Китасато Сибасабуро
| Китасато Сибасабуро | ||||
| 北里 柴三郎 | ||||
 Китасато Сибасабуро | ||||
| Место рождения: | ||||
|---|---|---|---|---|
| Научная сфера: | ||||
| Место работы: |
| |||
| Учёная степень: |
доктор медицины | |||
| Учёное звание: |
профессор | |||
| Альма-матер: |
Медицинская школа Кумамото | |||
| Известные ученики: | ||||
| Известен как: |
открыватель возбудителя чумы | |||
| Награды и премии: |
| |||
Китасато Сибасабуро (яп. 北里 柴三郎, きたざと しばさぶろう Китасато Сибасабуро:?, 29 января 1853 — 13 июня 1931) — японский врач и бактериолог. Известен как один из первооткрывателей возбудителя чумы.
Биография
Китасато Сибасабуро родился в селе Окуни провинции Хиго (современный посёлок Огуни префектуры Кумамото) в конце периода Эдо. Старший сын деревенского старосты Китасато Корэнобу.
Первоначально планировал сделать военную карьеру, но в 1872 году (по совету своих родителей), после окончания школы княжества Кумамото (Дзисюкана[en]), поступил в медицинское училище Кумамото. Здесь он познакомился с голландским военным врачом Константом Георгом ван Мансвельтом[ja] (1832—1912). Мансвельт оценил способности молодого Китасато и рекомендовал его для дальнейшего образования в Токио, а затем в Европу.
В 1875 году Китасато получил степень в медицинском училище Токио[ja], реорганизованном в 1877 году в медицинский факультет Токийского университета, и окончил его в 1883 году. Впоследствии работал в качестве младшего научного сотрудника департамента здравоохранения Министерства внутренних дел.
По совету и при поддержке профессора бактериологии Огаты Масанори[ja] Китасато в 1885 году отправился в Берлин. В Берлине он под руководством Роберта Коха сначала работал в Гигиеническом институте Берлинского университета где в 1889 году изолировал чистую культуру столбнячной палочки (Clostridium tetani), затем в 1890 году выделил столбнячный токсин, а в 1891 году уже в качестве ассистента Института инфекционных болезней, совместно с Эмилем Берингом создал противостолбнячную сыворотку, кроме этого участвовал в разработке средств против дифтерии и сибирской язвы. В 1892 году получил в Германии звание профессора и вернулся на родину, где в Токио встал во главе вновь открытого Института инфекционных болезней; с 1896 года был директором Госпиталя для заразных болезней, а также заведовал санитарной лабораторий и пастеровской станцией по лечению собачьего бешенства.
В 1911 году принимал участие в ликвидации эпидемии легочной чумы в Маньчжурии, был делегатом от Японии на открывшейся в апреле 1911 года в Мукдене международной конференции врачей-эпидемиологов по борьбе с чумой.
В 1913 году за заслуги в бактериологических исследованиях и вклад в борьбу с эпидемиями получил баронский титул (яп. 男爵 дансяку) в японской системе дворянства, а в 1924 году был возведен в звание пэра.
Когда в 1914 году Институт инфекционных болезней был присоединен к Токийскому императорскому университету, Китасато Сибасабуро ушел в отставку в знак протеста и основал институт Китасато (предшественник университета Китасато[ja]), который он и возглавлял до конца своей жизни.
В сентябре 1921 года доктор Китасато вместе с несколькими учеными-медиками основал корпорацию Sekisen Ken’onki с целью разработки и производства надежных клинических термометров. Позднее компания была переименована в корпорацию Terumo.
В 1917 году Китасато Сибасабуро стал первым деканом медицинского факультета университета Кэйо, с 1923 первый президент медицинской ассоциации Японии.
Умер Китасато Сибасабуро в 1931 году в своем доме в Токио от кровоизлияния в мозг. Похоронен на токийском кладбище Аояма.
Открытие возбудителя чумы
В 1894 году по просьбе японского правительства во время эпидемии бубонной чумы Китасато Сибасабуро побывал в Гонконге и, выделив бактерии, пришел к выводу, что именно они были причиной болезни. Александр Йерсен, работая отдельно, обнаружил тот же организм через несколько дней. По причине того, что первоначальные доклады Сибасабуро были несколько неконкретны и противоречивы, некоторые исследователи отдают право единственного открывателя Йерсену[1][2][3]. Однако тщательный анализ морфологии организмов, обнаруженных доктором Китасато в Гонконге в конце июня и начале июля 1894 года, показал, что «Сибасабуро выделил, описал и достаточно охарактеризовал именно бациллу чумы» и ему «не может быть отказано в этом открытии», сделанном независимо от Йерсена, который выделил ту же бациллу 20 июня[4]. Возможно, на противоречивость в докладах Китасато, описывающих выделенную бактериальную культуру, и на отличия от описания, составленного Йерсеном, повлияло загрязнение проб Китасато пневмококками.[5]
Напишите отзыв о статье "Китасато Сибасабуро"
Примечания
- ↑ Howard-Jones N. Was Shibasaburo Kitasato the Co-Discoverer of the Plague Bacilllus? // Perspectives in Biology and Medicine. — № 16(2). — 1973 Winter. — P. 292—307
- ↑ Solomon T. Hong Kong, 1894: the role of James A Lowson in the controversial discovery of the plague bacillus. // The Lancet. — № 350(9070). — 1997, Jul 5. — P. 59-62. — doi:10.1016/S0140-6736(97)01438-4.
- ↑ Шаров А. Против смерти. — Мн., Госиздат БССР, 1962. — 401 с. с илл. — С. 29-31
- ↑ Bibel, DJ; Chen, TH, [www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC413974/?page=14 Diagnosis of plaque: an analysis of the Yersin-Kitasato controversy]. // Bacteriological Reviews 40 (3). — September 1976. — P. 633—651. — quote p. 646. — PMC 413974. — PMID 10879
- ↑ Perry Robert D., Fetherston Jacqueline D., [www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC172914/pdf/100035.pdf Yersinia pestis—Etiologic Agent of Plague]. // Clinical Microbiology Reviews, Vol. 10 — Jan. 1997. — P. 36-37. — PMC 172914. — PMID 8993858. — 0893-8512/97/$04.0010
Литература
- Якобзон Л. Я. Китазато Шибасабуро // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Китасато Сибасабуро
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
