Китайский дракон

Китайский дракон (кит. трад. 龍, упр. 龙, пиньинь: lóng, палл.: лун) — в китайской культуре символ доброго начала ян (в отличие от дракона европейского) и китайской нации в целом, прочно ассоциирующийся со стихией воды. В честь дракона установлен ежегодный праздник драконьих лодок.

По китайским поверьям, змей-лун обитает в реках, озёрах и морях, но способен взмывать и в поднебесье. В нём отчетливо проступают следы божества влаги и дождя, первоначально связанного с культом плодородия. Ритуалы по вызыванию дождя не обходились без изображений дракона уже в VI в. до н. э. Раннюю систематизацию знаний о драконах, с критическим заключением, выполнил Ван Чун (1 век н. э.) в трактате «Лунь хэн» 論衡 (гл. Лун сюй 龍虛).

Лун — один из двухсот тысяч разновидностей персонажей китайского театра теней, и он не меняется веками.

Описание

Внешне китайского дракона описывают через подобия: голова верблюда, рога оленя, глаза демона, шея змеи, чешуя карпа (чешуй должно быть 81 или 117), когти орла, лапы тигра и уши коровы. Однако на изображениях часто заметно расхождение с этим описанием. На голове драконов находится их важнейшая принадлежность — шишка на макушке, благодаря которой они могут летать без крыльев. Однако её на изображениях можно увидеть нечасто.

Размеры китайских драконов — от метра до более 300 метров у Великого Цзянь-Тана.

Самки китайских драконов откладывают яйца, но некоторые детёныши вылупляются через тысячу лет. Их рождение сопровождается разгулом стихии: мощными метеорными потоками, грозами и крупным градом.

Китайцы разделили драконов на группы, в которых каждая порода имеет свои отличительные характеристики. Появились четыре главных брата-дракона Лун-ван: Ао-Куан, Ао-Цзюнь, Ао-Шунь и Ао-Цинь.

Основные породы дракона следующие:

• Тяньлун — Небесный дракон, который охраняет чертоги богов и возит их на колесницах.
• Фуцанлун — Дракон скрытого сокровища, который стережёт под землёй драгоценные камни и металлы и волнует землю вулканами.
• Дилун — Земляной дракон, который заведует морями и реками.
• Инлун — Божественный дракон, от которого зависят погода, ветер, дождь и который гремит с неба громом.

Последние два вида дракона в народном воображении срослись в фигуры царей драконов, которые имеют тело человека и голову дракона. Живут они в морях на востоке (Восточно-Китайское море), юге (Южно-Китайское море), западе (Индийский океан) и севере (вероятно, Байкал).

Другие породы драконов: цзюлун — чешуйчатый дракон (синий), инлун — дракон с крыльями, цзюлун с рогами (синий), безрогий чжилун (красный, белый и зелёный), паньлун, связанный с землёй. Китайские драконы могут быть также чёрного, белого, красного или жёлтого цвета, среди которых последний считается главнейшим. Каждый дракон рождается из золота того же цвета, что и его шкура. Возраст дракона также можно определить по цвету шкуры. Жёлтым, красным, белым и чёрным драконам — тысяча лет, синим — восемьсот.

Драконы могут менять свои формы, в том числе принимать человеческий облик. По верованиям китайцев, их отпугивают или контролируют листья кельрейтерии метельчатой (мелии иранской), пятицветная шёлковая нить, воск, железо или многоножка.

Значение

Как царь животных, дракон служил символом императорской власти. Согласно китайскому преданию, Жёлтый император на исходе жизни обратился в дракона и взмыл в небеса. У настоящего императора должна быть родинка в форме дракона. Императорский трон многих династий назывался троном дракона. Во времена династии Цин китайский дракон украшал государственный стяг. За ношение одежды с фигурами дракона простолюдин подлежал смертной казни.

Применение в медицине

В конце 80-х годов XX века жители маленькой деревни в провинции Хэнань в Китае обнаружили скелет зауропода, который приняли за кости дракона. В соответствии с традиционными рецептами они стали варить из останков похлёбку для детей, страдающих судорогами и головокружениями, а также размалывали кости в порошок и прикладывали к ранам и переломам. По их убеждениям, это действительно помогало, и на местном рынке активно шла торговля: «драконьи кости» продавались на развес по 4 юаня (около 14 рублей) за килограмм. Однако когда об этом узнал профессор Института палеонтологии позвоночных и палеоантропологии Китайской академии наук Дун Чжимин, разразился скандал. Крестьяне, осознавшие, что употребляли в пищу животное, жившее 85-100 млн лет назад, испугались и передали остатки скелета учёным.

Девять сыновей дракона

К XVI веку китайские авторы объединили несколько созданий, некоторые из которых уже давно появлялись в китайской скульптуре или декоративно-прикладном искусстве, под общим названием «Девять сыновей дракона» (龙生九子). Существует несколько вариантов этого списка. По одной традиции, представленной в книге «Шэнъань вайцзи» (升庵外集) поэта Ян Шэня (1488—1559), сыновья дракона, в порядке старшинства, перечисляются следующим списком:

Название	Характеристики	Пример
Биси (赑屃, bìxì)	Биси любит носить тяжести, и поэтому на него ставят стелы.
Чивэнь (螭吻, chīwěn)	Чивэнь любит глотать, и поэтому его помещают на концах конька крыши, чтобы он проглатывал все дурные поветрия. Чивэнь популярный элемент архитектурного декора Китая
Пулао (蒲牢, pulao)	Пулао любит кричать, и поэтому за него вешают колокола, а также вырезают его на гонгах.
Биань (狴犴, bì'àn)	Биань могуч и любит юстицию, и поэтому его помещают над тюремными дверьми.
Таоте (饕餮, tāotiè)	Таоте — загадочное древнее чудовище, которое любит есть, и чья маска появляется на сосудах для жертвоприношений династий Шан и Чжоу.
Бася (𧈢𧏡, bāxià)	Бася любит воду, и поэтому его помещают на опорах мостов, у источников, и пр.
Яцзы (睚眦, yázì)	Яцзы — хищный зверь, который любит убивать, и поэтому им украшают рукоятки холодного оружия.	см. [traditions.cultural-china.com/en/13T1371T2151.html прорисовку]. [www.webcitation.org/6CWoVqHhx Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012].
Суаньни (狻猊, suānní)	Суаньни любит сидеть, и поэтому его обычно помещают сидящим у ног Будды или бодхисатвы.
Цзяоту (椒图, jiaotu)	Цзяоту похож на морскую раковину и не любит, чтобы его беспокоили; поэтому его помещают на дверные ручки или пороги.

Цзюню и би-ся вырезали на струнных инструментах и литературных табличках, а цзинь — на балках мостов.

См. также

• Лун-ван
• Корейский дракон — ближайший родственник китайского
• Монгольский дракон
• Фэнхуан — воплощение женского начала
• Река Чёрного дракона — китайское название Амура
• Кетцалькоатль
• Шэнь 蜃, мифический китайский дракон, порождающий миражи
• Лунхай
• Лун (фамилия)

Литература

• Hayes, L. Newton; Sec, Fong F. [books.google.com/books?id=2W9vqDryEB8C The Chinese Dragon]. Kessinger Publishing, 2003.
• Bates, Roy. Chinese Dragons. Oxford University Press, 2002.
• Кобзев А. И. «[www.synologia.ru/a/Лун Лун]. [www.webcitation.org/6CWoXVcb5 Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012].» (synologia.ru)
• Де Фиссер М. В. [dragons-nest.ru/def/Dragon.pdf Дракон в Китае и Японии]. [www.webcitation.org/6CWoYxGtD Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012]. (русский перевод книги: de Visser, Marinus Willem (1876—1930). [www.archive.org/details/cu31924021444728 The dragon in China and Japan]. [www.webcitation.org/6CWoa5MrW Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012]. Amsterdam: J. Müller, 1913)
• Ступникова В. В. Дракон в зеркале чэнъюев. Обзор чэнъюев с образом дракона: таблица // [www.ifes-ras.ru/images/abook_file/people_and_culture_of_the_east-2014.pdf Человек и культура Востока: Исследования и переводы – 2012 / Сост. и отв. ред. В. Б. Виногродская. М.: ИДВ РАН, 2014.] С. 321—329; 330—352. — ISBN 978-5-8381-0275-1

Отрывок, характеризующий Китайский дракон

Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.