Гражданская война в Китае

Гражданская война в Китае
Сверху вниз по часовой стрелке: Солдаты НОАК во время обороны Сыпина (1946); Мусульманские воины НРА; Мао Цзэдун (1930-е годы); Чан Кайши инспектирует части НРА; Су Юй (второй слева), наблюдающий за ходом битвы при Мэнлянгу (1947)
Дата	1) апрель 1927 — декабрь 1936 2) январь 1941 — июль 1945 3) март 1946 — май 1950
Место	Китай
Итог	Переход континентальной части Китая под контроль коммунистов. Создание КНР. Отступление Гоминьдана на Тайвань и провозглашение его территорией Китайской Республики.
Противники
Гоминьдан Китайская Республика Коммунистическая партия Китая Китайская Советская Республика (1931—1936) Восточно-Туркестанская Революционная республика (1944—1949) Народная республика Внутренней Монголии (1945) Китайская Народная Республика (с 1949)
Командующие
Чан Кайши Бай Чунси Чэнь Чэн Ли Цзунжэнь Янь Сишань Хэ Инцинь Мао Цзэдун Чжу Дэ Пэн Дэхуай Линь Бяо Хэ Лун Чжоу Эньлай
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Гра́жданская война́ в Кита́е (кит. трад. 國共内戰, упр. 国共内战, пиньинь: guógòng neìzhàn, палл.: гогун нэйчжань, буквально: «внутренняя война между Гоминьданом и Компартией») — серия вооружённых конфликтов на территории Китая между силами Китайской Республики и китайскими коммунистами в 1927 — 1950 годах (с перерывами). Война началась в 1927 году после Северного похода, когда по решению правого крыла Гоминьдана во главе с Чан Кайши был разорван союз между Гоминьданом и КПК.

В декабре 1936 года гоминьдановские генералы Чжан Сюэлян и Ян Хучэн во время так называемого «Сианьского инцидента» арестовали Чан Кайши, заставив его согласиться на предложение коммунистов о перемирии — с тем, чтобы обе стороны могли сосредоточиться на борьбе против японских захватчиков. После же победы над Японией гражданская война возобновилась с новой силой.

Первый этап (1927—1936)

Шанхайский инцидент

Летом 1926 года части китайской Национально-революционной армии (НРА) во главе с Чан Кайши выступила в военный поход в Северный Китай, впоследствии вошедший в историю как Северный поход. Путём похода Чан Кайши рассчитывал выполнить две задачи. Во-первых, он намеревался покончить с кликой Бэйянских милитаристов, господствовавшей в северных и северо-восточных районах Китая, а во-вторых — освободить от иностранцев т. н. «открытые» порты, в которых ранее им было позволено вести торговлю и эксплуатировать китайскую экономику.

По мере продвижения на север НРА вела успешные военные действия против милитаристских лидеров. К началу 1927 года под контроль правительственных войск перешли провинции Хунань, Цзянси, Фуцзянь. Многие вожди милитаристов, опасаясь разгрома со стороны НРА, переходили на её сторону для сохранения своих сил. 21 марта 1927 года войска Чан Кайши взяли Шанхай. Однако в этот момент между Гоминьданом и китайскими коммунистами начали возникать разногласия. Важнейшей их причиной стала стратегия коммунистов, вызывавшая недовольство среди населения и противоречившая стремлению гоминьдановцев к восстановлению стабильности в стране. Коммунисты, в свою очередь, выступали против получения средств на нужды государства со стороны крупных землевладельцев и иностранных капиталистов.

Как следствие, в апреле 1927 года Чан Кайши, опасаясь возможного захвата власти коммунистами, разорвал связи с КПК, а также отказался от присутствия на территории Китая военных советников из СССР. Начались аресты членов КПК. В период с 12 по 15 апреля продолжались массовые аресты коммунистов на территории Китая: были разгромлены коммунистические организации в городах Нанкин, Ханчжоу, Нинбо, Аньцин, Фучжоу. Коммунистические выступления в Шанхае, возникшие в начале месяца, были жестоко подавлены. Апрельские события 1927 года впоследствии получили название Шанхайская резня.

Второй этап гражданской войны в Китае

Сразу после капитуляции Японии ни Гоминьдан, ни КПК не были способны установить контроль над всей территорией Китая. Хотя гоминьдан имел в распоряжении более крупные, чем у компартии, военные силы, но они были сосредоточены на западе страны, а лучшие дивизии, вооружённые американским оружием и прошедшие подготовку у американских инструкторов, находились вообще в Индии и Бирме. В этих условиях Чан Кайши взял под командование войска бывшего марионеточного правительства Ван Цзинвэя численностью 750 тысяч человек и поручил им охрану городов и коммуникаций, оставляемых японцами; также они получили приказ Чан Кайши не капитулировать перед коммунистами. В результате войска коммунистов не смогли взять под контроль железные дороги, центры коммуникаций и крупные города; им пришлось занимать мелкие и средние города, отдельные участки железных дорог и прилегающую к ним сельскую местность.

Основные силы коммунистов в момент капитуляции Японии были рассредоточены по девятнадцати «освобождённым районам». Получив 13 августа 1945 года приказ Чжу Дэ о наступлении, они смогли занять такие важные пункты на севере Китая, как Циньхуандао, Шаньхайгуань и Чжанцзякоу, войдя в контакт с освобождёнными Советской армией районами Внутренней Монголии и Маньчжурии. Это позволило компартии начать переброску частей в эти районы задолго до прибытия сюда гоминьдановских войск. Войска прибывали в Маньчжурию по суше (вдоль железной дороги Бэйпин — Шэньян) и морем (с Шаньдунского полуострова); на первых порах коммунисты перебросили на северо-восток около 100 тысяч человек.

К ноябрю 1945 года вся территория Маньчжурии севернее реки Сунгари перешла под контроль войск КПК под командованием Линь Бяо и Чжоу Баочжуна (в январе 1946 года действующие на территории Маньчжурии войска, контролируемые коммунистами, были сведены в Объединённую демократическую армию Северо-Востока).

Американское командование на Тихом океане выделило воздушные и морские транспортные средства для переброски гоминьдановских частей из западных провинций и Бирмы в Северный и Восточный Китай. В Нанкин и Шанхай были по воздуху переброшены подразделения двух армий, в Бэйпин — целая армия; в Северный Китай и Маньчжурию войска были отправлены морем. Под предлогом приёма капитуляции японских войск в Тангу, Циньхуандао и Циндао с конца сентября было высажено три дивизии американской морской пехоты. Американцы попытались высадиться в Яньтае, но этого не допустили находящиеся там коммунистические войска. В начале ноября американцы попытались высадить шесть гоминьдановских дивизий в Хулудао и Инкоу, но находящиеся там коммунистические войска дали решительный отпор; тогда американцы попытались высадить гоминьдановцев в Даляне и Люйшунькоу, но этого не позволило сделать советское командование, в итоге гоминьдановцам пришлось высадиться в Тяньцзине и Циньхуандао и оттуда по суше пробиваться в Маньчжурию.

Учитывая низкую боеспособность гоминьдановской армии, и стремясь выиграть время для её реорганизации и передислокации, американское командование решило возобновить прерванное в апреле 1945 года посредничество в переговорах между компартией и гоминьданом. Осенью 1945 года состоялись переговоры в Чунцине, в результате которых 10 октября было подписано соглашение о предотвращении гражданской войны.

Однако уже 13 октября Чан Кайши отдал приказ о развёртывании наступательных действий. Гоминьдановское командование разработало план из трёх этапов: сначала предполагалось взять под контроль железные дороги, ведущие с юга к Пекину, затем устроить зачистку района Пекин — Тяньцзинь и потом взять под контроль Маньчжурию. Около миллиона гоминьдановских солдат двинулись с юга на север и овладели территорией вплоть до Лунхайской железной дороги (Сиань — Хайчжоу), а также подступами к Маньчжурии. Ввиду неспособности гоминьдановских войск разгромить коммунистов, американцы решили вернуться к тактике политических манёвров и отправили в Китай личного представителя президента США генерала Дж. Маршалла. При его посредничестве в январе было заключено перемирие между коммунистами и гоминьданом.

1946

В январе 1946 года три недели работало Политическое консультативное совещание, на котором развернулась острая борьба между КПК и Гоминьданом по поводу принципов политического устройства страны. Однако гоминьдановцы не собирались выполнять решения совещания. Был заключён ряд кабальных соглашений о предоставлении США и их вооружённым силам особых прав в Китае, а президент Г. Трумэн одобрил план большой военной помощи гоминьдановцам.

В мае-июне 1946 года 310-тысячная группировка гоминьдановских войск начала наступление на 60-тысячную группировку Ли Сяньняня, оборонявшую Хэнань — Хубэйский советский район. В июне полумиллионная гоминьдановская группировка начала наступление на группировку Чэнь И в Шаньдун — Аньхой — Цзянсуском советском районе. Войска Ху Цзуннаня и Янь Сишаня ударили вдоль железной дороги Датун — Пучжоу против группировок войск Хэ Луна и Лю Бочэна в южных частях Шэньси и Шаньси. Вдоль железной дороги Баотоу — Чжанцзякоу войска Фу Цзои развернули наступление против войск Не Жунчжэня. Началась полномасштабная гражданская война.

Основные соединения коммунистов во Внутреннем Китае оказались не в состоянии противостоять гоминьдановской армии с её огромным превосходством в живой силе и технике, и отошли в горные районы Западного и Северного Шаньдуна. В августе-сентябре гоминьдановские войска начали новое наступление, имевшее целью отрезать силы коммунистов на Северо-Востоке от сил коммунистов в Северном Китае.

Несмотря на разрастание войны, формально продолжались переговоры гоминьдана с компартией. На ноябрь 1946 года гоминьдан в одностороннем порядке назначил созыв Национального собрания. Компартия указала на незаконный характер собрания и решительно отказалась в нём участвовать. 19 ноября основной состав делегации компартии, участвовавший в переговорах с гоминьданом, вылетел в Яньань.

1947

В начале 1947 года гоминьдановские войска сконцентрировали усилия на двух направлениях: против Шаньдунского освобождённого района, и против Особого района (Шэньси — Ганьсу — Нинся). Силы коммунистов в Шаньдуне смогли отбить наступление, уничтожив свыше 55 тысяч гоминьдановских солдат, однако оборонявшая Особый район группировка Пэн Дэхуая была вынуждена отойти на север провинции Шэньси, а руководству КПК пришлось оставить Яньань.

18 марта 1947 года из Яньаня выехал Мао Цзэдун, а 19 марта в город вступили войска Ху Цзуннаня. Руководство КПК через некоторое время собралось в деревне Сибайпо уезда Пиншань на западе провинции Хэбэй.

В сложившейся ситуации коммунистические войска перешли к манёвренным операциям. Основной формой организации временно стали военные зоны. Освобождённым районом Шаньси — Хэбэй — Шаньдун — Хэнань распоряжался Лю Бочэн; восточно-китайский район возглавлял Чэнь И; зоной Шаньси — Чахар — Хэбэй руководил Не Жунчжэнь; район Шаньси — Суйюань возглавлял Хэ Лун; зоной Центральных равнин руководил Ли Сяньнянь; вооружёнными силами КПК в Северо-Западном Китае командовал Пэн Дэхуай.

В результате гоминьдановского наступления к середине 1946 года войска коммунистов в Маньчжурии оказались разделены на три части: южноманьчжурскую (пользующуюся в качестве тыловой базы находящейся под советским контролем Квантунской областью), восточную (вдоль корейской границы) и северную (севернее Сунгари). Развёртывание крупномасштабных боевых действий в центральном Китае привело к приостановке гоминьдановского наступления в Маньчжурии, чем воспользовались коммунисты. Используя то, что в их руках оказались города с развитой промышленностью, военное имущество капитулировавшей Квантунской армии, а также крупная территория, коммунисты создали аппарат управления регионом и начали создавать регулярную армию. Благодаря проведённой земельной реформе коммунисты привлекли на свою сторону крестьянство, в результате чего в коммунистическую армию начали приходить идеологически мотивированные новобранцы; на базе имеющейся промышленности удалось организовать производство боеприпасов для стрелкового оружия и артиллерии; СССР согласился отдать коммунистам трофейную японскую боевую технику в обмен на поставки продовольствия из Маньчжурии на советский Дальний Восток. В результате маньчжурская группировка стала сильнейшей в армии компартии, в ней стали создаваться артиллерийские и даже танковые части, а гоминьдановцы на Северо-Востоке Китая с 1947 года были вынуждены перейти к обороне.

В первой половине 1947 года части Северо-Восточной армии коммунистов под командованием Линь Бяо предприняли наступательные операции, угрожая Чанчуню и Гирину. Войска Лю Бочэна, реорганизовавшись в горном районе Тайханшань, в марте 1947 года форсировали Хуанхэ и развернули операции вдоль Лунхайской железной дороги, отвлекая гоминьдановские войска от наступления в Шаньдуне. После провала этого наступления к востоку от железной дороги Бэйпин-Ханькоу образовался вакуум. В июне 1947 года войска Лю Бочэна успешно форсировали Хуанхэ и, разгромив три неприятельские дивизии, создали плацдарм на южном берегу. Эти операции подготовили условия для решительного перелома обстановки на фронтах.

В середине августа 1947 года войска Лю Бочэна пересекли Лунхайскую железную дорогу восточнее Кайфына и, прорвав оборону гоминьдановских войск, вышли в горный район Дабешань, восстановив Освобождённый район Центральных равнин. Колонна коммунистических войск из Южной Шаньси форсировала Хуанхэ западнее Кайфэна и, прорвав оборону противника, вышла в Западную Хэнань, где создала новый освобождённый район, изолировав гоминьдановские войска в Лояне. В начале сентября силы шаньдунского фронта под командованием Чэнь И развернули наступление и восстановили освобождённый район Хэнань-Аньхой-Цзянсу, отрезав гоминьдановские гарнизоны в Кайфыне и Чжэнчжоу. К концу 1947 года под контроль коммунистов перешла вся провинция Шаньдун, кроме Цзинани и Циндао. В декабре 1947 года войска Бай Чунси попытались восстановить положение на Центральных равнинах и вдоль Лунхайской железной дороги, но были отбиты.

1948

Весной 1948 года войска Линь Бяо в Маньчжурии развернули крупное наступление и заняли порты Хулудао и Инкоу, отрезав гоминьдановские войска в Шэньяне. В марте 1948 года войска Чэнь И взяли Лоян, а в июне создали угрозу Кайфыну, Чжэнчжоу и Сюйчжоу; 19 июня Кайфын был взят штурмом. 20 сентября войска Лю Бочэна и Ли Сяньняня взяли Цзинань в провинции Шаньдун.

Осенью 1948 года развернулось Ляошэньское сражение в Маньчжурии, в результате которого была уничтожена полумиллионная группировка гоминьдановских войск. Соотношение сил резко изменилось в пользу коммунистов. В ноябре 1948 года вооружённые силы Коммунистической партии были реорганизованы в пять полевых армий (аналоги советских фронтов времён Великой Отечественной войны):

• 1 армия (командующий Пэн Дэхуай) — объединяла войска на северо-западе
• 2 армия (командующий Лю Бочэн) — объединяла войска в центре Китая
• 3 армия (командующий Чэнь И) — объединяла войска на востоке Китая
• 4 армия (командующий Линь Бяо) — объединяла войска на северо-востоке
• Северокитайская армия (командующий Не Жунчжэнь) — объединяла войска на севере Китая

Для разгрома Сюйчжоуской группировки гоминьдановских войск были сосредоточены полевые армии Чэнь И, Чэнь Гэна и Лю Бочэна под общим командованием Чжу Дэ. Прошедшее в ноябре-декабре 1948 года Хуайхайское сражение завершилось полным разгромом ещё одной полумиллионной группировки гоминьдановских войск.

После освобождения Маньчжурии армия Линь Бяо двинулась в Северный Китай, где вместе с армией Не Жунчжэня начала действовать против войск Фу Цзои. К середине декабря коммунисты овладели угольным бассейном Таншань, городом Тунчжоу и портом Тангу. В конце декабря Не Жунчжэнь штурмом взял Чжанцзякоу.

1949—1950

В начале 1949 года, учитывая фактический развал фронта, Чан Кайши обязал губернаторов «взять командование войсками в свои руки и оборонять территории подвластных провинций», применяя «коммунистическую партизанскую тактику против коммунистических войск». Тем самым генералиссимус вернул ситуацию в стране к милитаристской анархии 1920-х годов; возникла ситуация «каждый спасается как может».

Войска Линь Бяо в январе 1949 года штурмом взяли Тяньцзинь. Командующий северным фронтом гоминьдановских войск Фу Цзои вступил в переговоры с коммунистами и подписал соглашение о капитуляции, сдав без боя Бэйпин.

Пытаясь выиграть время для перегруппировки и укрепления войск в Южном Китае, Чан Кайши в новогодней речи 1949 года сделал официальное предложение компартии о мирных переговорах. В целях разоблачения новых манёвров Гоминьдана руководство компартии сочло целесообразным принять это предложение. Чан Кайши передал пост президента Китайской республики Ли Цзунжэню, а сам уехал на родину в провинцию Чжэцзян, продолжая руководить армией и гоминьданом из-за кулис. Делегация Гоминьдана подписала в Бэйпине мирное соглашение на основе предложенных коммунистами восьми пунктов, но нанкинское правительство не утвердило этот документ.

В апреле 1949 года руководство коммунистов направило нанкинскому правительству условия мирного соглашения. После того, как до 20 апреля ответа на них не последовало, войска трёх полевых армий перешли в наступление и приступили к форсированию Янцзы. За одни сутки под артиллерийским и миномётным огнём, под ударами с воздуха на южный берег широчайшей реки Китая было переброшено 830 тысяч бойцов с вооружением, боезапасом и снаряжением. 23 апреля 1949 года Ли Цзунжэнь и Хэ Инцинь оставили Нанкин и вылетели в Гуанчжоу, а Чан Кайши вылетел на Тайвань.

К середине апреля 1949 года гоминьдановская армия оказалась разделённой на части, занимая оборону на нескольких участках. Одна группировка обороняла Шанхай-Нанкинский район, другая — границу между провинциями Шэньси и Сычуань, третья — прикрывала доступ в провинции Ганьсу, Нинся и Синьцзян, четвёртая — район Уханя, пятая по распоряжению Чан Кайши была эвакуирована на Тайвань.

В начале мая армия Линь Бяо перешла в наступление на Ухань и 11 мая штурмом взяла город. Затем она двинулась на Шанхай, и 25 мая шанхайский гарнизон прекратил сопротивление. В северо-западном Китае войсками Не Жунчжэня и Пэн Дэхуая в начале мая был взят Тайюань, а затем части армии Пэн Дэхуая осадили Сиань и очистили от гоминьдановцев южную часть провинции Шэньси.

25 августа части 1-й полевой армии под командованием Пэн Дэхуая заняли Ланьчжоу (центр провинции Ганьсу, а 5 сентября — Синин (центр Цинхая).

Гоминьдановское правительство во главе с Ли Цзунжэнем обосновалось в Чунцине. В его распоряжении находилось 450 тысяч солдат и офицеров под командованием Бай Чунси. Против них в августе начала наступление армия Линь Бяо, которая ворвалась в Чанша и, преследуя отступающего противника, достигла провинции Гуандун.

1 октября 1949 года в Пекине было провозглашено образование Китайской народной республики, но на юге Китая война продолжалась. 8 октября войска коммунистов ворвались в Гуанчжоу, а вскоре вышли к Гонконгу, на побережье Южно-Китайского моря и к Тайваньскому проливу. Разгромив группировку Бай Чунси, в начале ноября коммунисты, преследуя отступающих гоминьдановцев, овладели провинциями Сычуань и Гуйчжоу. За два дня до занятия Чунцина коммунистами гоминьдановское правительство американскими самолётами эвакуировалось на Тайвань. Десятки тысяч дезорганизованных гоминьдановских солдат и офицеров в беспорядке отходили на юг через Куньмин к границам Бирмы и Французского Индокитая. В декабре 1949 года капитулировала группировка гоминьдановских войск в Юньнани. После этого около 25 тысяч отступавших гоминьдановцев вошли в пределы Индокитая, где были интернированы французской колониальной администрацией. В конце декабря 1949 года коммунистами был взят Чэнду. В октябре 1949 года коммунистические войска не встретив сопротивления вошли в Синьцзян. Весной 1950 года был освобождён остров Хайнань. Осенью 1950 года части НОАК вошли в Тибет, и 23 мая 1951 года было подписано «Соглашение по мирному освобождению Тибета».

См. также

• Японо-китайская война (1937—1945)
• Список войн XX века
• Шанхайский экспресс (фильм, 1932)
• Во имя чести
• Китайская Советская Республика

Литература

• Непомнин О. Е.  История Китая. XX век. — М.: Институт востоковедения РАН, 2011. — 722 с. — ISBN 978-5-89282-445-3.
• Новейшая история Китая: 1928—1949 / Гл. ред. М. И. Сладковский. — М.: Наука, 1984. — 439 с.
• Пэн Дэхуай.  Мемуары маршала. — М.: Воениздат, 1988. — 384 с. — ISBN 5-203-00153-7.
• Тихвинский С. Л.  Путь Китая к объединению и независимости. 1898—1949. — М.: Восточная литература, 1996. — 575 с. — ISBN 5-01-002298-2.

Отрывок, характеризующий Гражданская война в Китае

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.