Кильдишева, Клавдия Сергеевна
| Клавдия Сергеевна Кильдишева | ||||||||
| Род деятельности: |
инженер-испытатель | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Гражданство: | ||||||||
| Награды и премии: |
| |||||||
Клавдия Сергеевна Кильдишева (1917-1994) — советский инженер-испытатель, Герой Социалистического Труда (1981).
Биография
Клавдия Сергеевна Кильдишева родилась 6 марта 1917 года в городе Вязьма (ныне — Смоленская область). В 1934 году она окончила среднюю школу, в 1940 году — механико-математический факультет Московского государственного университета, после чего работала в конструкторском бюро А. Н. Туполева инженером по расчёту самолётов на прочность[1].
С февраля 1941 года работала инженером-расчётчиком самолётов на прочность в Опытно-конструкторском бюро А. С. Яковлева. В 1943-1946 годах возглавляла профком на одном из авиационных заводов, в 1946-1949 годах работала заместителем начальника лаборатории статических испытаний самолётов. С 1949 года занимала должности заместителя начальника, начальника научно-исследовательского отдела ОКБ А. С. Яковлева. С 1966 года работала в качестве заместителя главного конструктора по научно-исследовательским работам. В 1972 году ей была присуждена Ленинская, а в 1977 году — Государственная премия СССР[1].
Закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 июня 1981 года за «большие заслуги в создании авиационной техники» Клавдия Сергеевна Кильдишева была удостоена высокого звания Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот»[1].
В 1982 году Кильдишева вышла на пенсию, получила статус персонального пенсионера союзного значения. Проживала в Москве. Умерла 2 мая 1994 года, похоронена на Котляковском кладбище Москвы[1].
Была награждена двумя орденами Ленина, орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почёта», рядом медалей[1].
Напишите отзыв о статье "Кильдишева, Клавдия Сергеевна"
Примечания
Отрывок, характеризующий Кильдишева, Клавдия Сергеевна
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
