Фосс, Клавдий Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Клавдий Александрович Фосс»)
Перейти к: навигация, поиск
Клавдий Александрович Фосс
Командующий Внутренней линией РОВС
1927 — 1945
Предшественник: должность учреждена
Преемник: должность упразднена
Руководитель канцелярии РОВС
1924 — 1927
Предшественник: должность учреждена
Преемник: должность упразднена
 
Вероисповедание: Православие
Рождение: Вильна, Российская империя
Смерть: Мюнхен, Германия
Образование: Вторая Виленская гимназия
 
Военная служба
Годы службы: 1918-1945
Принадлежность: Российская империя Российская империя
Российское государство
Болгария Болгария
Третий рейх Третий рейх
Род войск: Вооружённые силы Юга России
Русская армия Врангеля
Внутренняя линия РОВС
Вооружённые силы Болгарии
Вермахт
Звание: Капитан
Майор
Зондерфюрер (К)
Командовал: Внутренняя линия РОВС
Сражения: Гражданская война:
 • Поход Яссы — Дон
Вторая мировая война:
 • Великая Отечественная война
 
Награды:

Клавдий Александрович Фосс (1888[1] или 1898, Вильна, Российская империя — 11 ноября 1991, Мюнхен, Германия) — российский государственный и военный деятель, участник белого движения. Руководитель канцелярии Русского общевоинского союза (19241927). Руководитель «Внутренней линии» Русского общевоинского союза (19271945). Помощник коменданта Николаева (19431944).





Биография

Ранние годы

Клавдий Александрович родился в 1898 году. Образование получил во Второй Виленской гимназии (где одним из его одноклассников был Борис Солоневич)[2].

Гражданская война

После революции служил во ВСЮР и Русской Армии Врангеля в Дроздовской артиллерийской бригаде в звании капитана. Участвовал в походе «Яссы-Дон». Эвакуировался из Крыма в Галлиполи, затем обосновался в Болгарии. С 1920 года входит в РОВС и становится руководителем канцелярии[1].

Служба в Болгарии

С 1925 по 1941 год служил в болгарском Военном министерстве, был награждён несколькими орденами, числился майором запаса. Служил делопроизводителем III отдела РОВС, вместе с А. А. Браунером являлся связным полковника А. А. Зайцова[3]. Будучи глубоко верующим человеком, монархистом, Фосс ненавидел большевиков и был сторонником радикальных методов антисоветской борьбы. Он организовал тайную организацию «Долг Родине», устроенную по аналогии с «Национальным союзом террористов» Кутепова, и вербовал туда белых офицеров. Затем, по инициативе генерала А. П. Кутепова, под руководством генералов Ф. Ф. Абрамова и П. Н. Шатилова, Фосс вместе с штабс-капитаном Н. Д. Закржевским на основе своей тайной организации создал «Внутреннюю линию» — контрразведку РОВС. Организация начала работать в 1927 году[4].

Внутренняя линия РОВС

Во время расследования обстоятельств похищения председателя РОВС, генерал-лейтенанта Е. К. Миллера, Клавдий Фосс был заподозрен в связях с генерал-майором Н. Скоблиным, оказавшимся советским агентом. Специальная комиссия, возглавляемая генералом А. М. Драгомировым рассматривала это дело, генерал И. Г. Эрдели побывал в Софии, где тщательно изучил деятельность Фосса. В результате расследования выяснилось, что Фосс невиновен, однако он был отстранён от работы в разведке III отдела РОВС[3]. Самым громким из дел, в которых принимал участие Фосс, было разоблачение советского агента, Николая Абрамова, сына Ф. Ф. Абрамова[3].

Своеобразным признанием заслуг Фосса в деле борьбы с международным коммунизмом можно считать обвинение в открытом письме Сталину бывшего полпреда СССР в Болгарии Фёдора Раскольникова[5]. Раскольников, заочно приговорённый 17 июня 1939 года Верховным судом СССР к расстрелу, писал в Париже на страницах «Новой России» от 1 октября 1939 года, обращаясь к Иосифу Сталину[5]:

«Пользуясь тем, что вы никому не доверяете, настоящие агенты гестапо и японской разведки с успехом ловят рыбу в мутной, взбаламученной вами воде, в изобилии подбрасывают вам ложные документы, порочащие самых лучших, талантливых и честных людей.

В созданной вами гнилой атмосфере подозрительности, взаимного недоверия, всеобщего сыска и всемогущества Наркомвнудела, которому вы отдали на растерзание Красную армию и всю страну, любому перехваченному «документу» верят или притворяются, что верят — как неоспоримому доказательству. Подсовывая агентам Ежова фальшивые документы, компрометирующие честных работников миссии, «Внутренняя линия» РОВСа в лице капитана Фосса добилась разгрома нашего полномочного представительства в Болгарии от шофёра М. И. Казакова до военного атташе полковника В. Т. Сухорукова»
Фёдор Раскольников

Кроме того, Фосс являлся резидентом созданной в 1938 году немецкой Кригсорганизацион Болгария («Бюро доктора Делиуса»)[6].

Участие во Второй мировой войне

В 1941 году, через неделю после начала Великой Отечественной войны Фосс с группой из двадцати человек, прошедших подготовку на военных курсах при III отделе РОВС (для которых фосс обеспечивал финансирование) отправился в Румынию. Вскоре из Бухареста группа Фосса, к которой присоединился С. С. Аксаков, отправилась в Россию, где в задачи группы входила организация администрации на оккупированных территориях[4].

В дальнейшем Фосс сотрудничал с Абвернебештелле «Юг Украины», Морской разведкомандой по Черному и Азовскому морям, АО-3 и Абверштелле «Крым»[7][8]. Во время войны члены НТС написали на Фосса донос в Гестапо, его арестовали, когда он находился уже в России, и доставили в Берлин. Оттуда был направлен запрос полковнику Г. Костову, начальнику разведслужбы Генерального Штаба Болгарии. После ответа Костова Фосс был освобождён. Он был не только возвращён на прежнюю службу, но и был повышен в должности[3]. С 1943 по 1944 год Помощник коменданта города Николаева[9]. После его освобождения, капитан Фосс в очередной раз попал в поле зрения советской контрразведки. В директиве НКВД СССР № 136 об активизации агентурно-оперативной работы по пресечению подрывной деятельности зарубежной антисоветской организации НТСНП от 19 марта 1943 года отмечалось[10]:

«Начальник разведки «Русского общевоинского союза» (РОВС), бывший капитан Дроздовского полка Фосс Клавдий Александрович назначен немцами помощником коменданта г. Николаева на Украине и за особые заслуги перед оккупантами награждён Железным крестом. Назначением в г. Николаев Фосса немцы преследуют цель создания на оккупированной территории Советского Союза опорного пункта для заброски своей агентуры из числа белоэмигрантов в наш тыл и сколачивания различных антисоветских формирований. Фосс располагает для этого значительными кадрами, а также имеет многочисленные родственные связи на советской территории. Вместе с Фоссом на Украину прибыли члены РОВС Громов, Станчулов Леонид, Гаврилиус Александр Иванович и Закржевский. Готовились к выезду в города Одессу и Николаев полковники Павлов и Романов.

О практической деятельности группы Фосса на оккупированной территории нам известно, что в период обороны г. Одессы эти лица проводили вербовку и переброску агентуры из числа военнопленных в городе для проведения разложенческой работы и осуществления диверсион-но-террористических актов. Одновременно Фосс интересовался настроениями советской молодежи, наличием среди неё антисоветских организаций и групп.»
Деректива НКВД СССР №136 «Об активации агеентурно-оперативной работы по пресечению подрывной деятельность зарубежной антисоветской организации НТСНП» от 19 марта 1943 года

Имел звание зондерфюрер (К)[8] (соответствовол: Hauptmann, Rittmeister (ОФ2)). Во время войны, капитан Фосс принимал участие в охране ставки Гитлера, а также, по информации его подчиненного по «Внутренней линии» Буткова, принимал участие в налаживании охранной службы ставки Адольфа Гитлера в Виннице, за что был награждён Железным крестом[1][5]. Неоднократно встречался с главой КОНР Андреем Власовым[1].

После войны

После окончания войны избежал выдачи СССР, перебрался в Кемптен (американская оккупационная зона) под фамилией «Александров». Позже переехал в город Мюнхен, где открыл «Строительную контору», являвшуюся, по данным Советской разведки, прикрытием пункта вербовки кадров для нужд ЦРУ[1][9]. В Советском Союзе, разыскивался КГБ СССР за «антисоветскую деятельность»[1][9].

Смерть

Скончался 11 ноября 1991 года в деревушке Тутцинге близ Мюнхена[9].

Личная жизнь

Фосс знал болгарский, немецкий, английский, французский языки и общался с представителями иностранных разведок без переводчика. На него было проведено более десяти покушений, и он был вынужден передвигаться под охраной двух телохранителей[3].

Награды

Во время Второй мировой войны в 1943 году Клавдий Фосс был награждён Железным Крестом второго класса «за особые заслуги перед Великогерманским Рейхом»[9][10].

См. также

Напишите отзыв о статье "Фосс, Клавдий Александрович"

Литература

  • Владимир Николаевич Бутков (1916—2000)// «Наши Вести», № 458/2759, март 2000.
  • Голдин В. И. Солдаты на чужбине. Русский Обще-Воинский Союз, Россия и Русское Зарубежье в XX—XXI веках. Архангельск: Солти, 2006. ISBN 5-7536-0165-0
  • Иванов И. Б. Председатели и начальники Русского Обще-Воинского Союза // «Наши Вести», № 450/2751, март, 1998."
  • Бутков В. Н. Исторические записки и воспоминания члена Русского Обще-Воинского Союза //«Вестник РОВС», № 1-2, 2001.
  • Бутков В. Н. Исторические записки и воспоминания члена Русского Обще-Воинского Союза //«Вестник РОВС», № 1-9, 2001—2004.
  • Бутков В. Н. День Непримиримости. // «Наши Вести», № 456—457, сентябрь-декабрь 1999.

Ссылки

  • [www.belrussia.ru/page-id-800.html Биография К. Фосса на сайте «Белая Россия».]
  • [www.drozdovtsy.ru/%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B0-%D0%BF%D0%B0%D0%BC%D1%8F%D1%82%D0%B8-%D0%BC%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D1%8B/%D1%84%D0%BE%D1%81%D1%81-%D0%BA%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B4%D0%B8%D0%B9-%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87/ К. Фосс на сайте «Дроздовского объединения в России и за рубежом».]

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [forum.mozohin.ru/index.php?topic=758.0;wap2 Кого разыскивал СМЕРШ в 1943—1946 гг.]
  2. Никандров. Н. Иван Солоневич: народный монархист. 2007, М., «Алгоритм».
  3. 1 2 3 4 5 [userdocs.ru/voennoe/10650/index.html Бутков В. «Внутренняя линия» в Болгарии. (глава из «Исторических записок и воспоминаний члена Русского Обще-Воинского Союза»)]
  4. 1 2 [www.e-reading-lib.org/book.php?book=1003629 Гаспарян А. Операция «Трест». Советская разведка против русской эмиграции. 1921—1937 гг.]
  5. 1 2 3 [kaminec.livejournal.com/49346.html Русское Освободительное Движение: «Внутренняя линия» РОВС, капитан Фосс]
  6. [istmat.info/node/28434 Структура и деятельность органов германской разведки в годы второй мировой войны.]
  7. [www.e-reading-lib.org/book.php?book=136939 Чуев С. Г. Спецслужбы Третьего Рейха: Книга 2]
  8. 1 2 [sevsou.io.ua/s211737/kazachi_voyska_3-go_reyha._spravochnik_voennogo_kollaboracionizma_rossiyskogo_kazachestva_vo_2-y_mirovoy_voyne Махно В. П. Справочник военного коллаборационизма казачества во 2-й мировой войне.]
  9. 1 2 3 4 5 [www.drozdovtsy.ru/%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B0-%D0%BF%D0%B0%D0%BC%D1%8F%D1%82%D0%B8-%D0%BC%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D1%8B/%D1%84%D0%BE%D1%81%D1%81-%D0%BA%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B4%D0%B8%D0%B9-%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87/ Фосс Клавдий Александрович ДРОЗДОВЦЫ]
  10. 1 2 [procvetitel.livejournal.com/255734.html В Гестапо или Абвере служил самоотверженный белогвардейский контрразведчик К. А. Фосс?]

Отрывок, характеризующий Фосс, Клавдий Александрович

Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.