Клайв, Роберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
О дипломате см. Клайв, Роберт (дипломат)
Роберт Клайв, 1-й барон Клайв Плэссийский
Robert Clive, 1st Baron Clive of Plassey

Роберт Клайв, 1764 год
Дата рождения

29 сентября 1725(1725-09-29)

Место рождения

поместье Стайчи (Styche), Маркет Драйтон, графство Шропшир, Великобритания

Дата смерти

22 ноября 1774(1774-11-22) (49 лет)

Место смерти

Беркли Сквер (Berkeley Square), Вест-Энд, Лондон, Великобритания

Принадлежность

Великобритания Великобритания

Род войск

пехота

Годы службы

17441774

Звание

генерал-майор

Командовал

Британские войска в Индии

Сражения/войны

Карнатикские войны:

Награды и премии

Роберт Клайв (англ. Robert Clive, 1st Baron Clive of Plassey; 29 сентября 1725 — 22 ноября 1774) — британский генерал и чиновник, утвердивший господство Британской Ост-индской компании в Южной Индии и в Бенгалии. Он положил начало расширению влияния Британии на территории субконтинента, что привело к созданию Британской Индии. После победы при Плесси получил титул барона с победным эпитетом «Плессийский».





Падение Калькутты

Клайв впервые проявил себя при обороне Аркота в 1751 году. На первые позиции выдвинулся во время Семилетней войны (1756—63), которая привела к вытеснению французов из Индии.

В середине XVIII века англичане смогли заметно укрепить свои позиции в Бенгалии, поддерживая дружественные отношения с навабами. В 1756 году только что вступивший в правление 18-летний наваб Сирадж-уд-Даула напал на основной британский плацдарм Калькутту и взял её. Некоторые жители бежали, другие были взяты в плен и заключены в камеру военной тюрьмы Форта Вилльяма, размером 14 на 18 футов, с 2-мя небольшими окнами, известную под именем «Черной Ямы». На другое утро из 146 заключенных (мужчин и женщин) осталось в живых только 23. Остальные задохнулись или погибли от теплового удара. Клайв, вернувшийся уже из Англии, был в это время в Мадрасе; с эскадрой адмирала Ватсона он отплыл к устью Ганга, и Калькутта скоро и легко была возвращена. Заключенный мир восстановил все права Компании и дал ей щедрое вознаграждение за убытки.

Победы Клайва в Восточной Индии

Когда началась война с французами, Клайв занял Чанданнагар. Раздраженный этим Сирадж-уд-Даула вступил в союз с французами, но Клайв с небольшими силами (1000 европейцев, 2000 сипаев и 8 пушек) разбил войско наваба (35 000 пехоты, 15 000 конницы и 50 пушек) при Плесси. С этого дня считается начало британского владычества в Восточной Индии.

На место Сираджа был посажен Мир Джафар, креатура Клайва, взявшего с него за это огромные деньги. В этом же году новый наваб официально уступил англичанам право подоходной подати и суда в целом округе около Калькутты, известном теперь под названием «округа 24-х парган» (882 квадр. мили).

Расширение Клайвом контроля над Индией

В 1759 году англичане получили от делийского императора (номинального сюзерена бенгальского наваба) право взимать и поземельную подать. Наконец в 1765 году император уступил занятые области Клайву в полную и вечную собственность, и Клайв получал с Компании 222 958 рупий годичной ренты до своей смерти (1774), когда право собственности перешло к Компании.

В 1758 году Клайв был сделан компанейским губернатором Бенгала. До своего второго пребывания в Англии (1760—1765) он отразил нападение делийского принца, впоследствии султана Шаха-Алама, отнял у французов Мадрас с прилегающим берегом и установил твердое влияние Англии при гайдерабадском дворе в Южной Индии. В это же время он сокрушил при Чинсурахе силу голландцев, которые с тех пор только были терпимы в Индии.

В 1761 году был низложен Мир-Джафар, и на его место посажен Мир-Касим, причем англичане опять сделали земельные приобретения. В 1763 году Мир-Касим, мечтавший о независимости и сформировавший себе армию на европейский лад, возмутился; 2000 сипаев в Патне и около 200 англичан в разных местах Бенгала были вырезаны.

В следующем году английские войска, предводимые майорами Адамсом и Мунро, разбили в исторической битве при Буксаре мятежников, вступивших уже в союз с делийским императором Шахом-Аламом и аудским навабом, несмотря на то, что в английском лагере произошёл первый бунт сипаев (усмиренный Мунро, который расстрелял из пушек 24 зачинщиков — род казни, заимствованный у Моголов). Шах-Алам явился с повинной в английский лагерь; Ауд был занят англичанами, а на место Мир-Касима опять посажен старый наваб Мир-Джафар, при чём, конечно, англичане получили большие суммы денег.

Преобразования компании

В 1765 году прибыл опять из Англии Клайв, прилагавший теперь все усилия, чтобы упрочить территориальные владения Компании и уничтожить вкоренившиеся злоупотребления, поборы, вымогательства и взятки служащих Компании. Он быстро выступил из Калькутты в Аллахабад и здесь распоряжался судьбами почти всей Северной Индии. Ауд был отдан опять прежнему навабу с обязательством уплатить полмиллиона фунтов стерлингов военных издержек, а провинции Аллахабад и Кора (между Гангом и Джамной) — императору Шаху-Аламу, который подарил за это Компании дивани, то есть право фискальной администрации в Бенгале, Бихаре и Ориссе.

В Муршидабаде ещё сидел фиктивный бенгальский наваб, получавший 600 000 фунтов стерлингов ренты от англичан. Половину этой суммы Компания платила императору как дань с Бенгалии, Бихара и Ориссы. Таким образом было введено двойное управление: англичане получали доходы с областей и содержали армию, а право уголовной юрисдикции принадлежало навабу. По индийской терминологии Компания была Диван, а наваб — Низам. Сбор податей в течение 17651772 годах оставался в руках туземных сборщиков.

В 1766 году Клайв преобразовал местную администрацию Компании. Все служащие, гражданские и военные, были глубоко деморализованы. Их оклады были ничтожны, а потому им позволялось возмещать недостающее (иногда сторицей) путём торговли и подарков. Несмотря на дружное сопротивление гражданских служащих и открытое возмущение двухсот офицеров, Клайв провел свою реформу. Торговля и взятки были запрещены на будущее время служащим, так как предвиделось повышение окладов из выгод от соляной монополии.

В 1767 году Клайв вернулся окончательно в Европу. Вспыхнувший в 1769 году в Бенгалии страшный голод сказался на котировках Ост-Индской компании и уже в 1773 году компания стояла на пороге банкротства и просила правительство Великобритании оказать ей помощь. После этого парламент начал расследование деятельности Роберта Клайва, которого обвинял в злоупотреблениях. Клайв был признан виновным, однако был оправдан за услуги, оказанные своей стране. Тем не менее в 1774 году Роберт Клайв покончил с собой.

Черепаха Клайва по имени Адвайта, как сообщалось в средствах массовой информации, пережила хозяина на 232 года, дожив в Калькутте до 2006 года.

См. также

Напишите отзыв о статье "Клайв, Роберт"

Литература

  • Burhan Ibn Hasan Tuzak-I-Walajahi (University of Madras) 1934
  • H.E.Busteed Echoes from Old Calcutta (Calcutta) 1908
  • A. Mervyn Davies Clive of Plassey (London) 1939
  • Michael Edwardes The Battle of Plassey and the Conquest of Bengal (London) 1963
  • Thomas Babington Macaulay «Lord Clive» Essays (London: Longman’s, Green & Co.) 1891 pp502–547
  • P.J. Marshall Bengal, The British Bridgehead: Eastern India 1740—1828 (Cambridge) 1988

Отрывок, характеризующий Клайв, Роберт

– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.