Китайский дворец

Достопримечательность
Китайский дворец
Китайский дворец. Южный фасад
Страна	Россия
Город	Ломоносов, Санкт-Петербург
Архитектурный стиль	Рококо
Автор проекта	Антонио Ринальди
Основатель	Екатерина II
Строительство	1762—1768 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810305024
Сайт	[peterhofmuseum.ru/ Официальный сайт]

Китайский дворец — дворец, расположенный в юго-западной части дворцово-паркового ансамбля «Ораниенбаум» (г. Ломоносов). Был построен по проекту архитектора Антонио Ринальди в 1762—1768 гг. для императрицы Екатерины II. Является частью ансамбля Собственной дачи в Ораниенбауме. Своё название получил благодаря тому, что его несколько интерьеров отделаны в китайском стиле (шинуазри), что было в то время очень модным.

В 1852—1853 гг. южный фасад был перестроен (появился второй этаж) по проектам А. Штакеншнейдера и Л. Бонштедта. Как музей дворец открыт в 1922 году.

Из всех построек Ораниенбаума середины XVIII века (дворец Петра III, павильон Катальной горки) именно в Китайском дворце стиль рококо (который в России нигде, кроме Ораниенбаума, не получил распространения) проявил себя наиболее полно. В этом, наряду с абсолютной подлинностью дворца (Ораниенбаум в годы Великой Отечественной войны фашистами захвачен не был, в отличие от остальных пригородов Санкт-Петербурга), заключается его уникальность.

В сентябре 2011 года после реставрации было открыто 4 зала — Большая антикамера, Зал муз, Голубая гостиная и Стеклярусный кабинет.

История создания

Ораниенбаум, имение князя А. Д. Меншикова, после его опалы в 1727 году находилось в ведении Канцелярии от строений. В 1743 году императрица Елизавета Петровна дарует эти земли вместе со всеми постройками своему племяннику и наследнику престола Великому князю Петру Федоровичу, будущему императору Петру III. Здесь для него строится потешная крепость Петерштадт, а в крепости — дворец (по проекту А. Ринальди). После женитьбы Петра Федоровича на немецкой принцессе Софии Фредерике Августе Ангальт-Цербстской (в православии Екатерине Алексеевне) в Ораниенбауме обосновывается малый великокняжеский двор.

Ещё будучи Великой княгиней, Екатерина II замышляет построить в Ораниенбауме дачу для увеселений.

Мне пришла фантазия развести себе сад в Ораниенбауме... Я принялась чертить планы и разбивать сад, и так как в первый раз занималась планми и постройками, то все выходило у меня огромно и неловко. В разбивке сада мне помогал ораниенбаумский садовник Ламберти

Став императрицей, она уже 1 сентября 1762 года (то есть спустя 2 месяца после восшествия на престол) издала указ об отпуске денег на строительство Собственной дачи, архитектором которой становится Антонио Ринальди. Основные работы были завершены в середине 1770-х гг.

Ансамбль Собственной дачи

По замыслу Ринальди, ансамбль Собственной дачи должен состоять из двух частей — регулярной и пейзажной. В восточной регулярной части располагались основные парковые сооружения (Каменное зало, Китайский дворец, павильон Катальной горки). Большая западная часть была близка пейзажному «английскому» парку. При всем этом четкая граница между ними отсутствовала, одна часть как бы плавно переходила в другую.

Композиция восточной части говорила об отходе от типа регулярных парков, характерных для XVII—XVIII веков. В таких парках обязательно существовала одна или несколько центральных аллей, подходивших к центральной части главного дворца. Тройная липовая аллея, главная ось Собственной дачи, отходящая от Каменного зала, выходит на Китайский дворец не к его центру, а к восточной части. Таким образом, перспектива дворца с центральной аллеи не видна. В западной части был устроен лабиринт фигурных прудов с шестнадцатью небольшими островами, соединенных между собой подъемными мостиками. На островках располагались пять маленьких беседок.

В 1766 году из Венеции для Собственной дачи были получены скульптуры, выполненные итальянскими мастерами Д. Маркиори, И. Морлейтром и Джузеппе Торетти (работы этих скульпторов можно также найти в Большом Гатчинском дворце (горельефы) и в Дворцовом парке Гатчины (скульптуры))

Таким образом, если в регулярной части существовали особенности, роднящие её с пейзажным парком, то и в пейзажной части легко отыскать черты регулярного стиля. Это связано с тем, что в середине XVIII века в архитектуре происходил постепенный переход от барокко к классицизму. Это отразилось не только в облике дворцов Ораниенбаума, но и в планировке его парка.

Проявление стиля рококо в ораниенбаумских постройках А. Ринальди проступает не в отдельных деталях, а в совокупности черт этого стиля. Оно ярко выражено как в фасадах и планах дворцов, так и в декоре помещений.

• Контраст наружного облика и внутренней отделки

Все постройки Ринальди отличаются строгостью и простотой внешнего облика и одновременно роскошью, изысканностью, разнообразием внутреннего убранства.

• Большие размеры застекленных дверных и оконных проемов

Соединение интерьера и окружающей природы — испытанный прием стиля рококо.

• Различие обработки интерьеров

Форма и отделка каждого помещения различны в зависимости от его назначения. Более того, мебель и прочие предметы декоративно-прикладного искусства — часть декора именно данного интерьера. Недаром в Китайском дворце мебель чаще всего изготовлена специально для какой-либо комнаты по эскизам Ринальди (архитектора и одновременно декоратора помещений).

Эти три черты в некоторой степени объясняют удивительную гармоничность интерьеров Китайского дворца, его связанность как к с внешним обликом, так и с близлежащим прудом и парком.

Архитектура Китайского дворца

Китайский дворец стоит на невысоком выступающем стилобате, который образует своеобразную террасу. Она облицована пудостским камнем и гранитом. С запада и востока к жилым помещениям, расположенных в ризалитах, примыкают партерные садики. Они ограждены ажурными металлическими решетками.

Дворец протянулся по оси запад — восток и в плане представляет собой букву П. Его фасады имеют различное архитектурное решение. До наших дней в неизменном виде сохранился лишь северный фасад (с южного фасада в XIX веке был надстроен второй этаж).

Северный фасад выглядит более торжественно и нарядно. Центр его выделен в виде ризалита овальной формы с четырьмя пилястрами. Выступ завершен фронтоном и фигурным аттиком барочного типа. На нем установлены три белые декоративные скульптуры (в XVIII веке кровля дворца окаймлялась балюстрадой с вазами и статуями). По осям трех скульптур расположены окна-двери с полуциркульными завершениями. Такие же дверные проемы расположены в боковых ризалитах дворца. Их завершают сандрики с рельефным орнаментом — раковиной и гирляндами.

Южный фасад, обращенный к пруду, выглядит совсем по-другому. К зданию пристроены два сильно выступающих ризалита, которые предназначались для жилых покоев. В XVIII веке ризалиты образовывали собой миниатюрный дворик, в центре которого находился вход во дворец. Однако в 50-е годы XIX века с южного фасада по проектам архитекторов А. Штакеншнейдера и Л. Бонштедта был надстроен второй этаж. Тогда же появилась и застекленная галерея в первом этаже. С востока и запада к торцовых частям дворца были пристроены небольшие помещения — антикамеры.

Судьба дворца после 1917 года

В 1925 году дворцы и парки были переданы Музейному отделу Ленинградского отделения Главнауки и подчинены Управлению Петергофскими дворцами-музеями и парками. Китайский дворец — единственный из построек Ораниенбаума, превращенный в музей до войны. Остальные здания сдавались в аренду Лесотехническому техникуму, «Заготзерну» и другим конторам. В 1935 году Ораниенбаум был взят под государственную охрану как уникальный историко-культурный комплекс. На парк был распространен режим запретной зоны — на его территорию было практически невозможно попасть. В 1940 этот режим был снят и Ораниенбаум получил свою собственную администрацию.

В годы Великой Отечественной войны Ораниенбаум, находящийся на территории так называемого Ораниенбаумского плацдарма, не был разрушен фашистами в отличие от других пригородов Ленинграда. На территории парка располагалась 48-я Ордена Октябрьской Революции Краснознаменная Ропшинская Стрелковая дивизия им. М. И. Калинина под командованием генерала Сафонова, которая взяла на себя охрану всего дворцово-паркового ансамбля.

В годы войны Китайский дворец был законсервирован, музейные ценности были эвакуированы (часть — в Новосибирск и Сарапул, часть — в уже оказавшийся в блокадном кольце Ленинград по т. н. «малой дороге жизни» (Ораниенбаум — Бронка — Кронштадт — Лисий Нос), где экспонаты хранились в Исаакиевском соборе. В частности, в подвалах Исаакиеского собора хранились стеклярусные панно. Позже, из-за их плохого состояния они были перемещены на хранение в Эрмитаж.

Сам Китайский дворец в годы войны не получил каких-либо серьёзных повреждений от обстрелов, за исключением снаряда, попавшего во второй этаж дворца. Выставочные помещения и интерьеры от этого снаряда не пострадали. Однако, по воспоминаниям очевидцев, состояние дворца при этом было довольно плачевным:

Стекла окон были выбиты... Через щели ставен и разбитые стекла в залы дворца навьюжило остатки снега. Теперь он таял на полу, и паркет, насытившись влагой, поднимался во многих местах буграми... Великолепные издания по искусству в виде книг, таблиц. гравюр валялись на полу среди множества фарфоровых ваз, мебели, мраморных изваяний. Все навалом было собрано в Большом зале - имущество музейщики готовили к эвакуации, но вывезти не успели.

В 1946 году дворец после незначительных реставрационных работ вновь открывается как музей. Это имело огромное значение для послевоенных пригородов Ленинграда — в то время, как другие дворцы лежали в руинах, Китайский дворец принимал посетителей и вселял веру в восстановление других пригородов.

Реставрационные работы во дворце

С самого первого времени своего существования Китайский дворец постоянно страдал от сырости. Антонио Ринальди, вероятно, не сумел точно оценить суровый северный климат и высокую влажность либо не рассчитывал на долгое бытование дворца и строил его больше как парковый павильон, нежели жилое помещение. Уже с 1770-х гг. проводятся многочисленные реставрационные работы во дворце. Первыми от сырости пострадали полы из искусственного мрамора. Их заменили на паркетные, ныне существующие. Десятилетие спустя была проведена реставрация живописи, располагавшейся во дворце.

В начале XIX века вновь реставрируются полы (но уже паркетные) под руководством архитектора Л. Руски. В середине XIX века при перестройке южного фасада велись также ремонтные работы. Опять ремонтируются полы во всех комнатах, а также мебель. В Стеклярусном кабинете проводится замена мозаичного пола на паркетный с сохранением первоначального рисунка. В Будуар переносится ореховая отделка из Орехового покоя на половине Екатерины II, а в Ореховом покое заново отделываются стены и на них располагаются 11 портретов придворных дам Екатерины работы художника Ж. де Сампсуа.

В 1870—1890-е гг. реставрационные работы продолжаются под началом архитектора Г. Г. Прейса. В этот период первоначальную отделку XVIII века частично теряют Гардеробная и Голубая гостиная. В это же время ремонтируется дренажная система, каменный настил вокруг дворца и балюстрада на крыше. В начале XX века снова реставрируется паркет.

Следующий этап реставрации связан уже с бытованием дворца как музея (с 1922 года). В 1924 году реставраторы Эрмитажа начинают работу с живописью, находившейся в тяжелом состоянии. Реставрацию прошли плафоны, десюдепорты и полотна Г. Гроота, портреты П. Ротари и Ж. де Самсуа (Jean-François Samsois). Также работы затрагивают роспись западной стены Зала муз, полная реставрация которого заканчивается в 1940 году.

В период 1947—1949 гг. ведутся работы в Передней, Гардеробной, Розовой гостиной, Штофной опочивальне, Будуаре. Эти интерьеры открываются для посетителей в 1949 году. Годом позже окрашиваются фасады дворца, реставрируются кованые решетки партерных садиков. В начале 60-х гг. XX века реставрируется Большой зал и Зал Муз. Вновь проводятся работы с паркетными полами.

В 1980 году в Большом зале вместо утраченного в годы войны плафона работы Д. Б. Тьеполо «Отдых Марса» на перекрытии появился плафон «День, прогоняющий ночь» С. Торелли (он был получен из Мраморного дворца).

С 2007 года во дворце ведутся реставрационные работы, результатом которых стало открытие четырех залов (Большая антикамера, Голубая гостиная, Стеклярусный кабинет, Зал муз) дворца в сентябре 2011 года (300-летний юбилей Ораниенбаума). Помимо косметической реставрации, проводятся масштабные инженерно-дренажные работы с целью недопущения подтекания грунтовых вод в подвалы дворца.

С 8 декабря 2010 года по 20 марта 2011 года отреставрированные стеклярусные панно из Стеклярусного кабинета дворца экспонируются на выставке в Государственном Эрмитаже, специалисты которого работали над уникальными панно в течение полутора лет. По словам генерального директора ГМЗ «Петергоф» Е. Я. Кальницкой, Стеклярусный кабинет стоит в одном ряду с Янтарной комнатой Большого дворца в Царском селе, с той разницей, что стеклярусные панно — подлинник середины XVIII века.

Интерьеры

Общая характеристика внутренней отделки

1 — Передняя 2 — Гардеробная Половина Павла: 3 — Розовая гостиная 4 — Штофная опочивальня 5 — Будуар 6 — Кабинет Павла Парадная анфилада: 7 — Зал муз 8 — Голубая гостиная 9 — Стеклярусный кабинет 10 — Большой зал 11 — Штукатурный покой 12 — Малый Китайский кабинет 13 — Большой Китайский кабинет Половина Екатерины II: 14 — Китайская опочивальня 15 — Камерюнгферская 16 — Портретная 17 — Кабинет Екатерины II.

Для внутреннего убранства парадных построек XVIII века характерна анфиладная система расположения комнат. Есть анфилада и в Китайском дворце, однако она занимает лишь среднюю часть здания — её образуют Зал муз, Голубая гостиная, Стеклярусный кабинет, Большой зал, Штукатурный покой, Малый Китайский кабинет и Большой Китайский кабинет. В ризалитах южного фасада дворца расположены жилые комнаты Екатерины II (Китайская опочивальня, Камерюнгферская, Портретная, Кабинет Екатерины II) и Великого князя Павла Петровича (Розовая гостиная, Штофная опочивальня, Кабинет Павла, Будуар). Ещё две комнаты — Передняя и Гардеробная — связывают интерьеры половины Павла (восточной) с Большим залом. Всего во дворце 17 помещений.

Каждый интерьер во всех своих деталях совершенно самостоятелен, благодаря этому в Китайском дворце нет ощущения бесконечности парадной галереи. Для всех комнат характерен синтез живописи, декоративной скульптуры и всех видов прикладного искусства — гармонично объединены монументально-декоративная живопись, лепка, облицовка, наборные паркеты, позолота, резьба, декоративные ткани.

Орнаментальная лепка дворца белая, низкого рельефа. Применение позолоты по сравнению с интерьерами барочных дворцов работы Растрелли (в Петергофе, Царском селе) весьма незначительно. Она лишь сопровождает основной рисунок лепки, подчеркивая главные детали. Основу лепных композиций везде составляет растительный орнамент: они составлены из стилизованных гирлянд, цветов и листьев.

Живопись (плафоны, картины, росписи) в основном представлена крупными итальянскими мастерами: С. Бароцци, С. Торелли, Д. Маджотто, Г. Дицциани, Д. Б. Питтони. Тематика характерна для рококо — мифология, аллегория, пасторали. Наблюдается постепенный отход от темных, насыщенных по цвету плафонов на потолочных перекрытиях. В Китайском дворце плафоны выполнены в бледно-розовых, голубых, желтых, сиреневых тонах и часто имеют необычную форму.

Мебель во дворце полностью отвечает характеру отделки помещений. Чаще всего это выполненные на заказ для определенного интерьера гарнитуры. Также в коллекции мебели присутствуют уникальные экземпляры, изготовленные в Японии и Китае в XVII—XVIII вв.

Наборные паркеты

Особую ценность представляют собой наборные паркеты дворца, созданные в 60-70-е годы XVIII века. Они выполнены по рисункам Ринальди русскими столярами под руководством европейских мастеров-иностранцев. Первоначально в большей части комнат полы были из искусственного мрамора, но десятилетие спустя после окончания постройки дворца мрамор был заменен на паркет с сохранением первоначального рисунка. На щиты, собранные из сосновых досок рыбьим клеем наиклеивались вырезанные по узору плашки цветного дерева толщиной 5-8 мм. Породы дерева использовались самые различные — это клен, липа, береза, груша, орех, яблоня, сосна, ольха, дуб, а также дорогостоящие «заморские» сорта дерева: лимонное, табачное, черное эбеновое, амарант, розовое и красное сандаловое дерево, самшит, палисандр, тис, туя и др.

В технике наборов паркетов использовались приемы маркетри и интарсии. Применялись также резьба и выжигание, а также подкраска и подкуривание (закапывание в горячий песок до побурения древесины). В цветовой гамме паркетов преобладают теплые охристые и красновато-коричневые оттенки. Основа композиций так же, как и в лепке — растительный орнамент.

В. Г. Клементьев условно делит паркеты дворца на три категории. Первая — это темный фон паркета и преобладание в нем темных экзотических видов дерева разных оттенков. Типичный пример паркета первой группы — это Большой зал, где только центральная часть пола выполнена в светлой гамме, а по направлению к стенам идет усиление насыщенности цвета дерева. Вторая категория — это светлый фон и преобладание свелых тонов древесины. Таких интерьеров большинство (Зал муз, Розовая гостиная, Штофная опочивальня и др.). К третьей категории он относит паркетные полы маленьких помещений — Кабинеты Екатерины II и Павла, Китайской опочивальни. По характеру рисунка эти паркеты очень близки, однако композиционное решение их различно. Основная черта этих рисунков пола — это отсутствие жестких рамок строго продуманной композиции (и главная причина этому — небольшие размеры комнат).

Многими исследователями отмечается уникальность полов Китайского дворца: паркеты XVIII века такого высокого художественного уровня сохранились в России лишь в нем. Это единственные в своем роде, не имеющие аналогов ни в европейских, ни в русских дворцах наборные полы.

Передняя

Передняя расположена в центре южного фасада дворца и в XVIII веке являлась неким вестибюлем — первой комнатой при входе во дворец. В XIX веке после пристройки крытой застекленной галереи её стали использовать как столовую. Комната в плане представляет собой квадрат, её стены затянуты холстами с росписью маслом. Это живопись неизвестного художника XIX века, заменившая утраченные росписи С. Торелли. На северной стене справа и слева от дверного проема — орнаментальные росписи с пучками зелени и цветами, выполненные С. Бароцци.

Паркет середины XIX века полностью повторяет собой рисунок паркета XVIII века. Некоторые детали рисунка пола перекликаются с лепным убранством потолка, что придает интерьеру завершенность. Подлинная отделка XVIII века — лепной декор падуг и потолка — выполнена с использованием характерного для стиля рококо растительным орнаментом, с введением мотивов рокайля, листьев аканта. Роспись потолочного плафона «Аполлон и Искусства» выполнена С. Торелли.

Интерьер дополняют два резных золоченых стола русской работы середины XVIII века.

Гардеробная

Гардеробная следует за Передней и с запада примыкает к Розовой гостиной, связывая половину Павла Петровича с парадным входом во дворец. В XVIII веке комната использовалась соответственно её названию, но при этом известно, что позже она служила также библиотекой и буфетной.

Центральная часть потолка украшена плафоном «Суд Париса» работы С. Бароцци. Сюжет античных мифов использован и в двух десюдепортах — «Венера и Марс» и «Геркулес и Омфала». Оба живописных панно работы неизвестного итальянского художника XVIII века. Из сохранившейся первоначальной отделки — убранство стены над камином. Здесь использована изысканная резьба с позолоченной намазной лепкой.

Паркет по сравнению с остальными комнатами Китайского дворца имеет более упрощенный и однообразный рисунок, в котором преобладают геометрические формы. Это связано с тем, что пол был заменен в 1819 году, но первоначальный рисунок при этом не сохранился. В. Г. Клементьев отмечает, что паркет, как и отделка падуг в технике гризайль, выполнен во второй половине XIX века.

Половина Павла

Розовая гостиная

Розовая гостиная находится на половине Павла, поэтому в XVIII веке она называлась Детской, а также Живописным антиком. Это название обусловлено тем, что в 1767 году Серафино Бароцци расписал стены маслом на тему развалин римского города Геркуланума. Росписи были заменены на бумажные обои в середине XIX века, а в 1894 году стены затянули розовыми холстами. Интерьер получил название Розовой гостиной.

Из подлинной отделки сохранились лепка падуг и потолка и плафон «Диана и Аврора» художника Г. Дицциани. На стенах висят портреты Екатерины II (кисти П.Ротари, а также копия с картины В. Эриксена) и лейб-медика И. Г. Лестока.

Штофная опочивальня

Эта парадная спальня следует сразу за Розовой гостиной. Своё название она получила, когда в XVIII веке стены спальни были затянуты бледно-зеленым штофом. Сейчас в интерьере использована ткань, помещенная сюда в середине XIX века. Рисунок штофа представляет собой серебристую извилистую дорожку, перевитую белыми и розовыми цветами на бледно-зеленом фоне. Мебель, входящая в убранство интерьера, а также каминный экран затянуты тканью с тем же рисунком.

Опочивальня разделена на две части, меньшая из которых — альков. Он украшен изысканной резьбой с цветочных и растительным мотивами. Эта часть спальни декорирована с использованием также и военной атрибутики — боевые знамена, трубы, стрелы — что соответствовало назвачению помещени для наследника престола Павла. В центре алькова на стене висит его детский портрет работы художника А. П. Антропова.

Потолок украшает плафон Д. Маджотто «Урания, обучающая юношу», паркет же, в многом перекликающийся с лепкой потолка и резным украшением алькова, считается одним из лучших во дворце. Он выполнен из ореха, палисандра, самшита, лимона, березы и черного дерева.

Северную стену украшают уникальные образцы вышивки синелью и стеклярусом по соломке. Представленные семь композиций работы русских мастериц демонстрируют редчайший вид декоративно-прикладного искусства, появившегося во Франции в эпоху рококо. На фоне золотистой рисовой соломки представлены сцены охоты, сельской жизни на лоне природы и пасторальные сцены. Композиции небольшого размера; они заключены в деревянные золоченые рамки.

Будуар

Будуар в XVIII веке назывался Живописным кабинетом — стены были затянуты холстами с живописью. В 50-е годы XIX века сюда из Камерюнгферской (из половины Екатерины II) переносятся ореховые резные панно. Ими и сейчас декорированы стены комнаты.

Ореховые панно, подлинная отделка XVIII века, в центре украшены живописью, выполненной C. Бароцци. В деревянные панели включены три живописных полотна — аллегорические картины «Музыка», «Живопись» и «Драма», выполненные тем же художником, что и плафон на потолке Будуара — Якопо Гуарана. Несмотря на это, считается, что вертикальные линии и темные тона ореховых панно вступают в противоречие светлому и свободному убранству потолка. Таким образом, перенос панно из одного помещения в другое лишь исказил первоначальный замысел Ринальди.

Кабинет Павла

Рядом со Штофной опочивальней (со стороны алькова) расположен кабинет. Это очень небольшое помещение с окнами в южной и западной стенах. В конце XIX — начале XX века комнату использовали как ванную. Изолированность кабинета Павла от остальных помещений Китайского дворца — результат переделок 1853 года, когда в нем заделали дверь, ведущую в Будуар (наглухо заделанный кирпичом дверной проем был обнаружен в 1964 году).

Стены декорированы холстами с росписями, исполненныеми С. Бароцци. В росписи введены небольшие накладные композиции на мраморных и деревянных дощечках с резными фигурками из мыльного камня, пейзажами и иероглифами (Китай, XVIII—XIX вв.). Потолок имеет форму полусферы, в его центре — плафон работы Г. Дицциани «Математика». Сложный рисунок паркета частично перекликается с лепкой на потолке.

Парадная анфилада

Зал муз

Зал муз по своему архитектурному решению и сохранности принадлежит к числу лучших дворцовых интерьеров XVIII века. Он открывает парадную анфиладу залов Китайского дворца. В планировке Зал муз симметричен Большому Китайскому кабинету в западной части дворца. Убранство Зала подчинено одной теме — содружество искусств.

Это помещение овальной формы, с большими застекленными окнами-дверями. Несколько вытянутые пропорции делают его похожим на галерею — неслучайно в XVIII веке зал назывался Живописной галереей. В отделке господствуют плавные линии — это скругленные углы и пологие своды потолка, полуциркульные завершения окон-дверей.

Более позднее название зала, сохранившееся и теперь, обусловлено тем, что на стенах изображены девять муз — Терпсихора, Каллиопа, Урания (восточная стена), Эвтерпа, Клио (южная стена), Талия, Мельпомена (западная стена), Полигимния и Эрато (северная стена). Росписи стен выполнены С. Торелли с помощью темперных красок. Музы изображены в простенках между окнами на розово-лиловом или светло-голубом фоне; каждая живописная композиция обрамлена золоченым и белым лепным орнаментом. Изящная отделка стен согласована с лепным и живописным убранством потолка, с плафоном (также работы С. Торелли). На плафоне изображена Венера, восседающая на облаке и окруженная амурами и тремя грациями. Этот плафон, наряду с росписями стен, был необычайно высоко оценен скульптором Фальконе в его письме к Екатерине II.

Паркет Зала муз относится исследователями к одним из наиболее удачных по рисунку во всем дворце. Центральный медальон его выделяется на фоне березы. По контрасту его края набраны из красного дерева с золотистым отливом и украшены длинными листьями камыша-рогоза. Ослабление цвета идет от середины к краю композиции. Мягкий переход к центральной плоскости медальона выполнен из ореха. Композиция по периметру заканчивается фризом из красно-коричневого палисандра, а на нем по краям представлены музыкальные инструменты — атрибуты муз. В скругленных углах сложные нарядные композиции из золотисто-розового дерева. Использован также клен, подкрашенный медным купоросом для придания зеленоватого оттенка. Рисунок паркета отличается изысканностью цвета и высоким мастерством исполнения. Мотивы орнамента отвечают тематике зала. Светлые тона паркета соответствуют общему розовато-голубоватому колориту этого нарядного, полного света и воздуха помещения, решенного в типичных формах рококо. Полы в Зале муз выполнены в 1772 году группой русских столяров под руководством И. Петерсена.

Именно в Зале муз проходили балы и приемы XVIII и XIX веков, устраивавшиеся в Ораниенбауме. Его отделкой восхищались шведский король Густав III, император Иосиф II, прусский король Фридрих Вильгельм III.

В интерьере зала присутствуют три скульпуры — это мраморные бюсты Клеопатры и Лукреции венецианской работы XVIII века и группа «Мальчик на дельфине» (копия с работы скульптора Л. Лоренцетти).

Последняя реставрация Зала была закончена в 2011 году.

Голубая гостиная

Название гостиной происходит от отделки интерьера шелковой голубой материей, которой были декорированы стены до 1860-х гг. В это время обветшавшая ткань была заменена на росписи на холстах художника А. Бейдемана. Это «Тритон и Нереида», а также копии известных эрмитажных произведений «Мадонна с куропатками» А. ван Дейка и «Похищение Европы» Ф. Альбани. От первоначальной отделки сохранились дюседепорты, лепка на потолке, плафон «Время, похищающее Истину» и паркетный пол, рисунок которого — один из изящнейших во дворце.

Стеклярусный кабинет

Самым знаменитым покоем Китайского дворца является Стеклярусный кабинет, сохранивший подлинную отделку 1760-х годов. Стены комнаты декорированы двенадцатью стеклярусными панно. Это холсты, на которых сделана вышивка стеклярусом, изготовленном на мозаичной фабрике, основанной в окрестностях Ораниенбаума (в Усть-Рудице) русским ученым М. В. Ломоносовым. На фоне стекляруса синелью (ворсистым шелком) вышиты сложные композиции с изображениями фантастических птиц, растений, порхающих бабочек среди не менее фантастического пейзажа. Долгое время считалось, что панно были изготовлены во Франции по эскизам французского орнаменталиста Жана Пильмана, однако сейчас установлено, что они были вышиты девятью русскими золотошвеями (А.Андреева, А. Логинова, Т. и Л. Кусовы, П. и М. Петровы, А. Петрова, К. Данилова, М. Иванова) под руководством бывшей французской актрисы при русском дворе Марии де Шель (де Шен). При этом автором рисунков к панно является С. Бароцци, который также выполнял росписи в павильоне Катальной горки. В той же технике (вышивке синелью по стеклярусному фону) выполнен каминный экран кабинета. На одной его стороне изображена корзина с цветами и фруктами, а на другой — птица на фоне двух китайских пагод.

Панно заключены в рамы с золоченой резьбой, имитирующей стволы деревьев, увитых листьями, цветами и гроздями винограда. Золочение выполнено в различной технике (матовой и блестящей), что дает эффект дополнительного объема.

Рисунок паркета середины XIX века повторяет рисунок мозаичного пола (бывшего в Стеклярусном кабинете изначально), который был набран из смальт с Усть-Рудицкой фабрики М. В. Ломоносова. При этом средняя часть паркета решена в форме квадрата, в то время как плафон на потолке овальный. Д. А. Кючарианц, исследователь творчества А. Ринальди в России, замечает, что такое несоответствие убранства пола и потолка для Ринальди несвойственно, и первопричиной считает то, что мозаичный пол был сделан по крайней мере на 10 лет позже, чем было завершены работы по внутренней отделке в самом Стеклярусном кабинете.

Стеклярусный кабинет — уникальный образец интерьера XVIII века. После реставрации, проведенной сотрудниками Эрмитажа, стеклярусные панно вновь обрели свой первоначальный вид — они были почищены от слоя пыли и грязи, с вышивки синелью были удалены позднейшие красочные наслоения, а стеклярусные трубочки закреплены (так как с течением времени они начали осыпаться).

Большой зал

Большой зал служит композиционным центром дворца. Он предназначался для торжественных приемов, поэтому его отделка решена в более строгом стиле, чем остальных комнат. Зал в плане представляет собой овал, что породило ещё одно его название — Круглый.

Значительная часть стен зала свободна от какого-либо декора, и это не случайно. Стены обработаны искусственным мрамором различного цвета — этот материал сам по себе имеет достаточный декоративный эффект, при этом не создавая чрезмерную насыщенность в цвете и отделке. Строгость и торжественность помещению также придают окна-двери и колонны. Наличие колонн делает интерьер в некоторой степени классицистическим. На восточной и западной стенах над дверями в Штукатурный покой и Стеклярусный кабинет расположены десюдепорты, в центре которых — мраморные барельефные изображения Петра I и Елизаветы Петровны. Их исполнила М.-А. Колло, ученица Э. Фальконе, по специальному заказу Екатерины II. Барельефы включены в медальоны овальной формы, сделанные из красных и голубых смальт.

Надкаминные живописные панно «Похищение Ганимеда» и «Юнона» исполнены С. Торелли. Над дверью в Переднюю в белой лепной раме находится картина неизвестного итальянского художника XVIII века «Селена и Эндимион».

Гладкая поверхность стен контрастирует с изящной потолочной лепкой, сплошь покрывающей высокие падуги и потолочное перекрытие. Лепной декор, состоящий из ветвей, гирлянд цветов, венков, птиц почти полностью отражается в рисунке паркета. Однако если в убранстве потолка преобладают светлые тона, то пол в основном выполнен из темных пород дерева (светлым выделен только центр комнаты).

Убранство Большого зала завершал пафон «Отдых Марса» работы выдающегося живописца венецианской школы Дж. Б. Тьеполо, утраченный в годы Великой Отечественной войны. Его место в 1980 году занял плафон, написанный С. Торелли, «День, прогоняющий ночь» из Мраморного дворца в Санкт-Петербурге.

Штукатурный покой

Штукатурный покой, или Сиреневая гостиная (названа по цвету стен), примыкает к Большому залу с запада. В противоположность ему комната имеет камерный характер. Убранство интерьера представляет собой типичный декор стиля рококо.

Основным элементом декора здесь выступает обильная золоченая лепка на стенах и потолке (именно поэтому комнате дано такое название — Штукатурный покой). В композиционный строй включена живопись на любовную тему — это «Венера и Адонис» П. Ротари, «Анжелика и Медор» работы крупного итальянского живописца Дж. Чиньяролли (сюжет взят из поэмы Л. Ариосто «Неистовый Роланд»), «Селена и Эндимион» в исполнении С. Торелли. Картины взяты в прямоугольные профилированные рамы и окружены лепным растительным орнаментом. Живописные десюдепорты «Тоскующий Марс» и «Венера», также работы С. Торелли, согласуются по цвету с наборными поверхностями дверей и дополняют интерьер.

Потолочное перекрытие, центральная часть которого в форме эллипса заглублена, образует своеобразный купол. Это делает комнату выше и просторнее. Плафон «Встреча Орфеем Солнца» исполнен венецианским художником Ф. Цуньо.

См. также

• Ораниенбаум (дворцово-парковый ансамбль)
• Потешная крепость Петерштадт
• Дворец Петра III
• Антонио Ринальди
• Ломоносов (город)
• Государственный музей-заповедник «Петергоф»
• Петергоф (дворцово-парковый ансамбль)
• Дворцово-парковые ансамбли пригородов Санкт-Петербурга

Литература

• Гусаров А. Ю. Ораниенбаум. Три века истории. — СПб., 2011. — ISBN 978-5-93437-329-1.

Ссылки

• [peterhofmuseum.ru/ Официальный сайт ГМЗ «Петергоф»]
• [www.museum.ru/M120 ГМЗ «Ораниенбаум» на портале «Музеи России»]
• [www.spb-guide.ru/lomonosov.htm Музей-заповедник «Ораниенбаум»: фотографии, информация для туристов]
• [www.oranienbaum.org/ ГМЗ «Ораниенбаум»] (неофициальный сайт)
• [www.nasledie-rus.ru/podshivka/7003.php «Сокровища Ораниенбаума» (Судьба пригорода С.-Петербурга начиная с XVIII в.)]
• [www.ostankino-museum.ru/museum/kollegam/materialy-nauchnykh-konferentsiy/doklady/syasina.php Т. С. Сясина Штофная опочивальня Китайского дворца в Ораниенбауме. Проблемы реставрации и музеефикации интерьера.] // музей-усадьба «Останкино»

Отрывок, характеризующий Китайский дворец

– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.