Китайский рок

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Китайский рок
Направление:

Рок

Истоки:

американский рок, сибэйфэн, цю гэ

Место и время возникновения:

1980-е

Родственные:

C-pop

Китайский рок (кит. упр. 中国摇滚, пиньинь: Zhōngguó yáogǔn; также 中国摇滚音乐, пиньинь Zhōngguó yáogǔn yīnyuè, букв. «китайская музыка „качайся-и-крутись“» или «китайский рок-н-ролл») — жанр музыки, возникший под влиянием американской культуры. Используемые инструменты — как правило, современные, иногда с включением традиционных китайских.





История

Северо-западный ветер (1980-е годы)

Китайский рок берёт своё начало в музыкальном стиле «северо-западный ветер» (西北风, пиньинь xīběifēng), впервые появившемся в континентальном Китае[1]. К появлению нового стиля привели две песни, «Синьтянью» (信天游) и «Ничего за душой» (一无所有). В обеих ощущалось сильное влияние песенных традиций северной провинции Шэньси в сочетании с по-западному быстрым темпом, сильным ритмом и крайне агрессивными басовыми партиями. В противоположность мягкому стилю кантопоп песни «северо-западного ветра» исполнялись громко и с напором. Они стали воплощением в музыке широкомасштабного культурного движения за «поиск корней» (寻根, xungen), проявившегося также в литературе и кинематографе.

Многие песни «северо-западного ветра» имели сильный политический подтекст, включая аллюзии или пародии на революционно-коммунистические песни, такие как «Наньнивань» (南泥湾) и «Интернационал» (国际歌). Эта музыка отражала растущее среди китайской молодёжи чувство неудовлетворённости, а также влияние западных идей индивидуализма и самовыражения. Как музыка, так и стихи отражали присущее северо-западному крестьянству чувство гордости за собственную мощь. Такие песни, как «Смело вперёд, сестра!» (妹妹你大胆的往前走) отражали «почвенный», первобытный, патриархальный уклад материкового Китая в противоположность «слащавому» стилю гантай.

Тюремные песни (1988—1989 гг.)

«Тюремные песни» (囚歌) приобрели популярность в 1988—1989 годах, одновременно с «северо-западным ветром». Начало течению положил Чи Чжицян (迟志强), писавший стихи о своём пребывании в тюрьме и подбиравший к ним мелодии из народных мотивов. В противоположность песням «северо-западного ветра», «тюремные песни» отличались медленным ритмом, «жалобным» исполнением и часто описывали отрицательные социальные роли. Другой характерной чертой являлось частое использование ненормативной лексики и общий дух отчаяния и цинизма. Нонконформистские ценности стиля нашли отражение в таких песнях, как «Мамаша редкостно тупа» и «Ни капли масла на тарелке». Главной причиной популярности «тюремных песен» стала накопившаяся в 1980-х годах в китайском обществе усталость от идеологизированной эстрады и бесконечных официальных докладов и выступлений. Наибольшую популярность «тюремные песни» снискали у городской молодёжи, а «покровителями» жанра стали частные антрепренёры, в то время — преимущественно выходцы из маргинальных групп населения.

Рождение китайского рока (1984)

Местом рождения китайского рока можно считать Пекин[2]. В столице музыка была пронизана политическими идеями и открыта для разнообразного влияния извне страны.

Большую часть 1980-х гг. рок состоял преимущественно из «живых» выступлений в маленьких барах и гостиницах. Основными слушателями оставались студенты университетов и представители богемы. К началу 1990-х годов китайский рок частично слился с культурой мейнстрима, оставаясь при этом всё тем же сочетанием «северо-восточного ветра» и «тюремных песен».

Первой китайской рок-композицией была, вероятно, «Ничего за душой», впервые исполненная в 1984 году Цуй Цзянем, которого часто называют «отцом» китайского рока. Песня привнесла в постреволюционный Китай полностью новый дух, сочетающий индивидуализм с прямым и открытым самовыражением. Вскоре она стала символом разочарования, владевшего поколением молодой интеллигенции с его разрушенными иллюзиями, растущим цинизмом в отношении коммунизма и критикой традиционной и современной китайской культуры. Для старшего поколения песня стала, скорее, символом невыполненных обещаний правящего режима.

Весной 1989 года «Ничего за душой» стала фактически гимном студенческих протестов на площади Тяньаньмэнь. Кроме того, в мае-июле того же года были образованы три известных китайских группы: «Дыхание» (Huxi, 呼吸), «Кобра» (眼镜蛇) и «1989» с её лидером Цзан Тяньшо (臧天朔). Созданные ранее рок-группы включали «Непогрешимые» (Budaoweng 不倒翁), созданную Цзан Тяньшо и бывшим ритм-гитаристом «Династии Тан» (Tang Chao, 唐朝) Дин У (丁武), и, возможно, самую известную среди китайских рок-групп — «Чёрная пантера» (Hei Bao 黑豹), первоначально возглавляемую пионером китайской альтернативной музыки Доу Вэем (窦唯).

Расцвет китайского рока (1990—1993 гг.)

После событий на площади Тяньаньмэнь рок стал неотъемлемой частью городской молодёжной культуры в Китае. Датой частичного выхода рок-музыки из андерграунда можно считать 17 и 18 февраля 1990 года, когда в пекинском Дворце спорта, одном из самых больших залов города, прошёл крупнейший в истории китайского рока концерт. На сцену вышли шесть групп, среди которых — «ADO» Цуй Цзяня и «Династия Тан» (唐朝). Критерием, по которому организаторы отобрали участником концерта, стала «оригинальность» — в сущности, наличие западного духа.

Китайский рок достиг вершины своей популярности в 1990—1993 годах. В это время были основаны десятки новых групп, а концерты стали проводиться на регулярной основе. Поскольку государственные средства массовой информации, такие как CCTV, не приняли рок-музыку, главной формой выступления по-прежнему оставались небольшие концерты, проходившие в неформальной обстановке.

Главными отличительными чертами последователей рок-субкультуры стали их неформальное поведение и стиль одежды, включавший длинные волосы у мужчин, джинсы, украшения из серебристого металла, чёрные кожаные плащи. Своим беззаботным стилем поведения поклонники китайского рока в значительной степени напоминали хиппи.

Закат «северо-западного ветра» и одновременный подъём рок-музыки отражали сдвиг, произошедший в сознании многих представителей китайской интеллигенции. Ностальгия переросла в открытое неприятие и чувство отчуждения от китайской традиционной и «сельской» культуры.

Закат рока (1994)

К 1994 году китайский рок начал медленно угасать. Сказалась жёсткая цензура коммунистической партии, запрет на передачу рока на телевидении и ограничение выступлений[2]. В то же время, первопричиной заката рок-музыки стал упадок интереса к политической жизни в целом. Людей стало больше интересовать повышение своего дохода и уровня жизни. Международный культурный обмен, стимулируемый ростом экономической открытости страны, и радикальный переход музыкальной индустрии на коммерческую основу привели к тому, что в середине 1990-х гг. на прилавках появились импортные записи, в частности, из Гонконга и Тайваня. За исполнителями кантопопа, такими, как Энди Лау, стояли сильные звукозаписывающие фирмы, способные поддерживать своих артистов и извлекать прибыль из киноиндустрии и рекламы, которые обычно отвергали китайский рок-музыканты. Кроме того, уровень цензуры, которой подвергался кантопоп, был значительно ниже, поскольку гантай-культура всегда была независима от материка.

Многие рок-музыканты, такие как Тянь Чжэнь и Сюй Вэй, приспособили своё творчество к требованиям кантопопа и добились коммерческого успеха. По западным стандартам их музыку можно классифицировать как восточный кантри-рок. Другие, как эксцентричный панк Хэ Юн, жёстко сопротивлялись кантопоп-культуре и её подражателям на континенте.

В 1995 году несколько молодых панк-групп («Brain Failure», «Reflector», «A Jerks» и 69) выпустили альбом под названием «Контингент Уляо», («无聊军队», более точный перевод — «Батальоны тоски»), отражающий тоску и разочарование, царящие среди горожан. Ведущая роль в процессе создания альбома принадлежала «Brain Failure», наиболее успешной из этих групп, которая со своим смешанным, состоящим из ска и панка звучанием, продолжает проводить концертные туры. Тексты пишутся на английском языке — чтобы передать то, что на китайском выразить невозможно, и в подражание зарубежным музыкантам.

Знаменательным стало совместное выступление сорокадвухлетнего Цуй Цзяня с The Rolling Stones в 2003 году, открывшее китайский рок как жанр для остального мира.

Возрождение (2000 г. — наши дни)

В 2000—2004 на рок-сцене появились пост-панк и экстрим-метал, определённую популярность также приобрели Visual kei и готик-рок.

В 2004—2005 гг. группа «Beijing’s Joyside» провела свой первый концертный тур по городам Китая. В поездке их сопровождал американский режиссёр Кевин Фриц, проводивший съёмки своего фильма «Wasted Orient». Фильм был выпущен на DVD в 2007 году компанией «Plexifilm»[3]. Лента является китайской интерпретацией документального фильма «Закат западной цивилизации» американского режиссёра Пенелопы Сфирис. «Wasted Orient» в комической манере обыгрывает трудности, связанные с попыткой провести концертный тур по стране, в которой не так-то много поклонников рок-музыки. Текущий состав группы (Бянь Юань, Лю Хао, Фань Бо, Ян Ян и Синь Шуан) показан утопающим в алкоголе, представляя собой одновременно смешное и угнетающее зрелище. В фильм также была включена музыка группы, что принесло ей известность. В целом фильм аполитичен и не включает попыток сделать всеобъемлющие социальные выводы. Хотя сама группа не является широко известной в стране, фильм представил китайский рок нового тысячелетия в его первозданном виде.

Режиссёр Кевин Фриц:
Фильм «Wasted Orient» — лишь то, что он есть на самом деле. Он честен. Это настоящее положение дел в китайском роке. В фильме нет обаяния и прикрас. В фильме много грязи. Он наполнен отчаянием. Очень нежеланная картина для этого общества, и это объясняет апатию зрителей

Пекинская музыкальная школа «Миди» и музыкальный фестиваль «Миди»

Другим важным шагом в развитии китайского рока стала Пекинская музыкальная школа «Миди». Будучи основана в 1993 году Чжан Фанем, она стала первым учебным заведением в Китае, предлагающим программы обучения для исполнителей джаза и рок-музыки.

Фестиваль современной музыки «Миди», впервые проведённый в 1999 году, первоначально ограничивался рамками школы, но со временем развился в крупнейший рок-фестиваль Китая. Фестиваль проводится ежегодно, собирая до 80 тыс. зрителей и более 100 исполнителей.

В 2006 году школа и фестиваль дали возможность 18 зарубежным группам выступить на своей концертной площадке и провести тур по стране. Среди гостей фестиваля были такие группы, как «Alev», «Monokino», «Yokohama Music Association», «The Wombats» и др.[4]

Помимо школы «Миди», туры для таких групп, как «Edguy», «Lacrimosa» и «Hatesphere» сумел провести журнал «Painkiller Heavy Music Magazine».

Олимпийские игры 2008 года и Сычуаньское землетрясение

Значительным препятствием для музыкальной сцены в целом стала отмена нескольких запланированных событий, предшествующих Олимпиаде — 2008, в том числе в связи с Сычуаньским землетрясением. Фестиваль «Миди—2008» был перенесён на октябрь[5]. Выступление группы «Soilwork»[6] пришлось отменить, поскольку музыканты не смогли получить виз, и запланированный в Чунцине этап культурной программы «German Esplanade» был прекращён организаторами[7].

Сычуаньское землетрясение в целом оказало огромное влияние на музыкальную сцену Китая и дало начало десяткам благотворительных мероприятий и концертов в память о погибших.

Исполнители

Сольные

Группы

  • 1989
  • «阿修羅» (а сю ло, кит. «Асура»)
  • «轮回» (луньхуэй, кит. «Опять»)
  • «Anodized»
  • «Baboo»
  • «Black Box»
  • «黑豹» (хэй бао, кит. «Чёрная пантера»)
  • «腦濁» (нао чжо, кит. «Сбой мозга»)
  • «Carsick Cars»
  • «Cavesluts»
  • «Splash»
  • «眼镜蛇» (яньцзиншэ, кит. «Кобра»)
  • «冷血动物» (лэнсюэ дунъу, кит. «Холоднокровные»)
  • «冷酷仙境» (лэнку сяньцзин, кит. «Холодная сказочная страна»)
  • «子曰» (цзыюэ, кит. «Конфуций говорит…»)
  • «Dzap Dau Dau»
  • «秋天的虫子» (цютянь дэ чунцзы, кит. «Осенние насекомые»)
  • «花儿乐队» (хуа юэдуй, кит. «Цветы»)
  • «青蛙乐队» (цинва юэдуй, кит. «Лягушки»)
  • «鲍家街43号» (баоцзя цзе 43 хао, кит. «Улица Баоцзя, 43»)
  • «Gemini» (简迷离, цзяньмили)
  • «挂在盒子上» (гуа цзай хэцзы шан, кит. «Держаться за ящик»)
  • «幸福大街» (синфу дайцзе, кит. «Счастливая авеню»)
  • «…Huh!?»
  • «胡同拳头» (хутун цюаньтоу, кит. «Кулак Хутуна»)
  • «无限音» (у сянь инь, кит. «Бесконечный звук»)
  • «Joyside»
  • «交工樂隊» (цзяо гун юэдуй, кит. «Группа трудового обмена»)
  • «左右» (цзо ю, кит. «Лево и Право»)
  • «木马» («MUMA»)
  • «超载» (чаоцзай, кит. «Перегрузка»)
  • «与非门» (юйфэймэнь, «NAND»)
  • «新裤子» "« (синь куцзы, кит. „Новые брюки“)
  • „盘古“ („Pangu“, иногда также — PunkGod)
  • „Ping Pung“
  • „PK14“
  • „Proximity Butterfly“
  • „后海大鲨鱼“ (кит. „Королевская акула“)
  • „反光镜“ (фаньгуанцзин, кит. „Рефлектор“)
  • „废墟“ (фэйсюй, кит. „Руины“)
  • „二手玫瑰“ (эршоу мэйгуй, кит. „Роза секонд-хенда“)
  • „病蛹“ (бинъюн, кит. „Больные личинки“)
  • „银色灰尘“ (иньсэ хуэйчэнь, кит. „Серебряный пепел“)
  • „清醒“ (цинсин, кит. „Трезвые“)
  • „窒息“ (чжи си, кит. „Удушье“)
  • „春秋“ (чунь цю, кит. „Весна и осень“)
  • „超级市场“ (чаоцзи шичан, кит. „Супермаркет“)
  • „唐朝“ (тан чао, кит. „Династия Тан“)
  • „麦田守望者“ (майтянь шоуванчжэ, кит. „Над пропастью во ржи“)
  • „Total Maverick Decadence“ (TMD)
  • „The Last Successor“
  • „战斧“ (чжаньфу, кит. „Томагавк“)
  • „扭曲的机器“ (нюцюй дэ цзици, кит. „Скрученная машина“)
  • „什么“ (шэньмэ, кит. „Что?“)
  • „野孩子“ (е хайцзы, кит. „Дикие дети“)
  • „木推瓜“ (му туй гуа, кит. „Деревянная папайя“)
  • „妖“ („Яо“)
  • „夜叉“ (еча, „Якша“)
  • „Zen“
  • „葬尸湖“ (цзан ши ху, „Zuriaake“)

Напишите отзыв о статье "Китайский рок"

Примечания

  1. Garofalo, Reebee. [1992] (1992). Rockin' the Boat: mass music and mass movements. South End Press. ISBN 0-89608-427-2
  2. 1 2 Jones. Andrew F. [2001] (2001). Yellow Music — CL: Media Culture and Colonial Modernity in the Chinese Jazz Age. Duke University Press. ISBN 0-8223-2694-9
  3. WastedOrient. «[www.wastedorient.com/4.html WastedOrient].» Wasted Orient: The Official Rock n' Roll Film of Joyside. Retrieved on 2007-04-10.
  4. www.rockinchina.com/cms/index.php?option=com_content&task=view&id=161&Itemid=28
  5. [wiki.rockinchina.com/index.php?title=Midi_Music_Festival_2008 объявление об отмене фестиваля]
  6. [wiki.rockinchina.com/index.php?title=Soilwork_in_Beijing предварительное объявление]
  7. [wiki.rockinchina.com/index.php?title=German_Esplanade_Chongqing_2008 объявление об изменениях в программе]

Ссылки

  • Jones, Andrew F. (1992). Like a Knife: Ideology and Genre in Contemporary Chinese Popular Music. Ithaca, New York: East Asia Program, Cornell University.
  • Wong, Cynthia P. (2005). „Lost Lambs“: Rock, Gender, Authenticity, and A Generational Response to Modernity in the People’s Republic of China.» Ph.D. dissertation. New York, New York: Columbia University, 2005.
  • Brace, Timothy L.(1992). [magnoliaarts.com/brace.pdf« Modernization and Music in Contemporary China: Crisis, Identity, and the Politics of Style."] Ph.D. dissertation. Austin, Texas: University of Texas, 1992.
  • Steen, Andreas. Der Lange Marsch des Rock’n’Roll, Pop- und Rockmusik in der Volksrepublik China. Berlin: LIT Verlag. ISBN 3-8258-2941-3

Компиляции

  • 2003 — [www.beijingband.com/ Beijing Band 2001: New Rock Bands from the People’s Republic of China]. Kemaxiu Music.

Ссылки

  • [wiki.rockinchina.com/index.php?title=Band_Forming_Timeline Хронология формирования групп с 1984 года (на английском)]
  • [wiki.rockinchina.com/index.php?title=Chinese_Records_Timeline Хронология всех китайских рок-записей за последние 20 лет (на английском)]
  • [www.yaogun.com/ База данных о китайском роке] (на японском, частично на английском)
  • [www.rockinchina.com/ Рок в Китае] (подробные сведения о китайском роке на английском языке)
  • [wiki.rockinchina.com/ Rock in China — Wiki] (Система wiki на английском языке, посвящённая китайскому року)
  • [en.painkillermag.com/ Heavy Metal Magazine from China: Painkiller Mag]
  • [www.cluas.com/columns/beijing-beat/ Beijing Beat] Регулярная колонка на «Chinese Music Scene»
  • [www.myspace.com/liveattheforbiddencity Live at the Forbidden City] воспоминания музыканта и автора Денниса Ри об истории китайского рока

Радиостанции, транслирующие китайский рок

  • 华流另类AllChinaAlternative www.live365.com/stations/bluemonty2

Аудиозаписи

  • [www.kuow.org/defaultProgram.asp?ID=11757 Интервью с Деннисом Ри о раннем китайском роке], KUOW, 9 ноября 2006 года

Видеозаписи

  • [www.fabchannel.com/coldfairyland Видеопоток концерта «Cold Fairyland» в Амстердаме]
  • [www.fabchannel.com/secondhandrose Видеопоток концерта «Second Hand Rose» в Амстердаме]
  • [www.fabchannel.com/zuoxiaozuzhou Видеопоток концерта «Zuoxiao Zuzhou» в Амстердаме]

См. также

Отрывок, характеризующий Китайский рок

Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.