Китайцы и варвары

Это статья преимущественно об идеологии. Подробнее о современной внешней политике см. Внешняя политика Китайской Народной Республики; по истории вопроса см. также en:Foreign relations of imperial China)

Разделение на китайцев и варваров (華夷之辨) — концептуальное различие, повлиявшее на формирование идеологии китаецентризма в культурах Восточной Азии.

Терминология

Единого термина, аналогичного западному понятию «варвар» в доимперский период не существовало, как не было и этнического понятия «китаец»: среди царств Восточного Чжоу, входящих в китайскую культурную сферу западные (Чжоу, Цинь — см.ниже) и южные (У, Юэ и Чу) считались варварскими или полуварварскими (напр, Ши цзи, 《天官書》: 秦、楚、吳、越，夷狄也), в дипломатических беседах и трактатах подчеркивалось, что варварство — противоположность Чжоускому ритуалу, воплощению культуры «Серединных царств». Любопытно, однако, что понятие «варварства» было продуктом конкретной исторической ситуации. Так, по отношению к Чу оно зафиксировано в эп. Воюющих царств, но отсутствует в предшествующий период Весны и Осени. По отношению к Цинь оно возникает только в поздний период Воюющих царств, когда Цинь громко заявляет о себе на политической арене.

Эволюция соответствующих представлений отразилась в многочисленных исторических терминах, обозначающих «варваров»: доминирующим, с негативным подтекстом, стали и 夷 (тж. «четверо и» 四夷) или и-ди 夷狄. При этом и обладал множеством значений, среди которых современные словари выделяют такие как «мирный, спокойный, радостный». Именно оно, вероятно, фигурирует в имени чжоуского И-вана 周夷王, 9 в. до н. э. Выражение чоу-и 醜夷 используется в Ли цзи в значении «напарник, ровня» (在醜夷不爭), в то время как в поздней имперской литературе у него появляется значение «варвары, инородцы». В древнекитайском языке иероглиф и та же использовался в значении ши 尸 («труп», тж. символическая фигура, представляющая предков в ритуалах с их предполагаемым участием — см. en:Shi (personator)), что, возможно, объясняется омонимией. По предположению А.Шюслера, и восходит к австро-азиатскому корню, обозначающему «море».

Понятие жун 戎, обозначавшее варваров и, одновременно, целый ряд военных реалий, стало выражением противоположности между сферами культуры (Китай, мир, конструктивность, вэнь 文) и военной мощи (варварство, война, деструктивность, у 武).

Популярность ху 胡 и фань 番/蕃 (см. ниже, Ранние империи и Цин) отразилась в китайских названиях музыкальных инструментов среденеазиатскго происхождения (эрху, хуцинь), овощей (морковь — «варварская репа» 胡萝卜, томат — «варварский баклажан» 番茄) и проч.

Неолитические культуры

Археология

С закреплением археологической дисциплины в Китае 1 пол. 20 в. доминирующее значение получила концепция Фу Сыняня 夷夏东西说, согласно которой развитие китайской цивилизации происходило между двумя культурными полюсами: западным, Ся 夏 (предшественник китайской культуры, спекулятивно сопоставленный с культурой Яншао) и восточный, И 夷 («варварская зона» — культура Луншань).

С открытием Мяодигоу (1959), демонстрирующим преемственность этих культур, концепция Фу была опровергнута. Ей на смену пришла теория «единого очага» (К. С. Чан и др.), более соответствующая традиционной китайской историографии.

Доминирующей ныне является теория «регионализма», закрепившаяся с возобновлением исследований после «Культурной революции» (Су Бинци и др.): яркие археологические свидетельства высокой культуры на территориях, традиционно считавшихся «варварскими» (см. Культура Хуншань, en:Niuheliang, Саньсиндуй) наводят на мысль, что классическая китайская цивилизация развивалась плюралистически.

Культура Эрлитоу, иногда отождествляемая с Ся, демонстрирует признаки обширных торговых контактов.

Цивилизация Эрлиган, засвидетельствованная открытиями Паньлунчэн, позволяет предположить, что местные правители держали в подчинении этнически отличающееся население (бронзовый стиль соответствует находкам Эрлиган и заметно отличается от местного керамического стиля).

Двумя наиболее самобытными культурами, развивавшимися параллельно с Шан, признаны Сансиндуй (Сычуань) и Синьгань (Цзянси).

Среди примеров регионального взаимодействия: распространение сосудов типа дин и доу: из культур Давэнькоу и Даси в остальные регионы; распространение колесниц из северных регионов в Шан (известны начиная с периода ок. 1200 до н. э., прежде всего по раскопкам в Иньсюй. С эп. Чжоу управление колесницей фигурирует в составе классической программы образования аристократов, см. Шесть искусств); взаимопроникновение артефактов между Шан и северными кочевниками; распространение колокольной культуры из южных регионов в Чжоу.

Филологические свидетельства

Древнекитайский язык относится к сино-тибетской языковой группе. Детали развития тибетских языков (как вероятное раннее ответвление от прото-китайских, либо источник влияния на последние) не поддаются реконструкции.

Письменные памятники, свидетельствующие о языковых контактах между различными языковыми группами, большей частью относятся к средним векам. Однако косвенные свидетельства исследователи получают, сравнивая китайскую передачу «варварских» географических названий, а также из источников по древним диалектам (Фанъянь, отчасти Шовэнь).

• Австроазиатские языки представлены народностями Юэ. В 1996 Пуллейблэнк выдвинул предположение, что варвары-и говорили на языке австроазиатской группы.

• Тохарские языки (индоевропейская ветвь): носители жили в таримском бассейне (совр. Синьцзян). По предположению С.Пигготта, этот регион мог стать каналом распространения в Китае колесниц.

Мифология, ранние свидетельства традиционной историографии

Описание первых же правителей глубокой древности сопровождается отчётом об их столкновениях с варварами. См. Ди-Ку (帝嚳). С другой стороны, Чжуаньсюй 顓頊, внук «предка всех китайцев» Жёлтого Императора, упоминается также как отец Цюаньдоу 驩兜, вождя народности саньмяо 三苗, и предок правящих домов царства Цинь («Ши цзи», 秦之先，帝顓頊之苗裔孫) и Чу (см. en:Jilian, а также en:Fengsu Tongyi 楚之先出自帝顓頊).

Шан (ок. 1700—1027 до н. э.)

В гадательных надписях упоминаются походы против племен, окружавших Шанское царство: туфан 土方, гуйфан 鬼方, вэй 危, жэнь 人 и др. Понятие фан 方 предположительно начинает обозначать жителей периферии, разделенных по сторонам света. Частые переезды двора, отсутствие гос. границ в современном смысле делали контакты с фан важной частью культуры. Постоянным соперником Шан были племена цян 羌, пленники которых использовались в государственных жертвоприношениях. Утверждается, что слово цян выступало как обобщающее название для «варваров» и рабов.

Вступая в дипломатические контакты, соседние племена превращались в вассалов Шан, таким образом якобы покидая круг «враждебных». Одним из таких вассалов было г-во Чжоу, расположенное на запад от Шан: дипломатические отношения с ним чередовались военными действиями. Усилившись, оно положило конец шанской династии.

Несмотря на пиетет, которым пользуется культура Чжоу в конфуцианстве, она иногда называется варварской даже в классических доимперских источниках, прошедших стадию ханьского редактирования (см. «Мэн-цзы» ниже). Конфуций (ок.551-479 до н. э.), потомок Шан, в эп. Вёсны и Осени являет собой пример интеллектуальной интеграции, утверждая культуру Чжоу как высочайший образец цивилизации Поднебесной.

Зап. Чжоу (1027—771 до н. э.)

Закладываются основания «ритуала» — церемониально-этической системы, которая будет отличать китайцев от варваров (а также аристократа от простолюдина; позднее также интеллектуала от дикаря).

Главными соперниками Чжоу выступают

• кочевники жун 戎: предполагается, что названия цюань-жун 犬戎 (en:Quanrong), цюань-и 犬夷, кунь-и 昆夷 относятся к ним же.
• племена Сяньюней: впервые упоминаются в 823 до н. э. (возможно, одно из жунских племён)

«Бамбуковые анналы» упоминают о приёме народа Ююэ 於越 Чэн-ваном в 1040. Идет ли речь о представителях народов Юэ или У-Юэ, остаётся неясным.

Вост. Чжоу (770—221 до н. э.)

Варвары описваются как животные, не знающие культурных норм (Цзо чжуань, Ми, 1; Си, 24). Однако они же периодически выступают военными союзниками и торговыми партнёрами. Одна из жен чжоуского Сян-вана (годы правления 651—619 до н. э.) происходит из ди 狄 (см. другие примеры в этой вики-статье).

В трактате Гуань-цзы упоминается восточно-иранский народ юэчжи. См. также Луши (царство) 潞氏.

По утверждению некоторых китайских учёных, идея физического бессмертия была привнесена в китайскую культуру в этот период варварами ди (Сюй Чжуншу zh:徐中舒, 1898—1991) или цян (Вэнь Идо, 1899—1946). Однако Юй Инши 余英時 (р.1930) выражает сомнение по поводу этих гипотез, считая, что соответствующее понятие развилось естественным путём из чаяний долголетия.

По утверждению «Люй син» (гл. 25 в сборнике «Шан шу»), Мяо были первыми в использовании ряда телесных наказаний, таких как отрезание носа 劓 и ушей 刵, кастрация 椓 и позорная татуировка 黥 (苗民弗用靈，制以刑，惟作五虐之刑曰法。殺戮無辜，爰始淫為劓、刵、椓、黥。)

Вёсны и Осени (722—453 до н. э.)

В 649—648 жуны атакуют столицу Чжоу (Цзо чжуань, 11-12 гг. Си)

Один из будущих гегемонов (ба 霸), Вэнь-гун царства Цзинь (правл.636-628), рожден от наложницы из жун. До восхождения на трон находится 19 лет в изгнании, 11 из которых проводит среди своих «варварских» родственников.

«Аналекты» утверждают, что «варварские государи — это хуже, чем полное отсутствие правителей на китайских землях» 子曰：「夷狄之有君，不如諸夏之亡也 (тем не менее, это утверждение было проинтерпретировано прямо противоположным образом в обращении Ван Даньвана к правителям Цин в позднеимперский период: «[Выгодно] отличаясь от китайцев, варвары имеют государя»).

Ваны царства У, более окультуренного по сравнению со своим южным соседом Юэ, но также некогда считавшегося варварским, выступают с заявлением о собственном родстве с домом Чжоу. Утверждается, что их род восходит к чжоусскому Вэнь-вану и т.о. по старшинству уступает только самому дому Чжоу. С заявлением подобного рода выступает Фучай в 482 до н. э. Не исключено, что царская линия отличалась по происхождению от массы собственных подданных, однако единого мнения на этот счёт до сих пор не существует.

Возможно также, что утверждение ванов У — пропаганда, в той же мере как и утверждение их соперников, ванов Юэ, о родстве с Шаоканом из полумифической династии Ся.

История вражды между царствами У и Юэ становится популярным сюжетом политического дискурса в Серединных царствах: оба соперника представляют собой культуру, чуждую «китайской», однако усиливающееся могущество У представляет для их жителей как угрозу, так и возможность партнёрства (политического, торгового, интеллектуального).

Эпоха воюющих царств

Выражение сы-и 四夷, «варвары четырёх концов света», становится нормативным для обозначения представителей иной культуры. Оно закрепляется в трактатах Мэн-цзы и Сюнь-цзы и входит в историографию династии Хань. Помимо него, используется также бином 蠻貉(貊) Мань-Мо («Чжун синь чжи дао» 忠信之道, Годянь).

Народы, относящиеся к царству Юэ, исчисляются сотней или сотнями (байюэ 百越 в «Анналах Люй Бувэя» и более поздней литературе). Ван Юэ Гоуцзянь (правл. 496—465 до н. э.) уже приводится как пример справедливого правителя, благосклонно принимающего советников и заботящегося о народе. Факт того, что речь идёт о «неокультуренных» народах, оказывается нивелирован.

Особой страницей истории становится эволюция царства Чжао 趙, находящегося на северной периферии Серединных Царств. Смерть без погребения чжаосского Улин-вана 趙武靈王 (ум.295 до н. э.) трактуется конфуцианскими моралистами как следствие его отпада от китайской цивилизации: в реформах уклада в своём владении Улин заходит настолько далеко, что принимает варварскую одежду и вводит в военный обиход кавалерию. Вдохновителем реформ Улина становится царство Чжуншань, которое, несмотря на аттрибуцию варварам байди, в свою очередь принимает понятия конфуцианской этики. О взаимоотношениях Чжао с хунну (сюнну) см. Ли Му 李牧 (ум. 229 до н. э.). См. также Виман (Кочосон) — выходец из Янь, основавший царство на территории современной Кореи.

Мэн-цзы (372—289 до н. э.) утверждает, что не только чжоуский Вэнь-ван, но и Шунь 舜 имели «варварское» происхождение, но тем не менее стали парагонами китайской культуры (舜生於諸馮，遷於負夏，卒於鳴條，東夷之人也。文王生於岐周，卒於畢郢，西夷之人也。地之相去也，千有餘里；世之相後也，千有餘歲。得志行乎中國，若合符節。先聖後聖，其揆一也。 — «Ли лоу» 離婁下,29).

Феномен царства Цинь

Во второй половине периода царство Цинь, упоминаемое в более ранних источниках редко и нейтрально, получает характеристики «имеющего сердце хищника», «подобного варварам жун и ди», «не знающего ритуальных норм». В противоположность этому, циньский Му-гун (правл. 659-21 до н. э.) упоминается Сыма Цянем как представитель Серединных царств в противостоянии с жунами. Согласно археологическим свидетельствам, Цинь на раннем этапе существования не только строго придерживалось системы ледин 列鼎, но и сохранило преверженность традиционным стандартам после «ритуальной реформы» ок. 850 до н. э., что свидетельствует о сильном влиянии культуры Чжоу. Сян-гун царства Цинь (правл. 777—766 до н. э.), способствовавший перемещению столицы Чжоу на восток, в благодарность получил от Ю-вана аристократический титул хоу и земли на Западе, на территории бывшей столицы. Таким образом, Цинь оказалось наследником материальной культуры Чжоу. Ряд свидетельств указывают на отождествление Цинь и Чжоу в религиозной и политической риторике. Таким образом, критические заявления эп. Воюющих царств о «варварстве» Цинь с большой долей вероятности можно характеризовать как пропагандистские. В свою очередь, Цинь позиционировало себя как царство, «заботящееся как о мань [варварах], так и о Ся 夏 [Серединных царствах]».

Расширяясь на юг, Цинь колонизировало территории, соответствующей совр. провинции Сычуань и, таким образом, уже выступило как политический центр относительно завоёванной периферии. Миграции и насильственная релокация населения, а также его естественный рост, внедрение новых форм управления, социальные реформы, ирригационные проекты и «железная революция» способствовали образованию новой системы социальных, административных и культурных реалий.

Ранние империи: Цинь и Хань (221 до н. э. — 220)

Объединив китайские царства, империя Цинь оказалась лицом к лицу с северными варварами ху 胡: это был новый тип соперника китайской цивилизации, с кочевым укладом жизни и высокой степенью географической мобильности. Материальным выражением разделения на китайцев и варваров стал проект Циньши-хуана по реконструкции стен, окружавших некогда автономные Серединные Царства: внутренние барьеры между царствами были снесены, а северная граница — подчеркнута объединением, укреплением и удлинением существующих стен, образовавших прототип нынешней Великой китайской стены.

Основатель династии Хань (206 до н. э.), Лю Бан, был выходцем из Чу, что сказалось на придворных вкусах «южного» толка, а также, возможно, на проникновении южных космогонических мотивов в конфуцианскую ортодоксию. Ю Сюн 鬻熊, один из ранних правителей Цзин 荆 (будущего «варварского» царства Чу), упоминается раннеимперскими источниками как учитель и сподвижник Вэнь-вана (правл. 1099—1059 до н. э.), одного из основателей культуры Чжоу. Возможно, подобные заявления были частью пропаганды Чу, аналогичной претензиям других ранних «варварских» царств на родство с чжоуской традицией.

В 111 до н. э. дин. Хань основала Дуньхуан, пограничный пост для защиты северных территорий. Сухой климат, способствовавший сохранению письменных документов, и богатые межэтнические контакты на протяжении следующего тысячелетия превратили его в уникальный культурный оазис.

Классическая формулировка имперской тактики относительно варваров принадлежит Чао Цо 晁錯 (?200-154): «Уничижение себя ради услужения сильным — это стиль мелких княжеств; объединение малых групп ради атаки на сильного — это стиль наших врагов [Сюнну]. Провокация вражды между варварскими племенами — это стиль Серединных Царств.»

• Сюнну 匈奴: NB Цзинь Миди/en:Jin Midi 金日磾 (134-86 BC), аристократ сюнну, перешедший на сторону Хань У-ди и сделавший карьеру при дворе благодаря собственной честности и преданности. Предотвратил покушение на У-ди. См. также Хуханье.
• Сяньби 鮮卑: см. Четыре ханьских округа. Новое территориальное образование эп. Хань возникает после завоевания корейского царства Кочосон в 108 до н. э. Просуществовав ок. 420 лет, оно снова выходит из китайского подчинения (см. Когурё).

«Хань шу» упоминает должность дянькэ 典客 («распорядитель гостевых приемов»), существовавшую в Цинь. Функцией её носителя было «управление всеми перешедшими на правую сторону инородцами (мань-и)» 掌諸歸義蠻夷. Оборот гуй и 歸義 («обращение», «возврат к справедливости») многократно встречается в ханьской литературе по отношению к «варварам».

«Варварам» принадлежала миссия распространения буддизма в Китае. Так, в 67 г. н. э. монахи юэчжи выполнили перевод «Сутры из 24-х глав» 四十二章經, считающейся первым буддийским памятником китайской литературы. Знаменитый переводчик Ань Шигао (поздн. Хань) происходил из Парфии.

Как отмечает Тамара Чинь (?), иностранность не всегда ассоциировалась с варварством: с одной стороны, некоторые влиятельные божества представлялись китайцам живущими на периферии китайского мира (см. Си Ванму); с другой стороны, сами же варвары сюнну имели общих с китайцами предков эп. Ся (?!).

Несмотря на милитаристическую подоплёку, ханьская идеология уделяет внимание культуре в классическом духе: Хань шу, в завершение повествования об аккультурации некитайских народов, приводит высказывание Конфуция (не известное по другим классикам) 有教亡類 — «Когда есть культурное влияние, видовые разделения уходят в небытие».

Сохранившийся литературный канон, сформированный в эп. Хань из более ранних материалов, приводит классические модели китаецентризма: пять и девять зон подчинения, уфу 五服 (Шаншу, гл.6 «Юй гун»), и цзюфу 九服 (Чжоу ли, гл. 33 «Чжифан ши») соответственно. Идеалистическое изображение варваров в хвосте чжоусской аристократической иерархии содержится в главе «Мин тан вэй» Ли цзи: эта глава открывается описанием ассамблеи чинов на приёме у Чжоу-гуна; варвары находятся вне самого зала, однако их присутствие подчёркивает размах и значимость происходящего.

Стабильность династии Хань привела к формированию этнонима, который закрепился как обозначение китайской национальности и культуры (хань).

Троецарствие, Цзинь (220—420)

Падение династии Хань привело к крупному социо-географическому сдвигу: два из трёх образовавшихся царств находились в бассейне реки Янцзы, который, для сравнения, вмещал не более четверти регистрированного населения в эп. Западная Хань. С другой стороны, север империи впервые оказался под некитайской администрацией; с этого момента бассейн реки Хуанхэ, вотчина Шан и Чжоу, оказывался под владычеством некитайских монархов 9 из 18-и последующих веков китайской истории.

Политический хаос, способствовавший миграции на юг, кульминировал в захватах бывших имперских столиц некитайскими племенами: Лоян в 331 и Чанань в 317. Между 280 и 464 зарегистрированное население в бассейне Янцзы увеличилось в пять раз. Продуктом интеллектуального освоения нового опыта стало сочинение Чжугэ Ляна (181—234) «Ту пу» 圖譜, повествующее о туземных племенах юга.

Северные соседи китайцев оказались вовлечены в качестве наёмников в Войну восьми князей. Ослабление центральной власти на севере империи позволило амбициозным лидерам некитайского происхождения (Лю Юань 劉淵) провозгласить собственные государства. Поворотной точкой стал захват Чэнду Ли Сюном 李雄 и смещение династии Цзинь на юг: эта дата считается началом эпохи Шестнадцать варварских государств 五胡十六国 (304—439). Китайское название эпохи (уху 五胡, «государства пяти варваров»: Сюнну, Сяньби, Ди 氐, Цяны 羌 и Цзе 羯) дополнительно закрепило понятие «варвар» и его обновлённую нюансировку.

Полемический даосский трактат «Хуахуцзин» (ок. 300), направленный против буддизма, подчеркивал дикость среднеазиатских варваров и просветительскую функцию Лао-цзы, который якобы стал прародителем буддизма.

Северные и Южные династии (420—581)

• Император У-ди (династия Лян) (464—549) — крупнейшая фигура эпохи, покровитель буддизма.
• Жань Минь (?-352), инициатор геноцида против народности цзе.

Последняя из династий периода, Северная Чжоу, была основана сяньби и имела смешанный «китайско-варварский» характер.

Суй — Тан (581—907)

Вэнь-ди, основатель династии Суй, будучи этническим китайцем, использует клановое имя сяньби.

«Смешанные варвары» 雜胡 (дин. Суй) — по отношению к этносу Тюркского каганата; Си 奚 (Татабы)

Тюрки-шато принимали активное участие в политической жизни Тан и последующей эпохи раздробленности (исследование этого периода в 20 в. возглавил Чэнь Инькэ: его подход ставил под вопрос шовинистическую позицию, выработанную поздней китайской историографией по отношению к некитайским народам).

В своей анти-буддийской риторике Хань Юй 韩愈 (768—824) использовал тему разделения между китайцами и варварами: сторонники модной религии, согласно его позиции, забывали учение древних царей и следовали путём варваризации.

См. также Тоньюкук (646—724).

Сун (960—1279)

Перед лицом угрозы Китаю со стороны киданей и чжурчжэней, Сунь Фу zh:孫復 (992—1057) указывал на сходство с эп. Чуньцю, однако современных «варваров» Сунь сравнивал не с инородными племенами древности, а с чжухоу — китайской аристократией, враждебной власти ванов Чжоу и, в конечном итоге, приведшей последних к политическому коллапсу.

После потери северных территорий, Чэнь Лян zh:陳亮 (1143-94), один из ирредентистов эпохи, обратился к классикам для объяснения сложившейся ситуации. По его интерпретации, падение Чжоу было вызвано смешением дао китайцев и дао варваров. В его представлении, летопись Чуньцю представляла собой руководство по внешней политике.

Согласно одной из нескольких теорий возникновения народности хакка, эта субгруппа сформировалась из китайских переселенцев с севера, завоёванного в эп. Сун, — однако не ассимилировалась, а оформилась в обособленные сообщества, которые в поздние эпохи становились источником этнических трений (см. en:Punti).

Юань (1271—1368)

Практика левирата (унаследования жен между братьями и близкими родственниками), распространенная среди кочевых народов, рассматривалась китайскими интеллектуалами как грубо нарушающая конфуцианский этос.

Сюй Хэн 許衡 (1209—1281, национальность хань) был поставлен во главу заново учрежденной Национальной Академии 國子學, где успешно выступал за сохранение конфуцианской ортодоксии.

Создавая Ханбалык (совр. Пекин), монголы сочетали китайский канон с элементами тантрического символизма (см. Амир ад-Дин).

Мин (1368—1644)

Укрепление династии Мин было сопряжено с карательной экспедицией против остатков предыдущей династии на юге. В экспедиции участвовали как китайцы хань, так и представители мусульманского этноса хуэй (см. en:Ming conquest of Yunnan). Столкновения привели к недовольству местного населения мяо и яо, которое было подавлено (Miao Rebellions).

Ведущей фигурой в подавлении волнений южных аборигенов яо и дун (zh:藤峽盜亂) в более позднюю эпоху был Ван Янмин (1472—1529), наиболее известный как представитель неоконфуцианской философии. В последующие века его учение пользовалось широкой популярностью в Японии и повлияло на формирование самурайской этики.

Минские колонисты хань сформировали местную этническую группу туньбао (туньпу 屯堡 en:Tunbao) в пров. Гуйчжоу. Её принадлежность ханьскому этносу была забыта вплоть до конца 19 века, когда японский антрополог Тории Рюдзо 鳥居 龍藏 (1870—1953) привлёк внимание к элементам ханьфу в костюмах женщин туньбао.

См. также Ван Фучжи (1619—1692).

Цин (1644—1912)

Интеллектуалы эпохи активно обсуждали опыт династии Юань, когда правление страной оказалось в руках варваров. Ван Фучжи осудил Сюй Хэна (см. выше), утверждая, что его сотрудничество с захватчиками был пособничеством культурной деградации. Согласно Вану,

Уничтожить варвара не есть бесчеловечность, ограбить — не есть несправедливость, обхитрить — не есть обман. Отчего так? Оттого, что человечность и справедливость суть нормы человеческих взаимоотношений. Они не распространяются на чужую породу.

— «Читая "Всеобщее зерцало"» (Ду Тунцзянь лунь) 读通鉴论

Однако следует отметить, что его взгдляды стали популярны не раньше начала 20 в. При жизни они оставались культурной аномалией, а его сочинения — не печатались.

Династия Цин, будучи маньчжурской, придерживалась многонациональной идеологии: подданными считались как китайцы, так и монголы, манчжуры, тибетцы и «мусульмане» (национальность хуэй). Варварами же выступали, соответственно, прежде всего, «заморские» западные пришельцы («янъи», «янжэнь», «ян гуйцзы»).

Администрация над некитайскими племенами юга выполнялась посредством местных вождей тусы 土司. По степени подчинения императорской власти китайские земли разделялись на внутренние и внешние «приграничные районы» фань 藩 fān. Для контроля в северных областях, требовавших более активного военного присутствия, было создано специальное пограничное ведомство лифань юань 理藩院.

Риторика амбивалентности в классическом понимании разделения на китайцев и варваров была успешно использована Лю Фэнлу (zh:劉逢祿, 1776—1829) в дипломатическом кризисе, вызванном недовольством вьетнамского императора Минь Манга (правл.1820—41) фактом китайского использования термина и по отношению к его государству.

В области теории, мыслители поздн. Цин были озабочены столкновением империи с Западной агрессией. См. Вэй Юань.

В 1861 году, после поражения Китая во Второй опиумной войне, Министерство ритуала, ведавшее отношениями с иностранцами в рамках «даннической системы», уступило эту функцию новому административному образованию, см. Цзунли ямэнь: данническая система принципиально не удовлетворяла требованиям современности. Сложность перехода отобразилась, например, в провальном деле «флотилии Лэя-Осборна», в котором китайская и британская стороны не смогли прийти к консенсусу насчет иностранного командования новоприобретенными кораблями. Шерарду Осборну принадлежит фраза «Представление о джентельмене под командованием азиатского варвара — абсурдно» (the notion of a gentleman acting under an Asiatic barbarian is preposterous).

Амбивалентность разделения на «китайцев» и «варваров» проявилась во время восстания Тайпинов (1850—1864), лидеры которого, выступая против чужеродной правящей династии, одновременно выступили также против конфуцианских догм. В качестве альтернативы тайпины обратились к христианской идеологии, проникшей в массы вследствие деятельности западных миссионеров.

Аньти-маньчжурская риторика (Цзоу Жун) сопровождала последние десятилетия правления Цин. Установление республиканского строя стало переломом 2-тысячелетней политической традиции, рассматриваемой приверженцами монархизма как самая суть китайской культуры.

Межнациональная агенда

Корея и Япония

Сохраняя независимость в значительные периоды истории, Корея выработала двойственное отношение к Цзицзы 箕子 (кор. 기자 Gija), полумифическому сановнику эп. Шан (см. Хунфань), который якобы получил надел на Корейской земле в эп. Чжоу.

Плодом модификации модели китаецентризма стало понятие en:Sojunghwa 소중화 (小中華), которое утверждало Корею наследницей подлинной китайской культуры. Парадоксальным образом, идеология китайского культурного доминирования была использована для преодоления китаецентризма: падение династии Мин послужило поводом утверждать (как минским лоялистам-эмигрантам, так и японским националистам), что истинным носителем китайских ценностей отныне является не Китай, но Япония.

См. также

• о высадке Сюй Фу (3 в. до н. э.) в Японии.
• Вокоу 倭寇 — японские пираты (уничижит. «карлики»)

Вьетнам

Царство Наньюэ, образованное в результате экспансии и упадка династии Цинь, занимает двоякое положение: плод китаизации с одной стороны, и раннее проявление культурно-политической автономии — с другой.

Запад и Республиканский Китай

В колониальную и республиканскую эпоху исследование отдалённых регионов Китая стало источником громких открытий и связанных с ними политических разногласий, как например обнаружение «библиотечной пещеры» в Дуньхуане, экспедиций Петра Козлова (1863—1935), Отани (1876—1948) и Фольке Бергмана (1902—1946).

Серия сино-шведских экспедиций, которую возглавил Свен Гедин (1865—1952), исследовала регионы китайской экспансии в Средней Азии и Тибете. Как и в древности, политические столкновения шли бок о бок с культурными контактами.

Выдающиеся потомки «варваров»

• Ли Бо (701—762/763), поэт, по материнской линии (предположительно) отпрыск цян;
• Бо Цзюйи (772—846), поэт, предки которого предположительно происходили из ху;
• Пу Сунлин (1649—1715), новеллист, вероятно имевший арабских предков;
• Лян Шумин (1893—1988), конфуцианский философ монгольского происхождения.

См. также

• Китаецентризм
• Некитайские династии в истории Китая
• en:List of tributaries of Imperial China

Отрывок, характеризующий Китайцы и варвары

– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»
В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении благотворительности, лучшей доблести венценосцев, Наполеон делал тоже все, что от него зависело. На богоугодных заведениях он велел надписать Maison de ma mere [Дом моей матери], соединяя этим актом нежное сыновнее чувство с величием добродетели монарха. Он посетил Воспитательный дом и, дав облобызать свои белые руки спасенным им сиротам, милостиво беседовал с Тутолминым. Потом, по красноречивому изложению Тьера, он велел раздать жалованье своим войскам русскими, сделанными им, фальшивыми деньгами. Relevant l'emploi de ces moyens par un acte digue de lui et de l'armee Francaise, il fit distribuer des secours aux incendies. Mais les vivres etant trop precieux pour etre donnes a des etrangers la plupart ennemis, Napoleon aima mieux leur fournir de l'argent afin qu'ils se fournissent au dehors, et il leur fit distribuer des roubles papiers. [Возвышая употребление этих мер действием, достойным его и французской армии, он приказал раздать пособия погоревшим. Но, так как съестные припасы были слишком дороги для того, чтобы давать их людям чужой земли и по большей части враждебно расположенным, Наполеон счел лучшим дать им денег, чтобы они добывали себе продовольствие на стороне; и он приказал оделять их бумажными рублями.]
В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]