикай не сумел провести церемонию восхождения на трон.
Появление
После того, как Юань Шикай стал президентом Китайской Республики, он стал принимать различные меры для укрепления своей власти и ослабления оппозиции. Он пытался сотрудничать с некоторыми европейскими государствами, а также Японией. В августе 1915 года он приказал начать агитационную кампанию в поддержку реставрации монархии.
11 декабря 1915 года ассамблея единогласно избрала Юань Шикая в качестве императора. Сначала Юань торжественно «отказался», но сразу же «уступил» и согласился после того, как Национальное собрание в тот же день обратилось к нему с аналогичной просьбой[1]. На следующий день Юань Шикай официально принял императорские полномочия. Эра правления нового монарха получила название Хунсян (кит. 洪憲). Грядущий 1916 год должен был стать не «Пятым годом Республики», а «Первым годом Хунсян»[1].
Политика императора
Император несерьезно относился к проблемам государства и злоупотреблял кумовством. Часть земель и государственных постов он успел раздать своим родственникам и приближенным.
Юань Шикай неоднократно предпринимал безуспешные попытки сближения с иностранными монархами. Кроме того, он пытался наладить контакт с бывшей правящей семьей Айсиньгиоро, проживавшей в Запретном городе, и даже предложил Пу И заключить брак с его дочерью.
Восстания
Первой против императора восстала провинция Юньнань во главе с губернатором Цай Э. Её примеру вскоре последовали и другие регионы, перешедшие к провозглашению независимости от империи. Несмотря на лучшее оснащение и обмундирование, армия Юань Шикая не смогла подавить эти восстания, что во многом объяснялось недовольствами политикой императора в самом Пекине[1].
Видя то, насколько непопулярен Юань, иностранные державы прекратили его дипломатическую поддержку, сохранив нейтралитет. Японская империя, более того, планировала послать контингент на помощь противникам Юань Шикая, но в итоге так и не сделала этого.
Церемония восхождения на трон всё откладывалась, а 1 марта 1916 года было урезано в бюджете на проведение церемонии. Юань Шикай стал думать об отказе от трона, и 17 марта, посовещавшись с вице-президентом Ли Юаньхуном, подготовил решение.
22 марта Юань Шикай обнародовал решение о ликвидации монархии и уже на следующий день объявил о своем возвращении в должность президента (что, однако, не вызвало протестов в народе). В общей сложности, Китайская империя просуществовала 83 дня[1], Юань Шикай умер через два с половиной месяца.
Государственные символы
У Китайской империи были свои гимн («Китай героически стоит во Вселенной»; кит. 中 华雄立 宇宙 间), принятый Юань Шикаем ещё на посту президента, а также флаг. Как и предшествовавший ему республиканский флаг, он состоял из пяти цветов, каждый из которых символизировал определенную национальность. Всего существовало два варианта флага: с прямым и диагональным (в России известным как «андреевский») крестами.
- YuanFlag2.svg
Альтернативный вариант флага Китайской империи[2]
Напишите отзыв о статье "Китайская империя (1915—1916)"
Примечания
Отрывок, характеризующий Китайская империя (1915—1916)
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
