Клаве, Ансельмо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хосе Ансельмо Клавé и Кампс
Josep Anselm Clavé i Camps

Памятник Хосе Ансельмо Клавé в Манресе
Имя при рождении:

Хосе Ансельмо Клавé и Кампс (Josep Anselm Clavé i Camps)

Дата рождения:

21 апреля 1824(1824-04-21)

Место рождения:

Барселона, Испания

Дата смерти:

25 февраля 1874(1874-02-25) (49 лет)

Место смерти:

Барселона, Испания

Гражданство:

Испания

Род деятельности:

поэт, политик,
композитор

Хосе Ансельмо Клавé и Кампс, более известный как Ансельмо Клавé (кат. Josep Anselm Clavé i Camps; 21 апреля 1824, Барселона — 25 февраля 1874), Барселона) — поэт, политик, композитор, один из создателей испанского направления в музыке. Основатель хорового движения в Испании.





Биография

Ансельмо Клаве родился в барселонском квартале Ла-Рибера (исп.) в семье резчика по дереву. Ребёнком освоил токарное дело, но оставил его, чтобы посвятить всего себя самообразованию, изучению музыки и поэзии. В молодости исполнял произведения собственного сочинения в кофейнях Барселоны под аккомпанемент гитары.

Демонстрируя левые взгляды, поддерживал дружеские отношения с Нарсисом Монтуриолем и Абдоном Террадесом (исп.), сотрудничая с которыми, работал над созданием первой коммунистической ежедневной газеты Каталонии. Между 1840 и 1843 активно участвовал в городских мятежах, состоявшихся в Барселоне; вскоре после разгрома резиденции Бальдомеро Эспартеро местными торговцами и ремесленниками (декабрь 1842) был арестован и заключен в тюрьму.

После освобождения вернулся к музыкальным номерам в кофейнях Барселоны, продолжив изучать музыкальную традицию своего времени и намереваясь доказать, что его музыка, вдохновляющая слушателей своей поэтической целостностью и утонченностью, может пользоваться успехом, несмотря на отсутствие мажорных настроений. Вскоре Клаве становится руководителем ансамбля «Утренняя заря» (La Aurora). Группа занималась интерпретированием серенад и, в основном, выступала в кафе. Проблемой для ансамбля стало определение репертуара, подходящего для группы столь разноплановых музыкантов. В результате Клаве предложил исполнять все возможные произведения, при этом попытавшись сохранить полифоническую текстуру музыки. Так родилась идея создания хора «Братство» (La Fraternidad), что стало принципиально новым направлением в музыке для Испании (2 февраля 1850). Репертуар хора составлялся в соответствии с прогрессивной и филантропической идеологией творчества Клаве, цель которого приблизить музыку (и всю культуру) к рабочему классу, лишенного, на тот момент, данной привилегии. Он организовывает кружок «братских танцев» в Барселоне, участвовать в которых мог представитель любого общественного слоя.

«Братство» сформировало в Барселоне новую тенденцию, со временем распространившуюся и на соседние населенные пункты, в которых также стали появляться хоровые группы. Хоровое пение приобрело размах, свойственный разного рода рабочим движениям, оно утверждало веру в хорошую жизнь, в свой труд и своё дело. В 1853 Клаве арендует Сады Нимфы (los Jardines de la Ninfa), являющиеся частью Пасео де Грасиа (исп.), для постановки спектаклей с песнями и танцами, что вызвало недовольство представителей элиты, в результате мероприятие переместилось в Campos Elíseos (также входящие в состав Пасео де Грасиа (исп.)). Мероприятие имело огромный успех, однако после кризиса 1855, Клаве был депортирован на Балеарские острова, возобновить новую традицию ему удалось лишь после возвращения в 1857, в этом же году хор «Братство» сменил название на «Sociedad Coral Euterpe». Спектакли и танцы Садов Евтерпе (los Jardines de Euterpe) были столь популярны, что Клаве принял решение издать программу мероприятий, названную Эхо Евтерпе (Eco de Euterpe), где перечислялись все связанные с мероприятием события наравне с литературным обозрением и новостями. В 1860 была основана «Ассоциация Евтерпес» (Asociación Euterpense) — общее собрание хоров.

Между 1860 и 1864 в Каталонии происходил расцвет художественного направления Клаве. Тысячи певцов и сотни музыкантов собирались на общих концертах. В это время Клаве переложил на хоровую музыку инструментальные фрагменты оперы Тангейзер, исполненную хором под аккомпанемент оркестра Большого оперного театра Лисеу (исп.), что стало первым исполнением музыки Рихарда Вагнера в Испании (16 июля 1862). «Ассоциация Евтерпес» издавала газету El Metrónomo, распространяя через неё основные доктрины новой хоровой каталонской традиции. В 1867 Клаве вновь был арестован и сослан в Мадрид, однако на этот раз хоровая традиция уже была достаточна самобытна, и отсутствие мэтра не повлияло ни на одно мероприятие. Со времен Славной революции 1868 года, а затем и Сентабряской революции 1931 хоровая традиция Клавé не переставала быть основным инструментом воодушевления масс.

Клаве никогда не прекращал своей политической деятельности. Он входил в состав комитета редакторов La Renaixença и занимал несколько государственных должностей. В 1868 году был членом Революционного собрания, а через год стал вице-президентом Договора Тортосы (исп.). В 1871 был выбран депутатом и получил звание президента Депутации Барселоны (исп.). В 1873 после основания Первой испанской республики стал губернатором провинции Кастельóн и делегатом правительства Таррагона. Тем не менее 3 января 1874 после вмешательства генерала Мануэля Павии первой республике и всем демократическим надеждам на демократию пришел конец. Клаве вернулся в Барселону, где и умер в феврале, несколько недель спустя. Его девизом всегда были слова «Прогресс, добродетель и любовь» (кат. Progrés, virtut i amour)

Творчество

Поэзия Клаве формировалась под влиянием романтизма и в особенности творчества французского поэта Пьера-Жана де Беранже. Его творчество, главным образом, предназначалось для социально активных масс, и формировалось по двум направлениям:

Каждому направлению свойственен свой особый музыкальный стиль. В танцевальной музыке чувствуется влияние Верди, присущий ему экстравертный и триумфальный характер, в то время как концертной музыки Клаве присущ особый интимный характер, обращение к пастушеским темам с их идиллическим миром и идеализируемой природой, а часто и с мифологическими отсылками. Клаве стремился к возвращению идеала предпромышленного общества, деревенского мира, где человек свободен. Поэтому выбор мэтра в проведении концертов пал на сцену в крупнейшем парке города.

Клаве является ключевой фигурой для музыкальной, особенно каталонской, традиции XIX века:

  • Он оформил испанскую хоровую традицию, приблизив свою страну европейской культурной традиции.
  • Он вернул рабочему классу возможность самовыражения и, вместе с этим, чувство групповой сплоченности.
  • Он способствовал созданию коллективного движения, ставшего в лице хорового пения основой для объединения каталонцев.
  • Он создал новое музыкальное направление — хоровую музыку.

Как автор оперетт Ансельмо Клаве был один из первых, кто поставил на сцене Большого оперного театра Лисеу (исп.) оперетту L´aplec del Remei на каталонском языке (30 декабря 1859). Чуть позже он также ставил «Искусство колдовства» (L’art de la bruixeria) по текстам Конрада Руера и Видаля Валенсиано.

Библиография

  • Autores varios (Dir. Gral Pere Gabriel). Història de la Cultura Catalana. Edic. 62, 1995:
  • Roger Alier. El Gran llibre del Liceu. edic. 62, 2004 ISBN 84-297-5449-0

Напишите отзыв о статье "Клаве, Ансельмо"

Ссылки

  • [www.bnc.es/fons/inventaris/smusica/clave/clave.pdf Собрание сочинений Хосе Ансельмо Клавé]
  • [www.elcoro.net/ Federación de coros de Clavé]

Отрывок, характеризующий Клаве, Ансельмо

– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.