Кладбище защитников Львова
| воинское захоронение
Кладбище защитников Львова
Cmentarz Obrońców Lwowa (Cmentarz Orląt Lwowskieh)  Кладбище и мемориал львовских орлят Вид на кладбище от мемориала(на заднем плане — Ворота Славы)
| |||||||||||||
Кла́дбище защи́тников Льво́ва (польск. Cmentarz Obrońców Lwowa, Cmentarz Orląt Lwowskieh) — воинское захоронение во Львове (Украина), составляющее часть Лычаковского кладбища, на котором похоронены польские защитники Львова, павшие в ходе Польско-украинской войны (1918−1919) в боях против подразделений Западно-Украинской народной республики.
Часто называется Кла́дбищем или Мемориа́лом львов́ских орля́т или просто Кла́дбище {Мемориа́л) орля́т по героическому наименованию молодых польских ополченцев (в том числе, подростков) «львовские орлята», с оружием в руках принимавших участие в обороне города, в том числе, занимавшими оборону непосредственно на Лычаковском кладбище, где многие из них погибли и похоронены.
Однако, на самом деле, сам мемориал орлятам составляет хоть и главную, но лишь часть Кладбища защитников Львова. (Хотя, в расширительном смысле, Мемориалом львовских орлят можно назвать и всё Кладбище защитников Львова.)
Строительство мемориала
В 1920-е годы здесь был сооружён «Мемориал орлят», куда поместили прах взрослых и подростков, павших в боях за Польшу. Мемориал играл важную роль в формировании новейшего польского патриотизма и национализма, доказывалось, что на борьбу с регулярными воинскими формированиями украинцев поднялось на борьбу гражданское население Львова, в том числе женщины и дети[1].
В «Мемориале» также были похоронены останки лётчиков-добровольцев из США и военных советников из французской миссии под командованием Шарля Де Голля, сражавшихся в составе польских войск.
Проект «Мемориала» был подготовлен Рудольфом Индрухом, студентом института архитектуры и бывшим орлёнком. Скульптор проекта — Казимеж Сокальский.
Среди самых известных орлят, погребённых здесь, можно отметить 14-летнего Юрека Бичана, самого молодого защитника города, чьё имя вошло в польскую культуру межвоенного периода.
Польские власти хоронили в мемориале не только католиков, но и иудеев, униатов и лиц других конфессий, также воевавших в польской армии.
В 1925 останки одного из неизвестных защитников Львова были перенесены отсюда в Могилу Неизвестного Солдата в Варшаве.
- JurekBitschanLwow.jpg
Место смерти 14-летнего Юрека Бичана, погибшего на Лычаковском кладбище
- Cmentarz Orląt we Lwowie - grób nieznanego żołnierza przed IIWŚ.jpg
Могила, из которой был взят прах неизвестного солдата, до перенесения останков в Варшаву, ок. 1924.
- Wybór trumny z ciałem Nieznanego Żołnierza.jpg
Выбор гроба с останками неизвестного солдата для перенесения в Варшаву, 1925.
- Wycieczka z Gdańska - budowa Cmentarza Orląt.jpg
Паломники из Гданьска на строительстве мемориала.
Вид на часовню. 1920-е гг. - Pomnik Żołnierzy Amerykańskich na Cmentarzu Orląt - międzywojnie.jpg
Памятник американским лётчикам, 1920-е гг.
Разрушение
«Мемориал орлят» был разрушен советскими властями в 1951 году. В 1956 году центральное надгробие «Могилы неизвестного солдата» было вывезено в Польшу, а остатки снесены бульдозерами в 1971.
Восстановление мемориала
Восстановление мемориала началось после объявления независимости Украины по инициативе бизнесмена Бобровского из польской фирмы «Энергополь», работавшей во Львове.
Работы шли медленно из-за противодействия местных властей. Возмущение украинской стороны вызывала надпись про «польских освободителей», а также скульптурный «Меч-щербец». Зазубрины на мече, по легенде, появились, когда вступающий в Киев со Святополком Болеслав Храбрый ударил мечом по поднятой решетке Золотых ворот в Киеве.
Конфликт удалось смягчить благодаря поддержке, оказанной польским правительством украинской оппозиции во время «Оранжевой революции» 2005 г. Тем не менее, для его окончательного урегулирования потребовалось вмешательство президента Украины Виктора Ющенко.
24 июня 2005, в ходе церемонии с участием президентов Польши и Украины, на Лычаковском кладбище были открыты мемориалы погибшим воинам армии Западно-Украинской народной республики и «Мемориал орлят».
На плите мемориала, расположенной в центре польских захоронений, сделана надпись на польском языке:
На портале прежнего мемориала было написано по-латыни:
|
Напишите отзыв о статье "Кладбище защитников Львова"
Примечания
- ↑ [www.ji-magazine.lviv.ua/seminary/2002/krstil-111/krstil-1lyst.htm Круглий стіл «Що нам робити зі своєю історією?»]
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Кладбище защитников Львова - [www.lwow.home.pl/orleta/orleta39.html Путеводитель по кладбищу орлят (1939 год)]
Отрывок, характеризующий Кладбище защитников Львова
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
