Кларк, Колин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Колин Кларк
англ. Colin Clark
Место рождения:

Лондон, Великобритания

Место смерти:

Брисбен, Австралия

Научная сфера:

экономика

Место работы:

Оксфордский университет, Кембриджский университет

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Оксфордский университет

Известные ученики:

сэр Ричард Стоун
проф.Виджендра Кастури Ранга Варадараджа Рао[en]
Александер Кэйрнкросс[en]
Ханс Зингер

Известен как:

автор термина валовой национальный продукт

Колин Грант Кларк (англ. Colin Grant Clark; 2 ноября 1905, Лондон — 4 сентября 1989) — британский экономист и статистик, работавший как в Великобритании, так и в Австралии, введший понятие валовой национальный продукт (ВНП) как основу для изучения национальных экономик.





Биография

Учился в школе Dragon School в Оксфорде и в Уинчестер-колледже, а также в оксфордском Брейсноуз-колледже, получив в 1928 году диплом по специальности химия. После получения диплома работал ассистентом с Уильямом Бевериджем в Лондонской школе экономики (1928-29), а затем с сэром Александером Карр-Саундерс[en] и Эллином Янгом в ливерпульском университете (1929-30). В это время также участвовал - безуспешно - в парламентских выборах кандидатом лейбористской партии от Норт Дорсета (1929), а позднее от Ливерпуля (1930) и Уэйвертри в Северном Норфолке (1935). В 1930 году он был назначен ассистентом в Экономический консультативный совет, вновь созданный премьер-министром Рамсеем Макдональдом. Уволился вскоре после назначения после того как его попросили написать меморандум в оправдание протекционизма. Однако К. Кларк произвёл благоприятное впечатление на одного из членов совета (Джон Кейнс) и получил должность преподавателя статистики в Кембриджском университете.

Работая преподавателем в Кембридже с 1931 по 1938 год, К. Кларк написал три книги: «The National Income 1924-31» (1932), «The Economic Position of Great Britain» (вместе с Артуром Пигу) (1936) и «National Income and Outlay» (1937). Его первая книга была послана издателю Дэниэлу Макмиллану[en] с рекомендацией Кейнса:

[…] Я думаю, Кларк немножко гений: практически единственный экономический статистик, из всех, кого я встречал, который кажется мне по-настоящему первоклассным.[1]

Во время визита в Австралию и Новую Зеландию в 1937 году он согласился занять должность директора промышленного бюро Квинсленда, финансового советника казначейства Квинсленда и правительственного статистика Квинсленда. В отличие от большинства государственных служащих продолжил академическую работу, публикуя многочисленные статьи по экономике и готовя свою книгу «Conditions of Economic Progress», опубликованную в 1940 году.

В 1951 г. был командирован в Продовольственную и сельскохозяйственную организацию ООН в Риме (1951) и затем в Чикагский университет (1952), прежде чем принял пост директора института сельскохозяйственной экономики при Оксфордском университете (1952-69). Вернулся в Австралию в 1969 году директором института экономического прогресса при университете Монаша (1969-78), затем стал консультантом по исследованиям на факультете экономики в университете Квинсленда, где работал до своей смерти в 1989 году.

Ричард Стоун в своей нобелевской речи отдал должное влиянию Кларка на свою работу:

«[…] восстановление синтетического видения в политической экономике пришло в 1930-х годах с изданной в 1937 году работой Колина Кларка, „National Income and Outlay“, в которой были сведены воедино теории дохода, расхода, издержек потребителя, государственных доходов и расходов, формирования капитала, накопления, внешней торговли и платёжного баланса. Хотя он не сформулировал свои положения в рамках единой экономической модели, ясно, что они были очень к ней близки. Кларк был моим учителем в Кембридже и его работа была для меня главным источником вдохновения.»[2]

В 1984 году Кларк был назван Всемирным банком одним из пионеров экономики развития[3] , вместе с сэром Артуром Льюисом, Гуннаром Мюрдаль, Уолтом Ростоу и Яном Тинбергеном[4].

Идеи

Колин Кларк вместе с Аланом Фишер предложили использовать трехсекторную модель экономики (модель Фишера- Кларка), в которой по мере роста душевого дохода спрос на продукцию сельского хозяйства постепенно снижается; на промышленные товары сначала увеличивается, а затем по достижении известного уровня насыщения рынка сокращается; на услуги постоянно растёт[5].

Кларк, исследовав плотность проживания населения в городах, в 1951 году выявил закономерность (формулу Кларка) - внутригородская плотность населения за пределами ядра уменьшается экспоненциально с увеличением расстояния от центра города[6]:

<math>D=ae^{-br}=a*exp(-br)</math>,

где D — плотность, r — расстояние от центра города, a — плотность в центральных квартал города, b — заданный коэффициент [7].

Данная формула плотности городского населения подтверждена в последующих исследованиях Мута, Барра, Миллза, Миллза и Оты, Бюссьера и других. В исследовании Мута по данным о 46 крупных городах США за 1950 год среднее значение коэффициента b равнялось 0,40, и падало с ростом размера города, но плотность в центре города существенно не зависит от размера города. Дерик в 1979 году выявил, что логарифмическое преобразование данной формулы более статически значимей. Закон Кларка для анализа плотностей можно использовать более широко, так, Дж. Симмонс показал, что аналогично ведут себя показатели интенсивности использования территории - количество занятых на единицу застроенной площади и другие, а П. Кемпер и Р. Шменнер исследовали изменение плотности (по предприятиям промышленных отраслей) по мере удаления от центра для пяти крупных американских городов в период с 1967 по 1971 годы (Нью-Йорк, Миннеаполис, Кливленд, Цинцинати и Канзас-Сити), и выявили, что коэффициент b принимает более высокие значения в диапазоне (0,6 — 1,0)[7].

Награды

Память

  • Учебный корпус в университете Квинсленда носит имя Колина Кларка [www.uq.edu.au/maps/index.html?foo=1&menu=1&id=26&z=1].
  • Комната Колина Кларка в казначействе Квинсленда.
  • Проводятся лекции памяти Колина Кларка [www.uq.edu.au/economics/index.html?page=59054&pid=0].

Библиография

Статьи

Книги

  • The National Income, 1924-31, 1932.
  • The Economic Position of Great Britain, c Артуром Пигу, 1936.
  • National Income and Outlay, 1937.
  • A Critique of Russian Statistics, 1939.
  • Conditions of Economic Progress, 1940.
  • The Economics of 1960, 1942.
  • Statistical Society
  • Growthmanship, 1961.
  • Economics of Subsistence Agriculture, with M.R. Haswell, 1964.
  • Population Growth and Land Use, 1967.
  • Starvation or Plenty?, 1970.
  • Poverty Before Politics, 1977.
  • The Economics of Irrigation with J. Carruthers, 1981.
  • Regional and Urban Location, 1982.

Напишите отзыв о статье "Кларк, Колин"

Ссылки

  • [www-wds.worldbank.org/external/default/main?pagePK=64193027&piPK=64187937&theSitePK=523679&menuPK=64187510&searchMenuPK=64187283&siteName=WDS&entityID=000178830_98101901520025 Meier, G.M. and Seers, D. (eds) 1984, Pioneers in Development, Oxford: Oxford University Press for the World Bank]
  • [cepa.newschool.edu/het/profiles/colin.htm Colin G. Clark, 1905-]
  • [www.bartleby.com/65/cl/Clark-Co.html The Columbia Encyclopedia, Sixth Edition — Clark, Colin]
  • [economia.unipv.it/harrod/edition/editionstuff/biofr.htm?rfh.429.htm~target Daniele Besomi: Colin Clark]
  • Colin Clark (1905-89) Economist and Agricultural Economist [www3.qeh.ox.ac.uk/pdf/qehwp/qehwps69.pdf QEH working paper]

Примечания

  1. Don Patinkin, «Keynes and Econometrics: On the Interaction between the Macroeconomic Revolutions of the Interwar Period», Econometrica, Vol. 44, No. 6 (Nov., 1976), pp. 1091—1123
  2. nobelprize.org/nobel_prizes/economics/laureates/1984/stone-lecture.pdf
  3. Meier, Gerald M.; Seers, Dudley. [www-wds.worldbank.org/external/default/WDSContentServer/WDSP/IB/1999/09/17/000178830_98101901520025/Rendered/PDF/multi_page.pdf Pioneers in development.]. Oxford University Press (1984).
  4. Peters, G. "Colin Clark (1905-89) Economist and Agricultural Economist, " QEH Working Paper Series, Working Paper Number 69, April 2001
  5. Colin Clark. Conditions of Economic Progress. — 1940.
  6. Colin Clark. Urban Population Densities. JSTOR Vol. 114 №4 (1951).
  7. 1 2 Занадворов В.С., Занадворова А.В. [ecsocman.hse.ru/data/560/645/1219/glava_6.pdf Теория экономики города] // М.: ИКЦ Академкнига. — 2003. — С. 272. — ISBN 5-94628-099-6.
  8. The Economic Society of Australia [esacentral.org.au/about-us/awards/distinguished-fellow-award/ Distinguished Fellow Award].

Отрывок, характеризующий Кларк, Колин

Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.