Кицмиллер против школьного округа Довер

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Дело Кицмиллер против школьного округа Довер (англ. Kitzmiller v. Dover Area School District) — первый судебный процесс, вопросом которого было соответствие преподавания концепции «Разумного замысла» политике государственных школ США. В октябре 2004 года школьный округ района Довер изменил учебные планы по биологии, введя в них концепцию «Разумного замысла» как альтернативу теории эволюции, с использованием книги «Of Pandas and People» в качестве справочника. Основными аргументами истцов было то, что «Разумный замысел» является одной из форм креационизма и, следовательно, его преподавание в школах является нарушением Establishment Clause Первой поправки к Конституции США.

11 родителей учащихся города Довер (округ Йорк, Пенсильвания) предъявили иск к управляющему Совету школьного округа по поводу заявления о том, что «Разумный замысел» является «представлением о происхождении жизни, отличающимся от взглядов Дарвина» и должен преподаваться в рамках научных курсов в классах девятого года обучения. Истцы были представлены Американским союзом защиты гражданских свобод, Американский союз за разделение церкви и государства и юридической фирмой Pepper Hamilton LLP. Консультировал истцов Национальный центр научного образования. Ответчиков представлял Thomas More Law Center. Издатель книги «Of Pandas and People» The Foundation for Thought and Ethics пытался присоединиться к процессу в качестве ответчика, однако это присоединение было по нескольким причинам отклонено.

В декабре 2005 года судья Джон Джонс принял решение, что постановление Совета школьного округа района Довер является неконституционным, таким образом требование истцов было удовлетворено. Суд пришёл к заключению, что «Разумный замысел» не является научной теорией и запретил руководству школьного округа «требовать от учителей клеветать или недооценивать научную теорию эволюции и ссылаться на религиозную альтернативную теорию, известную как Разумный замысел».

«Мы заключаем, что ID [intelligent design, то есть разумный замысел] не относится к сфере науки и не может быть признан подлинной и авторитетной научной теорией, поскольку он не опубликован в рецензируемых журналах, не задействован в исследованиях и проверках, а также не принят в научном сообществе. Основания ID, как было отмечено, лежат в богословии, а не в науке. <…> Кроме того, сторонники ID стремятся избегать научной критики, которой, как мы теперь установили, он не может выдержать даже в том случае, если его сторонники настаивают на изучении на уроках научных дисциплин существующих разногласий, а не самого ID. Подобная тактика предполагает в лучшем случае неискренность, а в худшем — откровенную ложь. Цель, преследуемая IDM [intelligent design movement, то есть движением разумного замысла], состоит не в том, чтобы поощрить критическое мышление, а в том, чтобы спровоцировать идейный переворот и подменить эволюционную теорию концепцией ID».

— [elementy.ru/lib/evolution/chapter3 Происхождение жизни. Наука и вера]

В ноябре 2005 года восемь из девяти членов школьного совета проиграли выборы противникам преподавания концепции разумного замысла как научной. (Девятый член совета не переизбирался.) Впоследствии новый председатель совета заявил, что совет не намерен обжаловать решение суда.

Связанные процессы

• Обезьяний процесс — 1925
• Эпперсон против Арканзаса — 1968
• Дэниель против Вотерса — 1975
• Хендрен против Кепбелла — 1977
• Мак-Лин против Арканзаса — 1982
• Эдвардс против Агиллара — 1987

Ссылки

• [en.wikisource.org/wiki/Kitzmiller_v._Dover_Area_School_District Текст решения суда] (англ.)
• [www.computerra.ru/focus/237644/ Творение с разумом и без]

Отрывок, характеризующий Кицмиллер против школьного округа Довер

– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.