Рив, Клара

Клара Рив
Clara Reeve
Дата рождения:	1729(1729)
Место рождения:	Ипсуич
Дата смерти:	1807(1807)

Клара Рив (англ. Clara Reeve, 1729—1807) — английская писательница, представитель готического жанра, последовательница Горация Уолпола. Клара Рив имеет большое значение в истории готического романа, она первая разграничила определения жанров и подчеркнула значение морали в готике.

Биография

Клара Рив родилась в Англии, в городе Ипсвич в семье священника и дочери придворного ювелира. После смерти отца (1755 г.) вся семья переехала в Колчестер, где Клара написала и опубликовала свой первый труд — перевод «Champion of Virtue». Первое самостоятельное произведение писательницы выходит в 1777 году — это роман «Старый английский барон». Это было знаковым событием — судьба Клары решилась окончательно. Теперь она создает и публикует книгу за книгой: «Если сейчас как никогда много писателей, то то же самое можно сказать о читателях, даже среди низших классов. Это обстоятельство заставляет каждого писателя быть внимательным к тому, что он предлагает публике, ибо ничто не должно противоречить религии и добродетели, а благодаря элементу развлекательности до читателя должны быть донесены моральные сентенции».

Клару Рив называют ученицей Уолпола, так как основой для своего романа «Старый английский барон» она выбрала основную сюжетную линию «Замка Отранто» — законный наследник после длительных гонений и испытаний, ущемления в правах восстанавливает титул и состояние. Главное, что определяет роман — множество бытовых деталей, при отсутствии ужасного и сверхъестественного, страшного и потустороннего. Из необъяснимого и потустороннего Клара Рив оставила только появление призрака в рыцарских латах, раскрывающего преступление лорда Ловелла и показывающего на захватчика титула и имущества своим перстом. Это единственная сцена из всего романа в стиле старой «готики», хотя действие происходит в типичном для романа ужаса месте: развалины замка, где поселились привидения. На этом внешнее сходство с Уолполом у Рив кончается.

К концу XIX в. роман «Старый английский барон» был издан 18 раз, в 1787 г. был переведён на французский, а в 1789 г. на немецкий языки. В 1789 году роман был инсценирован и была показана пьеса «Эдмунд, сирота из замка».

После успеха «Старого английского барона» Клара Рив написала романы «Два учителя» (The Two Mentors, 1783) «Школа вдов» (The School of Widows, 1791), «Образовательные планы» (Plans for Education, 1792), «Предназначение, или Воспоминания о жизни частного семейства» (Destination; or, Memoirs of a Private Family, 1799), а также первое в Англии исследование истории романного жанра – диалог «Становление романа» (1785, The Progress of Romance Through Times, Countries, and Manners; with Remarks on the Good and Bad Effects of It, on them Respectively; In a Course of Evening Conversations).

Произведения

Наиболее известным и обсуждаемым произведением Клары Рив является роман «Старый английский барон».

Старый английский барон

«Старый английский барон» (1777) — первый роман Клары Рив, принесший ей славу и популярность. В романе писательницей используется основной сюжет «Замка Отранто» Уолпола: законный наследник титула преследуемый и гонимый пытается добиться признания его права на наследство. Основное и единственное отличие — действие происходит в Англии.

Перед читателем типичные персонажи «готического» романа — отец Джером, преданный слуга, лучший друг сэр Харклэ и довольно эпизодический персонаж — возлюбленная героя леди Эмма. Действие происходит в замке Ловелла и иногда у сэра Харклэ. Образ злодея — лорда Ловелла, лишившего прав героя, убив его родителей — довольно бледен, его значительно превосходит Манфред из «Замка Отранто» Уолпола. Зато второстепенные фигуры очень чётко нарисованы, например, сыновья лорда, решившие выгнать Эдмунда из замка, где он долгое время с ними воспитывался.

Задумка романа подчёркивается и в первом названии — «Защитник добродетели». Однако в одном Рив оказалась достойной Уолпола: как в «Замке Отранто», в романе Клары Рив отчётливо видна связь двух элементов — романтики и новеллы. Причём необычное служит только для привлечения внимания, детально выписанные нравы эпохи создают впечатление реальности происходящего и достаточно воодушевляющего, чтобы затронуть струны души читателя. Сверхъестественное играет неосновную, подчинённую роль, в отличие от «Замка Отранто». Ночные шорохи, стоны, раздающиеся из-под земли, двери, самостоятельно открывающиеся перед настоящим наследником замка,— вот немногочисленные приёмы типичного «готического» романа ужаса, присутствующие в «Старом английском бароне». Зато есть разные рассказчики одной и той же истории — таинственного происхождения Эдмунда.

Библиография

• Рив К. Старый английский барон = The Old English Baron. — М.: Ладомир, 2012. — 270 с. — (Литературные памятники). — 1200 экз. — ISBN ISBN 978-5-86218-501-0.

Ссылки

• [www.gutenberg.org/browse/authors/r#a1726 Тексты Клары Рив по-английски]
• [www.clararive.ru Клара Рив]

Отрывок, характеризующий Рив, Клара

– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.