Кича, Павел Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Дмитриевич Кича

Кича Павел Дмитриевич
Дата рождения

13 января 1914(1914-01-13)

Место рождения

станица Бриньковская, ныне Приморско-Ахтарский район, Краснодарский край

Дата смерти

9 октября 1993(1993-10-09) (79 лет)

Место смерти

станица Ольгинская Приморско-Ахтарский район Краснодарского края Россия

Принадлежность

РСФСР РСФСР
СССР СССР

Род войск

разведчик

Годы службы

1936-1938 и 1941-1945

Звание

Старший сержант

Часть

193-й пластунский стрелковый полк (9-я пластунская стрелковая дивизия, 60-я армия, 4-й Украинский фронт),

Командовал

отделением, помощник командира взвода разведки

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии
В отставке

С 1945 года старший сержант Кича в отставке. Жил и работал в станице Ольгинская Приморско-Ахтарского района

Павел Дмитриевич Кича (1914-1993) - Полный кавалер ордена Славы Помощник командира взвода разведки 193-го пластунского стрелкового полка (9-я пластунская стрелковая дивизия, 60-я армия, 4-й Украинский фронт), старший сержант





Биография

Ранние годы

Родился в станице Бриньковская ныне Приморско-Ахтарского района Краснодарского края в семье крестьянина. Русский. Образование начальное. Работал пчеловодом в колхозе. В 1936-1938 года проходил действительную службу в Красной Армии.

В Великой Отечественной войне

В 1941 году был вновь призван в армию. Место призыва: Приморско-Ахтарский РВК, Краснодарский край, Приморско-Ахтарский район. С началом Великой Отечественной войны на фронте. Стал разведчиком, на завершающем этапе войны воевал в составе 193-го пластунского стрелкового полка. Участвовал в боях за освобождение Польши, войну закончил в Чехословакии.

Подвиг

Приказом от 13 сентября 1944 года старший сержант Кича Павел Дмитриевич награждён орденом Славы 3 степени.(№277501).

Приказом командующего войсками 60-й армии генерал-полковника Курочкина П.А. от 30 апреля 1945 года № 067/н старший сержант Кича Павел Дмитриевич награждён орденом Славы 2 степени. (№22256).

  • 23 апреля 1945 года при отражении контратаки противника в 2 км юго-западнее города Опава (Чехословакия) старший сержант Кича вышел в тыл противнику и внезапно его атаковал. Было уничтожено много фашистских солдат, а 8 взято в плен. В ходе боев 4-8 мая 1945 года в районе юго-восточнее населенного пункта Забржег (Чехословакия) ворвался в расположение противника, гранатами забросал 4 огневые точки, истребил свыше 10 солдат и 1 взял в плен. В числе первых вышел с бойцами к реке Морава южнее Забржега, захватил место переправы и удерживал его до подхода основных сил.

В 1945 году старший сержант Кича был демобилизован. Вернулся на родину.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года за исключительное мужество, отвагу и бесстрашие, в боях с гитлеровскими захватчиками старший сержант Кича Павел Дмитриевич награждён орденом Славы 1 степени. (N895). Стал полным кавалером ордена Славы.

После войны

Жил в станице Ольгинская Приморско-Ахтарского района. Участник Парада Победы на Красной площади в Москве 24 июня 1945 года. Работал в колхозе пчеловодом, оператором на молочно-товарной ферме. Скончался 9 октября 1993 года.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Кича, Павел Дмитриевич"

Примечания

  1. Архивный реквизит на сайте «Подвиг народа» № 1523344376
  2. Архивный реквизит на сайте «Подвиг народа» № 22455683
  3. Архивный реквизит на сайте «Подвиг народа» № 23546225
  4. Указ ПВС СССР от 09.05.1945
  5. Указ ПВС СССР от 07.05.1965
  6. Указ ПВС СССР от 25.04.1975
  7. Указ ПВС СССР от 12.04.1985

Литература

  • Солдатская слава. Краснодар, 1974. стр. 250-255.

Ссылки

  •  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9274 Кича, Павел Дмитриевич]. Сайт «Герои Страны».
  • [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9274]
  • [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0003/e7790a09.shtml Кича Павел Дмитриевич]

Отрывок, характеризующий Кича, Павел Дмитриевич

– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.