Сомез, Клод де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Клавдий Салмазий»)
Перейти к: навигация, поиск
Клод де Сомез

Клод де Соме́з (фр. Claude de Saumaise), также Клавдий Сальмазий (лат. Claudius Salmasius; 5 апреля 1588, Семюр-ан-Осуа — 3 сентября 1653, Спа) — французский протестантский (кальвинистский) учёный-филолог, гуманист, экономист, преподаватель и научный писатель бургундского происхождения; издатель и комментатор сочинений древних авторов.





Биография

Родился в знатной бургундской семье, его отец был советником парламента в Дижоне. Начальное образование получил дома, в 16-летнем возрасте был отправлен в Париж, где изучал философию, юриспруденцию и филологию, с 1606 года продолжил образование в Гейдельбергском университете, специализируясь на классической филологии, где отрёкся от католической веры (идеями протестантизма заинтересовался ещё в Париже, кроме того, протестанткой была его мать) и где получил возможность изучать древние рукописи в крупнейших германских библиотеках. По возвращении в Бургундию в 1610 году на некоторое время принял пост, ранее занимаемый его отцом, но вскоре лишился его из-за своего вероисповедания и подвергался преследованиям иезуитов. В 1623 году женился на знатной протестантке. Вскоре, по-прежнему преследуемый, отправился в добровольное изгнание, жил некоторое время в Оксфорде, Падуе и Болонье, а в 1631 году стал профессором в университете Лейдена в Нидерландах. В 1640 году ненадолго вернулся во Францию, где сначала Ришельё, затем Мазарини пытались склонить его к возвращению на родину, но безуспешно.

В 1649 году написал «Defensio regia pro Carola I» («Королевская защита от имени Карла I», которая вызвала знаменитый ответ Мильтона «Defensio pro populo anglicano» («Защита английского народа»; 1650). Отстаивая против Сомеза свободу как прирождённое достояние народов и вытекающее отсюда право народа судить и казнить тиранов, Мильтон в своём ответе клеймил его как «тунеядца», получившего «плату Иуды». Эта полемика привела к серьёзной ссоре Сомеза с его друзьями-республиканцами в Голландии, что побудило его принять приглашение шведской королевы Кристины; но в Стокгольме он пробыл лишь около года (пользовавшись, правда, высокой репутацией) и в 1651 году вернулся в Лейден по просьбе университетских коллег. На обратном пути из Швеции его здоровье серьёзно ухудшилось. Скончался в 1653 году в Спа, куда отправился вместе с женой для лечения. Королева Кристина занималась организацией его похорон и взяла на воспитание его третьего ребёнка.

Изданные труды

Важнейший из филологических трудов Сомеза (писал он на латыни) — «Plinianae exercitationes in Solinum» (Париж, 1629; Утрехт, 1689). Другие историко-филологические труды: «De suburbicariis regionibus» (Пар., 1619), «De lingua hellenistica» (Лейден, 1643), «Funus linguae hellenisticae» (Лейден, 1643), «Observationes ad jus atticum et romanum» (Лейден, 1645), «De annis climactericis et antiqua astrologia» (Лейден, 1648), издал нескольких древних авторов.

Первостепенное значение для своего времени имели его труды по учению о займе и росте: «De usuris» (Лейден, 1638), «De modo usurarum» (т. же, 1639), «De re nummaria» (там же, 1639), «De foenore Trapezitico» (там же, 1640), «De mutuo» (там же, 1648), к которым примыкает ряд полемических трудов по тем же вопросам, как, например, «Diatriba de mutuo, mutuum non esse alienationem» (Лейден, 1640, появилось под псевдонимом Alexius à Massalia) и другие. Он первым выступил с научной критикой канонического запрета взимания процентов, указывая в том числе, что запрет этот, всецело построенный на Ветхом Завете, не имеет за собой канонических оснований. Подвергнув тщательному изучению историю роста в древности и в эпоху Реформации, доказывал, что ссужаемый капитал представляет собою товар, подобный всем другим товарам, и что размер процента складывается под влиянием тех же факторов, которыми определяются товарные цены, в том числе — под влиянием свободы конкуренции. В своей аргументации исходил из приравнивания займа к договору найма. Учение Сомеза долго господствовало не только в Голландии, но и в других торговых странах.

Источник

Напишите отзыв о статье "Сомез, Клод де"

Ссылки

  • [www.zeno.org/Meyers-1905/A/Salmas%C4%ADus Статья] в Энциклопедическом словаре Мейера  (нем.)

Отрывок, характеризующий Сомез, Клод де

– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него: