Кишинёвский, Соломон Яковлевич

Соломон Яковлевич Кишинёвский
С. Кишиневский. Автопортрет
Род деятельности:	художник

Соломон Яковлевич Кишинёвский (Кишиневский; 1862, Одесса — 1941/1942, там же) — русский и советский художник, педагог. Видный представитель южно-русской школы живописи.

Биография

Соломон Яковлевич Кишинёвский родился в 1862 году в Одессе. В 1879 году поступил в Одесскую рисовальную школу Общества изящных искусств, где его учителями были скульптор Луиджи Доминикович Иорини и пейзажист Бауэр — представителям первого поколения одесских художников-педагогов. За время учёбы в рисовальной школе получил три медали. В 1883 году окончил школу и, из-за невозможности продолжить обучение в российской столице в силу действовавших в то время ограничений для лиц иудейского вероисповедания, вместе с приятелем по учёбе Леонидом Осиповичем Пастернаком продолжил образование в Мюнхенской академии (1884—1888) у живописцев Л. Гертериха и А. Лицен-Майера. Учился и работал также в Риме и Париже. В 1888 году Соломон Кишинёвский вернулся в Одессу и включился в художественную жизнь. Начиная с 1888 он активно работает и участвует в многочисленных выставках ТПХВ (1893—1898, с перерывами), ТЮРХ (1890—1918, с перерывами), Общества независимых, Московского общества любителей художеств (1899—1905, с перерывами), Санкт-Петербургского общества художников (1901, 1905).

Кишиневский работал как жанрист, портретист, пейзажист. Некоторое время увлекался немецким и итальянским классицизмом, затем французским импрессионизмом, но первые серьезные работы (бытовые зарисовки, сценки из жизни городской бедноты) были созданы под сильным влиянием «передвижников», особенно Владимира Маковского. Соломон Яковлевич как художник отличался особым восприятием окружающей действительности, острой наблюдательностью, подчеркнутым вниманием к обыденному существованию «маленького человека».

«О чем же он рассказывает? — „Прошение“, „Мог быть человеком“, „Уличные дети“, „Еврейский быт“ и т. д. Никаких особых событий: обычное ежедневное существование бедного человека. Но что-то в этом трогает зрителя… Трогает тем, что ты вместе с художником видишь беззащитность маленьких людей. Они уже так низко упали, так искалечены (от молодого до старого), что их не поднять. Чеховской грустью веет от этой действительности. Только, как вихрь — внезапно — ужасная драма погрома. Казнь Шмидта и Матюшенко. Замордованные и искалеченные люди. Вся жизнь — обломки несложившегося целого… Человечность и искренность — вот основа творчества художника», — эти слова замечательного художника М. Жука о своем собрате очень точно определяют творчество Кишиневского. С годами темная, «передвижническая» палитра сменилась в его картинах более яркой, насыщенной. Одесская критика отмечала: «Поражает своей смелостью… сравнительно немолодой художник С. Кишиневский… Этот художник ушел от прошлого „передвижнического“ влияния, от темных и коричневых красок к светлым, ясным и примкнул к импрессионистам» («Южная мысль», 1916, 7 дек.).

В 1893-м Павел Третьяков с передвижной выставки приобретает работу Кишиневского «Прошение» (1889). Соломон Яковлевич сотрудничал как рисовальщик и критик (под псевдонимом Бенвенуто) в периодических изданиях «Одесские новости», «Театр», «Южное обозрение», журнале «Начало». С 1898 входил в Одесское литературно-художественное общество. В 1899 принимал активное участие в создании Городского музея изящных искусств (ныне Одесский художественный музей).

В 1896—1902 гг. Кишинёвский организовал четыре «весенние выставки», в которых приняли участие не только местные, но и столичные художники (как петербургские, так и московские). Чуть позже устроил собственную, «постоянную общедоступную» выставку, которая с небольшими перерывами и в разных помещениях экспонировалась с 1906 по 1908 год. В 1910 году прошла персональная выставка художника. Позже в Одессе прошли ещё две масштабные выставки, приуроченные к 40- и 50-летию его художественной деятельности, в 1929-м и 1938 годах соответственно; вторая выставка состоялась в Музее русского и украинского искусства, на ней было представлено около 200 работ из государственных собраний и частных коллекций.

Семья Кишиневского пострадала от погрома в 1871 году, тяжелые воспоминания об этом художник пронес через всю жизнь. В течение многих лет художник разрабатывал тему погрома, но большая работа на свет так и не появилась. Многочисленные сохранившиеся и выставлявшиеся эскизы и наброски к ней дают представление о том, какой она планировалась. Эскизы к картине хранились в музеях Революции Киева, Одессы и Херсона. Художник начал работать над картиной в 1910-е годы. В этюдах он изображал еврейских женщин, стариков, студентов из отрядов самообороны. На выставке 1938 года был представлен ряд этюдов к «Погрому», созданных в 1929—1938 годах, можно было увидеть и множество созданных ранее портретов и сценок из еврейской жизни: «Читающий еврей» (1905), «Портрет Моргулиса» (1904), «Молящийся еврей» (1905), «Два еврея и еврейка» (1905), «Еврей-портной» (1905), «Раввин» (1911). «Одесские новости» от 17 (30) ноября 1913 года сообщали, что художник Кишинёвский работал над проектом памятника в память печально знаменитого «дела Бейлиса».

В советское время Кишинёвский продолжал активно работать. В 1925 стал одним из основателей Ассоциации революционного искусства Украины. В 1927 принял участие в Первой всеукраинской выставке Ассоциации революционного искусства Украины (АРМУ). В том же, 1927 году, стал одним из инициаторов создания в Одессе Музея еврейской культуры, куда передал часть своих работ. Вплоть до начала Великой Отечественной войны участвовал во всех крупных выставках, много времени и сил отдавал преподаванию. В начале войны и оккупации Кишинёвский оставался в Одессе. По устным свидетельствам, погиб в одесском еврейском гетто в конце 1941 или в начале 1942 года. Перед уходом в гетто Соломон Яковлевич оставил друзьям рукописи воспоминаний, которые до сих пор (за исключением небольших фрагментов) не опубликованы. Работы Кишинёвского находятся во многих музейных собраниях, в том числе в Государственной Третьяковской галерее, Русском музее, Одесском художественном музее, Николаевском художественном музее имени В. В. Верещагина и других.

Творчество

• «Шарманщик» (1889)
• «В мастерской скульптора» (1889)
• «Мог быть человеком…» (1891) (в собрании Русского музея)
• «Прошение» (1893) (в собрании ГТГ)
• «В кутузке» (1895)
• «Спор» (1902)
• «Игра в карты» (1906)
• эскизы, посв. рев-ции 1905-07 гг.: "Восстание на броненосце «Потемкин», «Последние минуты Матюшенко», «Прощание лейтенанта Шмидта с сыном» (1927-29)
• «В парикмахерской» (1917)
• «Пруд» (1929)

Источники

• [www.migdal.ru/times/13/2036/ Барковская Ольга. «Художник Соломон Кишиневский.» — статья в журнале «МИГДАЛЬ TIMES» № 13, август 2001, Одесса.]
• [www.tez-rus.net/ViewGood8473.html Государственная Третьяковская галерея. Каталог живописи XVIII-начала XX века (до 1917 года). — Москва: Изобразительное искусство, 1984.]
• [www.rusmuseum.ru/images/cms/data/rusmus/flv/exp/Faces_of_Russia/Faces_of_RUSSIA_RU_.pdf Русский музей представляет: Портретная галерея Русского музея. Лица России / Альманах. Вып. 359 — СПб: Palace Editions, 2012.]
• Митковицер П. В. «С. Я. Кишиневский.» — Одесса, 1929. — с ч/б ил.
• Котляр М. С. «Соломон Яковлевич Кишиневский. 50-летие художественной деятельности, 1888—1938.» — Одесса: Тип. «Черноморская Коммуна», 1938. — 24 с.: ил.
• Соломон Кишиневский «Мои натурщики» ([www.odessitclub.org/publications/won/won_79/won_79_10.pdf републикация] подготовлена Натальей Полищук, Всемирные Одесские новости, № 2 (79), август 2011.)
• [www.rujen.ru/index.php/%D0%9A%D0%98%D0%A8%D0%98%D0%9D%D0%95%D0%92%D0%A1%D0%9A%D0%98%D0%99_%D0%A1%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D0%BD_%D0%AF%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87 Российская Еврейская Энциклопедия]
• [dspace.onu.edu.ua:8080/handle/123456789/3880 Деменюк Е. Л. «Одесское Общество изящных искусств, интернационал и евреи.» — Иудаика в Одессе: сборн. статей по итогам работы прогр. по иудаике и израилеведению ОНУ им. И. И. Мечникова / ред. кол.: Голубович И. В., Довгополова О. А., Мартынюк Э. И., Петриковская Е. С. — Вып.2. — Одесса: Фенiкс, 2013. — 218 с.]
• Каталог Всеукраїнської ювілейної виставки «10 років Жовтня». — Харків — Київ — Одеса, 1927.
• Жук М.І. «Художня творчiсть С. Я. Кишиньовського.» — С. Я. Кишиньовський: матеріали до монографії… — Одеса, 1929.
• Савицька Л. Л. Художнє життя Одеси на початку ХХ століття // Мистецтвознавство України: Зб. наук. пр. — К., 2000. — Вип. І. — С. 85-97.
• Товарищество южнорусских художников: биобиблиографический справочник. I. Литература о деятельности Товарищества / сост. О. М. Барковская; ІІ. Участники выставок Товарищества / сост.: В. А. Афанасьев, О. М. Барковская; рец. В. А. Абрамов; консультант С. З. Лущик; ред.: Г. Д. Зленко, И. С. Шелестович. — Одесса, 2000. — 300 с.: ил. (29,84 уч.-изд. л.). — 300 экз.

Библиографический указатель

• ЧЛЕНОВА Л. Передвижники и их роль в развитии украинского бытового жанра / Л. Членова // Русско-украинские связи в изобразительном искусстве : сб. ст. — К. : Госиздат изобраз. искусства и муз. лит., 1956. — С. 118—119.
• ГОВДЯ П.I. Передвижники і Україна / П.I. Говдя, О. М. Коваленко. — К. : Мистецтво, 1978. — 118 с. : ілюстр. — С. 41-44, 47, 48-49, 59.
• РЕВОЛЮЦИЯ 1905—1907 годов и изобразительное искусство. Вып. 3. Украина и Молдавия : [альбом] / авт.-сост. Е. П. Демченко. — М. : Изобраз. искусство, 1980. — 136 с. : ил. — С. 16-17.
• ЛОБАНОВСЬКИЙ Б. Б. Українське мистецтво другої половини ХIХ — початку ХХ ст. / Б. Б. Лобановський, П.І. Говдя. — К. : Мистецтво, 1989. — 206 с. : ілюстр. — (Нариси з історії укр. мистецтва). С. 86-87.
• УКРАЇНСЬКИЙ живопис ХІХ — початку ХХ ст. з колекції Національного художнього музею України : [альбом] / авт. проекту А. Мельник; авт. ст., упоряд. О. Жбанкова; упоряд. кат. : О. Жбанкова, Т. Мустафіна, Л. Толстова. — К. : Артанія Нова ; Хмельницький : Галерея, 2005. — 272 с. : ілюстр. С. 103
• ВЫСТАВКА картин русских и украинских художников второй половины ХIХ и начала ХХ вв. из частных собраний г. Одессы : каталог / сост. Л. Н. Калмановская ; Одес. гос. картин. галерея. — О., 1958. — 38 с. : ил.
• ВЫСТАВКА рисунка, акварели, пастели и гуаши (конец ХIХ — начало ХХ в.) : из собр. Одес. худож. музея : каталог / сост. : Л. Н. Калмановская, В. В. Криштопенко ; Упр. культуры Одес. облисполкома, Одес. худож. музей. — Кишинев : Картя молдовеняскэ, 1967. — 34 с., [24] с. ил
• ВЫСТАВКА к 100-летию Товарищества южнорусских художников : каталог / авт.-сост. Л. Н. Калмановская ; Упр. культуры Одес. облисполкома, Одес. худож. музей. — О. : Ред.- изд. отд. Обл. упр. по печати, 1991. — [31] с. : ил.
• ОДЕСЬКИЙ художній музей. 100 років : кат. вист. / авт. вступ. ст. : Н. С. Поліщук, О. М. Тюрюмін; упоряд. : Л. М. Гурова, Л. А. Єрьоміна, О. М. Тюрюмін. — О., 1999. — 104 с. : ілюстр.
• КАТАЛОГ первой периодической выставки картин, рисунков, акварели, скульптуры. — О., [1890]. — [4] с.
• СИЛУЭТ. Первая выставка южнорусских художников // Одес. новости. — 1890. — 11(23) апр.
• ВУЧЕТИЧ Н. Итоги первой выставки картин южнорусских художников в Одессе // Новорос. телеграф. — О., I890. — 3(15), 5(17) мая.
• КАТАЛОГ 2-й периодической выставки южнорусских художников. — [О., 1891]. — 7 с.
• II ПЕРИОДИЧЕСКАЯ выставка южнорусских художников // Одес. вестн. — 1891. — 21 марта (2 апр.), 22 марта (3 апр.). — Подпись: А.
• KATAЛОГ выставки домоустройства в Одессе / Одес. отд. Имп. Рус. техн. о-ва. — О., 1895. — 32 с.
• КАТАЛОГ ХХI выставки картин и скульптуры Товарищества южнорусских художников. — [О.], 1910. — 48 с.
• КАТАЛОГ произведений, принесенных в дар художниками для лотереи в пользу раненых и больных воинов / Т-во южнорус. художников в Одессе. — [О.], 1914.
• ХХV ВЫСТАВКА картин Товарищества южнорусских художников 1915 г. : каталог. — О., 1915. — 16 с.
• 1-я НАРОДНАЯ выставка картин, плакатов, вывесок и детского творчества. Июнь 1919 г. : [каталог] / авт. вступ. ст. А. Нюрэн [А. М. Нюренберг] ; Подотдел пластических искусств. — [О., 1919]. — [12] с
• Иллюстрированный каталог выставки картин, этюдов и эскизов С. Я. Кишиневского. 1906. — О., 1906.
• Иллюстрированный каталог постоянной общедоступной выставки картин, эскизов и этюдов С. Я. Кишиневского. — О., 1907.
• Иллюстрированный каталог выставки картин, эскизов и этюдов Кишиневского. — О., 1910.
• С. Я. Кишиньовський : матеріяли до монографії з приводу сорокарічного ювілею (1889—1929) / авт. вступ. ст. М.Жук, П.Митковицер. — О., 1929.
• С. Я. Кишиневский. 50-летие худож. деятельности, 1888—1938 / авт. текста М.Котляр. — О., 1938.

Отрывок, характеризующий Кишинёвский, Соломон Яковлевич

Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.