Клавдий II

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Клавдий II Готский»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с именем Клавдий (значения).
Марк Аврелий Валерий Клавдий
лат. Marcus Aurelius Valerius Claudius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бронзовый бюст Клавдия II Готского</td></tr>

Римский император
268 — 270
Предшественник: Галлиен
Преемник: Квинтилл
 
Вероисповедание: древнеримская религия
Рождение: 10 мая 213(0213-05-10)
Дардания (нем.)русск.
Смерть: январь-март 270
Сирмий

Марк Авре́лий Вале́рий Кла́вдий (лат. Marcus Aurelius Valerius Claudius)[1], более известный в римской историографии как Клавдий II Готский, — римский император в 268—270 годах.

Родом иллириец. Во время своего правления успешно воевал с варварским племенем алеманнов, а также с готами, над которыми одержал убедительную победу в сражении при Нише, за что и получил прозвище «Готский». Однако несмотря на то, что Клавдий положил начало восстановлению могущества Римской империи, его правление оказалось очень коротким: в 270 году он скончался от чумы[2].

Клавдий носил следующие победные титулы: «Германский Величайший» — с 269 года, «Готский Величайший» — с 269 года, «Парфянский Величайший» — с 270 года. Власть народного трибуна получал 3 раза: в 268 (в марте и 10 декабря) и в 269 годах[2].





Ранняя жизнь и карьера

О коротком периоде правления Клавдия сохранились лишь немногочисленные источники. С достоверностью нельзя сказать о его происхождении, месте рождения или имени отца, а также о его карьере до того момента, как он стал императором. Из его семьи известен лишь его брат Квинтилл, который взошёл на трон после внезапной смерти брата осенью 270 года[3].

Будущий император Марк Аврелий Валерий Клавдий родился 10 мая 213 года в Дардании (нем.)русск. (иногда указывается более поздний год — 219 или 220, но эта дата не имеет большой поддержки среди историков)[4]. Происходил он, по всей видимости, из Иллирии. «История Августов» — источник, полный ошибок и фальсификаций[5], — говорит, что Клавдий «ведёт свой род от родоначальника троянцев Ила и от самого Дардана»[6]. Жизнь Клавдия в «Истории Августов» представлена лишь немногочисленными фактами из жизни императора.

По свидетельству Аврелия Виктора, Клавдий был внебрачным сыном Гордиана II[7]. Но, скорее всего, он был по происхождению варваром, возможно, из романизованного рода[8].

До прихода к власти Клавдий служил в римской армии, где сделал неплохую карьеру и добился назначения на высшие военные должности империи. При Деции Траяне он был трибуном (он был направлен оборонять Фермопилы, в связи с чем наместнику Ахайи был дан приказ отправить Клавдию двести солдат-дарданцев, шестьдесят всадников, шестьдесят критских лучников и тысячу хорошо вооружённых новобранцев)[1][9], при Валериане — вторично трибуном некоего V Марсова легиона (однако V Марсов легион неизвестен; IV Марсов легион, основанный, по всей видимости, Аврелианом, в начале V века стоял в Аравии)[К 1], а также дуксом Иллирика (в его подчинение входили все воинские подразделения, располагавшиеся в провинции Фракия, двух Мезиях, Далмации, Паннонии и Дакии), пока император Галлиен не сделал его командующим конницей[8]. Биография Клавдия в «Истории Августов» также включает, несомненно, ложные письма, приписываемые императорам Децию, Валериану и Галлиену, причём представляющие его исключительно в благоприятном свете[4]. При этом, возможно, в них содержится какая-то доля правды[2].

Восхождение на престол

Существуют некоторые доказательства того, что Клавдий был ранен во время кампании Галлиена по подавлению восстания узурпатора Ингенуя и что позднее он служил с Авреолом во время войны с Постумом[4].

Согласно Аврелию Виктору, в конце августа или начале сентября 268 года Клавдий был назначен трибуном вспомогательного отряда, стоявшего у Тицина[10]. Его задачей было охранять этот город от возможного вторжения галльского императора Постума. Там войска провозгласили Клавдия императором[1].

У Павла Орозия имеется интересное указание, отсутствующее однако во всех остальных известных нам источниках, что Клавдий взял власть по желанию сената[11]. Но это противоречит сообщениям других античных авторов, которые утверждают, что Клавдий стал императором по почину армии[12][13].

Есть предположение, что он участвовал в заговоре против Галлиена и что тот перед смертью послал Клавдию императорские инсигнии[4]. Однако у погибшего императора остались в Риме родственники, имевшие право наследовать престол, а именно сводный брат Лициний Валериан и сын Мариниан, поэтому можно предполагать, что версия о назначении Клавдия и посылке ему знаков императорского достоинства был лишь пропагандистской выдумкой с целью обосновать захват власти Клавдием[14].

После провозглашения Клавдия императором сенаторы тут же приступили к уничтожению друзей и родственников Галлиена, но Клавдий их не поддержал и даже вынудил их обожествить своего предшественника[15]. По его приказу были также выплачены деньги солдатам, возмущённым смертью Галлиена[2]. Ни сенат, ни народ не выразили свой протест против вступления Клавдия на престол[16].

Внешность и личные качества

Наиболее полное описание Клавдия оставил автор его биографии в сборнике императорских жизнеописаний «История Августов»:

«Сам Клавдий замечателен строгостью нравов, замечателен своим необыкновенным образом жизни и исключительной целомудренностью. Воздержанный в употреблении вина, он был охотником до еды; имел высокий рост, огненный взгляд, широкое и полное лицо и настолько крепкие пальцы, что часто одним ударом кулака выбивал зубы у лошадей и мулов»[17].

Евтропий говорит, что Клавдий — «муж бережливый, кроткий, справедливый, был достоин руководства государством, но умер на втором году своего правления от болезни»[18]. Аврелий Виктор характеризует Клавдия как очень справедливого и деятельного человека, трудящегося на благо государства[19]. Единичные скульптурные изображения Клавдия изображают типичного офицера времён Римской империи: щёки грубо выбриты, лоб наморщен, выражая напряжение, а волосы коротко подстрижены[20].

Правление

Монеты, выпущенные в правление Клавдия II, дают некоторое, хотя и ограниченное представление о его правлении. В дополнение к стандартным образам, олицетворявшим добродетели принцепса, которые являются общими для большинства императоров II и III веков, были выпущены монеты, провозглашавшие безопасность империи (лат. SECVRITAS PERPETVA, PAX AETERNA), верность армии (лат. FIDES MILITVM) и военные победы над германцами и готами (лат. VICTORIA GERMAN и VICTORIAE GOTHIC). Кроме того, монетные дворы Клавдия Готского отчеканили некоторые другие интересные и необычные монеты[4].

Например, Клавдий является одним из очень немногих императоров, которые выпускали монеты с портретом покровителя кузнечного ремесла Гефеста. На них был изображён стоявший бог с молотком и клещами, а также присутствует уникальная надпись «REGI ARTIS» (рус. Царь искусства). Редки также и монеты с морским богом Нептуном. Изображения Непобедимого Солнца на некоторых монетах указывают на интерес к этому божеству, культ которого спустя несколько лет станет доминирующим в Римской империи. Кроме того, Клавдий был первым императором, на монетах которого появился портрет египетской богини Исиды[4].

В течение своего непродолжительного правления Клавдий не имел возможности заняться тяжёлыми экономическими проблемами империи: например, качество антониниана стало ещё хуже, что неблагоприятно сказалось на и без того стремительном росте цен[2].

Войны с варварами

После восхождения на престол Клавдий обнаружил, что перед ним стоит множество проблем, которые требовали немедленного решения. Самой неотложной из них было вторжение в Иллирик и Паннонию готов[21], хотя Галлиен уже причинил некоторый ущерб им в сражении при Несте[22]. В это время ещё продолжалась осада Медиолана, где находился узурпатор Авреол. Узнав о смене правителя, Авреол попытался прийти к мирному соглашению, но когда его приближённые выступили против этого, решил сдаться Клавдию, видимо, с условием, что ему сохранят жизнь. Однако его вскоре убили — солдаты были возмущены тем, что он предал Галлиена[2].

После этого в 269 году или по наущению узурпатора Авреола, или потому, что римский гарнизон в провинции Реция был достаточно малочислен, так как его части стянули к Медиолану, алеманны легко прорвались через Бреннеров перевал и дошли до озера Бенак. Император очень быстро среагировал и нанёс варварам столь тяжёлое поражение, что на север вернулась едва ли половина их первоначального количества[23]. Историк VIII века Павел Диакон сообщает, что численность алеманнов достигала трёхсот тысяч[24]. После этого он уволил некоторых безответственных военачальников и солдат, а конницу оставил под командованием Аврелиана[25]. За победу над алеманнами Клавдий получил победный титул «Германский Величайший»[26].

Спустя небольшое время после убийства Авреола император двинул свою армию навстречу войску готов. Готская армия, по некоторым сообщениям, достигала 320 тысяч. В её состав входили следующие народы: грутунги, австроготы, тервинги, визы, гипеды (все — готские племена), певкины, а также кельты и герулы[27]. На 2 тысячах кораблях они напали на Мезию из Чёрного моря[4]. До этого Клавдий отправил Аврелиана во главе с конницей в Македонию, чтобы защитить Иллирию от нападения, в то время как с основными силами он шёл на врага[4]. В битве при мезийском городе Наисс Клавдий и его легионы наголову разбили большую готскую армию[22]. Под началом Клавдия и командующего конницей, будущего императора Аврелиана, римляне взяли в плен тысячи готов и полностью уничтожили вражеский лагерь. Погибло до 50 тысяч солдат противника[4]. В результате этой победы готы были изгнаны из пределов Римской империи, а Клавдий получил прозвище «Готский», под которым и известен по сей день[4]. Этот успех был отмечен выпуском монет (лат. VICTORIAE GOTHICAE — «Готская победа»). Готская война была выиграна. Готы не пересекали границы империи ещё почти сто лет[28]. В области Добер и Дойранского озера готы потеряли 3 тысячи воинов с сражении с кавалерией Аврелиана[4].

В это же время новые отряды готов перешли через Дунай, чтобы оказать помощь своим соплеменникам, но они не добились особых успехов; другая их часть попыталась на кораблях герулов пробиться к городам на побережье Эгейского моря, но также встретила отпор и потерпела поражение от римского флота во главе с наместником Египта Тенагиноном Пробом[29]. Многие германцы, попавшие в плен во время различных войн, были зачислены в римскую армию либо расселены на севере Балканского полуострова в качестве колонов[30]. Об интенсивном строительстве дорог в этой области свидетельствуют сохранившиеся мильные камни[2]. Победа над готами внесла значительный вклад в дело по восстановлению Римской империи. Это был значительный шаг, ведущий к последующим успехам Аврелиана и реформам Диоклетиана и Константина[4]. Основными факторами разгрома готов были отсутствие у них продовольствия, что привело к голоду, а также различные болезни, поразившие солдат, особенно чума[4].

Таким образом, главным театром военных действий были римские провинции Верхняя и Нижняя Мезия, а также Фракия. Многочисленные сражения шли рядом с Маркианополем, Византием и Фессалониками (последняя была захвачена варварами в отсутствие Клавдия)[31]. Следует отметить, что в этот период вооружённые силы, присутствовавшие в Римской Дакии, были очень немногочисленными. Поэтому, когда Аврелиан вступил на престол, он расформировал эту провинцию между 271 и 274 годами[32].

Ослабление Галльской империи

В деле объединения Римского государства Клавдию очень помогло ослабление Галльской империи. Весной 269 года Ульпий Корнелий Лелиан, один из подчинённых галльского императора Постума, объявил себя императором в Верхней Германии. Постум одержал победу над узурпатором, но при этом отказался предоставить своим солдатам на разграбление Могонциак, который служил штаб-квартирой Лелиана. Это оказалось причиной его падения. Разгневавшиеся легионеры взбунтовались и убили Постума[33]. Выбранный войсками Марк Аврелий Марий стал новым императором Галлии. Марий правил недолго, и вскоре префект претория Викторин сверг его[34]. Вступив на престол, Викторин увидел, что его государство находится в тяжёлом положении.

В его правление Испания и южное побережье Нарбонской Галлии отделились от Галльской империи и вернулись обратно в состав Римской империи после того, как префект вигилов Юлий Плацидиан расположился к Куларону с небольшим отрядом и установил с ними контакт[2][35]. К счастью для галльского императора, именно там Плацидиан и остановился, и положение Викторина стабилизировалось[36].

Спустя год Августодунум поднял восстание и добровольно перешёл на сторону Рима, после чего Викторин осадил его. Однако Клавдий ничего не предпринял для поддержки города, поэтому Августодунум пал через несколько недель и был разграблен[37]. До сих пор неизвестно, почему Клавдий не сделал ничего, чтобы помочь Августодунуму. Вполне возможно, что это было связано с тем, что император был занят войной с готами и не смог отправить подкрепление[38].

Отношения с Пальмирским царством

Источники сообщают, что отношения между Римской империей и Пальмирой постепенно ослабевают в течение 270 года. Из «Истории Августов» известно, что при Галлиене была отправлена армия под командованием Аврелия Гераклиана на Восток, но она была уничтожена войсками Зенобии. Однако поскольку Гераклиана на самом деле не было на Востоке в 268 году (в это время он активно участвовал в заговоре против Галлиена), мы видим, что это сообщение не совсем правильно. Вполне возможно, что из желания возложить вину за все беды на Галлиена античный историк умышленно перенёс события правления Клавдия в биографию Галлиена[36].

По свидетельству историка Зосима, в правление Клавдия пальмирцы под начальством Тимагена и Септимия Забды захватили Египет, житницу империи, и оставили там пятитысячный гарнизон, но наместник этой провинции Тенагинон Проб (не путать с императором Пробом) выбил их оттуда[4][39][22]. Затем Тимаген собрал новую армию и разбил Проба у Вавилона Египетского (лето 270 года), который, попав в плен, покончил жизнь самоубийством[40][39]. Египет снова отошёл к Пальмирскому царству. С того времени поставки зерна в Рим прекратились до той поры, пока Аврелиан не сокрушил Пальмирское царство[41].

Клавдий и сенат

При Клавдии велась пропаганда могущества империи, осуществлявшаяся при помощи монет с надписями «PAX AETERNA, FIDES MILITVM» («Вечный мир, верность армии»)[42]. Другая надпись — «GENIVS SENATVS» («Гений Сената») — по мнению Андреаса Альфоди, свидетельствует об улучшении отношений между императором и сенатом, а также о возрастании авторитета этого государственного органа[43]. Если верить Зонаре, Клавдий даже предоставил сенату решение объявить войну как готам, так и Постуму[44].

Несмотря на то, что при Клавдии возросло влияние государственных и военных деятелей балканского происхождения[45], а также иностранцев, правительство продолжало опираться на представителей римской знати, таких как проконсул Африки Аспасий Патерн, городские префекты Флавий Антиохиан и Вирий Орфит, принцепс сената Помпоний Басс и консул Юний Велдумниан[46]. Клавдий, видимо, не производил никаких серьёзных преобразований в римской армии, в отличие от своего предшественника Галлиена; по всей видимости, это объясняется непродолжительностью его правления[47].

За время правления Клавдия, согласно «Истории Августов», был всего лишь один узурпатор — Цензорин[48], но он с большой долей вероятности был вымышленным[49].

Религиозная политика

Хотя Евсевий Кесарийский и Сульпиций Север изображают период между правлением Валериана и Диоклетиана паузой в преследовании христиан, согласно житиям святых, несколько христиан было убито во время правления Клавдия II[50]. По всей видимости, при Клавдии также погиб святой Валентин[50]. Золотая легенда говорит, что он отказался отречься от Христа перед императором, за что и был обезглавлен[51]. В легенде упоминается «император Клавдий». Было мнение, что это представитель династии Юлиев-Клавдиев Клавдий, но поскольку Клавдий I не устраивал гонений на христиан, то, вероятнее всего, это был Клавдий Готский[52].

Согласно Аврелию Виктору, Клавдий обращался к Сивиллиным книгам ещё до своей кампании против готов[53][54].

Смерть

В 270 году императору был также присвоен победный титул «Парфянский Величайший», однако то, что в короткое правление Клавдия конфликт с парфянами вряд ли имел место, делает этот шаг труднообъяснимым[4]. Дамерау предполагает, что на самом деле пальмирцы нанесли поражение парфянам, а принцепс присвоил себе их победу[55].

Когда император был занят осадой готов на горе Гем, ему поступили сообщения о том, что племя ютунгов (англ.)русск., которое до тех пор довольствовалось выплачиваемыми Римом деньгами, перешло Дунай и угрожает Реции и Норику, а племя вандалов готовится к вторжению в Паннонию[23]. Поэтому Клавдий, поручив борьбу с готами Аврелиану, поспешил с войсками в Сирмий, чтобы осмотреть новый театр военных действий. Но его армию поразила чума, и приблизительно в январе — марте 270 года её жертвой пал сам Клавдий[2][К 2].

Существует более драматическая версия смерти Клавдия. По легенде, он фактически пожертвовал собой, так как в Сивиллиных книгах было предсказание, что только его смерть поможет выиграть Готскую войну[57]. Удивительно, но автор «Истории Августов» полностью игнорирует это предположение и говорит, что Клавдий просто умер от чумы[57].

Родство с династией Константина

По указанию Константина (до 310 года) было «восстановлено» родство его отца с «божественным Клавдием»[3]. Вероятно, всё это было вымыслом[58], который способствовал тому, что жизнеописание Клавдия, однако без точного описания родства императоров, превратилось в восторженный панегирик, впервые упомянутый в 310 году[59][К 3].

Согласно «Истории Августов» у Клавдия был брат Крисп, имевший дочь Клавдию[60]. Именно Клавдия, по легенде, была матерью Констанция Хлора[61]. Это утверждение было широко распространено Константином Великим, чеканившим монеты с надписью DIVO CLAVDIO OPT[IMO] IMP[ERATORI], MEMORIAE AETERNAE («Божественному Клавдию, наилучшему императору, память вечная»)[62].

Итоги правления

Несмотря на то, что Клавдий правил чуть менее двух лет, его кончину искренне оплакивали как солдаты, так и сенаторы[63], и его обожествление последовало незамедлительно после получения известия о его смерти[64]. Автор биографии Клавдия в «Истории Августов» пишет, что «любили его так, что можно вполне определённо сказать, что ни Траян, ни Антонины, ни кто-либо другой из государей не были так любимы»[65]. В курию были доставлены доспехи императора, на Капитолии перед храмом Юпитера воздвигнута золотая конная статуя обожествлённого Клавдия (учитывая тогдашнее экономическое положение империи, скорее всего, статуя на самом деле была отлита из бронзы, а затем позолочена[66])[67][3]. В его честь Кирена была переименована в Клавдиополь[58].

Несомненным остаётся тот факт, что он был выдающимся военачальником, показавшим прекрасный пример военного искусства и доблести, которому Римская империя обязана своим сохранением и началом выхода из затяжного кризиса. Античные авторы оставили положительные отзывы о Клавдии и его правлении. Это связано, во-первых, с ненавистью к предшественнику Клавдия Галлиену, а во-вторых, с легендой о его смерти[41]. В целом Клавдий Готский дал сильный толчок к восстановлению Римской империи[37].

Напишите отзыв о статье "Клавдий II"

Комментарии

  1. ↑ Этот вопрос подробно освещён в книге: Damerau, 1934.
  2. ↑ Альтернативная дата — август 270 года. Основание этому предположению дают монеты из Египта, отчеканенные с изображением Клавдия ещё в конце августа, с сентября там начинают чеканить уже монеты с его братом Флорианом[56].
  3. ↑ Как, например, биография Клавдия в сборнике «История Августов», написанная, по утверждению автора, «учитывая желание Констанция Цезаря» (это император Констанций I Хлор), изобилующая подложными письмами.

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 M. Aurelius Valerius Claudius 11, 1971.
  2. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Грант, 1998.
  3. ↑ 1 2 3 Die Zeit der Soldatenkaiser, 2008.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Weigel, 2001.
  5. ↑ Lendering, Jona. [www.livius.org/hi-hn/ha/hist_aug.html Historia Augusta]. Livius.org. Проверено 30 октября 2013.
  6. ↑ Требеллий Поллион I, XI. 9.
  7. ↑ Аврелий Виктор, 34. 1.
  8. ↑ 1 2 Canduci, 2010, p. 90.
  9. ↑ Требеллий Поллион I, XVI. 1.
  10. ↑ Аврелий Виктор, 33. 28.
  11. ↑ Павел Орозий. История против язычников. VII. 23. 1.
  12. ↑ Евтропий, IX. 11. 1.
  13. ↑ Зосим, I. 41.
  14. ↑ Любжин, A. B. Примечания // Властелины Рима. — M., 1992. — С. 364.</span>
  15. ↑ Parker, H. A. History of the Roman World A.D. 138 to 337. — P. 176.</span>
  16. ↑ Marcus Aurelius Valerius Claudius (II. Gothicus), [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/claudiusgothicus_02.htm Herkunft, Jugend & Karriere].
  17. ↑ Требеллий Поллион I, XIII. 5.
  18. ↑ Евтропий, IX. 1.
  19. ↑ Аврелий Виктор, 34. 2.
  20. ↑ Marcus Aurelius Valerius Claudius (II. Gothicus), [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/claudiusgothicus_01.htm Einleitung].
  21. ↑ Gibbon, Edward. Decline & Fall of the Roman Empire. — Ch. 11.</span>
  22. ↑ 1 2 3 Southern, 2001, p. 109.
  23. ↑ 1 2 Southern, 2001, p. 110.
  24. ↑ Павел Диакон. Римская история. IX. 11.
  25. ↑ Damerau, 1934, pp. 52—54.
  26. ↑ Watson, Alaric. Aurelian and the Third Century. — P. 43.</span>
  27. ↑ История Августов. Божественный Клавдий. Примечание 19.
  28. ↑ Damerau, 1934, pp. 62—75.
  29. ↑ Damerau, 1934, pp. 54—61.
  30. ↑ Damerau, 1934, p. 55.
  31. ↑ Требеллий Поллион I, IX. 8.
  32. ↑ Watson, Alaric. Aurelian and the Third Century. — P. 155—157.</span>
  33. ↑ Polfer, Michel. [www.luc.edu/roman-emperors/postumus.htm Postumus (A.D. 260—269)]. De Imperatoribus Romanis (200-03-06). Проверено 6 декабря 2013.
  34. ↑ Polfer, Michel. [www.roman-emperors.org/marius.htm Marius (A.D. 269)]. De Imperatoribus Romanis (24 июня 1999). Проверено 30 октября 2013.
  35. ↑ Southern, 2001, p. 118.
  36. ↑ 1 2 Potter, 2004, p. 266.
  37. ↑ 1 2 Potter, 2004, p. 267.
  38. ↑ Southern, 2001, pp. 118—119.
  39. ↑ 1 2 Зосим, I. 44.
  40. ↑ Требеллий Поллион I, XI. 1.
  41. ↑ 1 2 Marcus Aurelius Valerius Claudius (II. Gothicus), [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/claudiusgothicus_05.htm Bewertung].
  42. ↑ Robertson, A. Roman Imperial Coins in the Hunter Coin Cabinet IV. — P. 230.</span>
  43. ↑ Alföldi, A. The Crisis of the Empire. — P. 191.</span>
  44. ↑ Иоанн Зонара. Сокращение истории. XII. 26.
  45. ↑ Циркин, Ю. Б. Галлиен и сенат // Проблемы истории, филологии, культуры. — М. ; Магнитогорск ; Новосибирск, 2009. — Вып. 1 (23). — С. 65.</span>
  46. ↑ Potter, 2004, p. 265.
  47. ↑ Сергеев, И. П. Римская империя в III веке нашей эры. — Х. : Майдан. — С. 63.</span>
  48. ↑ Требеллий Поллион II, XXXIII. 1.
  49. ↑ Jones, A. H. M. Claudius Censorinus 3 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  50. ↑ 1 2 Homo, 1908, pp. 116—118.
  51. ↑ Kelly, Henry. Chaucer and the Cult of Saint Valentine. — P. 49.</span>
  52. ↑ Oruch, Jack. St. Valentine, Chaucer, and Spring in February // Speculum. — 1981. — № 56.3 (июль). — P. 535.</span>
  53. ↑ Curran, 2000.
  54. ↑ Аврелий Виктор, 34. 3.
  55. ↑ Damerau, 1934, p. 61.
  56. ↑ Watson, Alaric. Aurelian and the Third Century. — P. 220—221.</span>
  57. ↑ 1 2 Syme, R. Emperors and Biography: Studies in the Historia Augusta. — P. 203—205.</span>
  58. ↑ 1 2 Lendering, Jona. [www.livius.org/cg-cm/claudius_ii/claudius_gothicus.html Claudius II Gothicus]. Livius.org. Проверено 30 октября 2013.
  59. ↑ Homo, 1908, p. 120.
  60. ↑ Требеллий Поллион I, XIII. 9.
  61. ↑ Jones, A. H. M. Claudia 1 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  62. ↑ Damerau, 1934, pp. 82—84.
  63. ↑ Зосим, I. 46.
  64. ↑ Bowman. The Cambridge Ancient History: The Crisis of Empire, A.D. 193–337. — P. 50.</span>
  65. ↑ Требеллий Поллион I, XVIII. 4.
  66. ↑ Marcus Aurelius Valerius Claudius (II. Gothicus), [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/claudiusgothicus_04.htm Tod].
  67. ↑ Евтропий, IX. 11.

    68. </ol>

Источники и литература

Источники

  1. Аврелий Виктор. Клавдий II // [www.ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/caesar-f.htm О цезарях].</span>
  2. Евтропий. [nature.web.ru/db/msg.html?mid=1169097&s=121302000 Бревиарий от основания Города].</span>
  3. Зосим. [www.vostlit.info/Texts/rus17/Zosim/frametext1.htm Новая История]. — Кн. I.</span>
  4. Требеллий Поллион. Божественный Клавдий ; Тридцать тиранов // [ancientrome.ru/antlitr/sha/pollklav.htm История Августов].</span>

Литература

  1. Гиббон, Эдвард. История падения Римской империи. — 1888.</span>
  2. Грант, М. [ancientrome.ru/imp/claud2.htm Клавдий II Готский]. Римские императоры (1998). Проверено 29 октября 2013. [www.webcitation.org/61C8smdYz Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  3. Die Zeit der Soldatenkaiser / Klaus-Peter Johne [Hrsg.]. — B. : Akademie-Verlag, 2008. — Bd. II.
  4. [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/claudiusgothicus_01.htm Marcus Aurelius Valerius Claudius (II. Gothicus)] (нем.). PERSONEN Kaiser. [www.webcitation.org/61C8tDsRT Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  5. Canduci, Alexander. Triumph & Tragedy: The Rise and Fall of Rome’s Immortal Emperors. — 2010.
  6. Сurran, John R. Pagan City and Christian Capital: Rome in the Fourth Century. — Oxford : Clarendon, 2000.</span>
  7. Damerau, P. Kaiser Claudius II Goticus. — Leipzig, 1934.</span>
  8. Homo, L. De Claudio Gothico, Romanorum imperatore (268–270). — Lutetiae Parisiorum, 1908.</span>
  9. Jones, A. H. M. M. Aurelius Valerius Claudius 11 // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971. — Vol. I : A.D. 260–395. — P. 209. — ISBN 0-521-07233-6 [2001 reprint].
  10. Meijer, Fik. Emperors Don’t Die in Bed. — L., 2004.</span>
  11. Potter, David S. Bryn Mawr Classical Review 2005.08.01. — Routledge, 2004.</span>
  12. Southern, Pat. The Roman Empire from Severus to Constantine. — Routledge, 2001.</span>
  13. Weigel, Richard D. [www.roman-emperors.org/claudgot.htm Claudius II Gothicus (268—270)]. An Online Encyclopedia of Roman Emperors (2001). [www.webcitation.org/61C8sKPqG Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].

Ссылки

  • [www.wildwinds.com/coins/ric/claudius_II/i.html Roman Imperial Coins of Claudius II]. Wildwinds. — Монеты Клавдия. Проверено 29 октября 2013.

Отрывок, характеризующий Клавдий II

– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Клавдий_II&oldid=80976759»