Кларк, Уильям (путешественник)
| Уильям Кларк William Clark<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 1813 — 10 августа 1821 года | ||
| Предшественник: | Бенджамин Хоуард (англ. Benjamin Howard) | |
| Преемник: | Александер МакНейр (англ. Alexander McNair, губернатор штата Миссури) | |
| Вероисповедание: | Англиканская церковь | |
| Рождение: | 1 августа 1770 Округ Каролайн, Виргиния | |
| Смерть: | 1 сентября 1838 (68 лет) Сент-Луис | |
| Место погребения: | Сент-Луис | |
| Супруга: | Джулия Хэнкок | |
Уи́льям Кла́рк (англ. William Clark, 1 августа 1770 года, округ Каролайн, Виргиния — 1 сентября 1838 года, Сент-Луис) — американский исследователь, один из организаторов экспедиции Льюиса и Кларка, впоследствии второй и последний губернатор территории Миссури. С 1822 года до смерти занимал должность суперинтенданта по делам индейцев.
Содержание
Ранняя карьера
Уильям Кларк родился в округе Каролайн в английской колонии Виргиния, девятый из десяти детей Джона и Энн Роджерс Кларк. Семья принадлежала к англиканской церкви, владела несколькими поместьями и рабами. Старший брат, Джордж Роджерс Кларк, был героем Войны за независимость США.
Кларк не получил никакого формального образования, но, как это было тогда принято, обучался дома. После Войны за независимость вся семья вместе с рабами, вслед за двумя старшими сыновьями, переехала в Кентукки, в тот момент ещё не ставшим штатом США. Кларк прибыл в Кентукки в марте 1785 года, сначала по земле, затем на корабле по реке Огайо. Семья поселилась на плантации около Луисвилла, где Кларк прожил до 1803 года.
После окончания Войны за независимость Кентукки был задействован в войне с индейцами к северу от реки Огайо. В 1789 году Кларк записался в добровольную милицию под началом майора Джона Хардина. Предполагалось, что отряд Хардина нападёт на индейцев веа, живших на реке Уобаш, однако по ошибке они напали на лагерь мирных индейцев шауни и убили несколько человек, включая женщин и детей.
В 1790 году губернатор Северо-Западной территории назначил Кларка капитаном милиции Кларксвилла (ныне штат Огайо, город назван в честь брата Кларка). Чем Кларк в точности занимался на этом посту, неизвестно, но предположительно он много путешествовал по Среднему Западу и на юг до Нового Орлеана. С 1791 года он служил в Легионе Соединённых Штатов, в частности, отличился в 1794 году в Битве поваленных деревьев, возглавив отряд, зашедший в тыл канадской и индейской армии. 1 июля 1796 года он вышел в отставку.
Экспедиция Льюиса и Кларка
В 1804—1806 годах Кларк вместе с Мэриуэзером Льюисом возглавил первую в истории экспедицию, вышедшую по земле к Тихому океану. Экспедиция сейчас известна как Экспедиция Льюиса и Кларка. Целью её было исследование и описание возможностей Луизианской покупки, огромной территории, в 1803 году проданной Францией США. Даже точные границы территории были неизвестны. Для организации экспедиции президент США Томас Джефферсон назначил Льюиса, а Льюис назначил Кларка соорганизатором. Формально Кларк подчинялся Льюису, но реально выполнял независимую функцию одного из организаторов экспедиции, отвечавшим за составление карт, пополнение запасов экспедиции и охоту.
Льюис и Кларк встретились в Сент-Чарльзе (ныне штат Миссури), и экспедиция проследовала вверх вдоль реки Миссури, затем пересекли Скалистые горы и сплавились в бассейне реки Колумбия к океану, после чего вернулись обратно, достигнув Сент-Луиса 23 сентября 1806 года. Полный отчёт об экспедиции был опубликован в 1814 году. Экспедиция имела огромное значение для понимания географии Северной Америки (до неё, например, было неизвестно о существовании Скалистых гор), для изучения природных ресурсов Северной Америки и для установления союзнических отношений с индейцами.
Дальнейшая карьера
После возвращения в 1807 году Кларк был назначен президентом Джефферсоном бригадным генералом милиции Территории Луизиана. Кларк выполнял функцию представителя правительства Территории по отношениям с индейцами. Его бюро находилось в столице территории, Сент-Луисе. Кларк активно участвовал в Англо-американской войне 1812 года, действие которой разворачивалось в верхнем течении Миссисипи.
В 1813 году Кларк был назначен губернатором Территории Миссури, как после 1812 года называлась Территория Луизиана, и стал её вторым и последним губернатором. Его назначение было подтверждено в 1816 и 1820 годах. В 1821 году юго-восток территории вошёл в состав США как штат Миссури, и губернатором штата был избран Александр МакНейр. Кларк участвовал в выборах и проиграл. В 1822 году он был назначен Суперинтендантом по делам индейцев и занимал эту должность до своей смерти в 1838 году. Кларк умер и похоронен в Сент-Луисе.
Семья
Уильям Кларк женился на Джулии Хэнкок 5 января 1808 года в Вирджинии. От неё имел пять детей: Мериуэзер (назван в честь Льюиса, 1809–1881); Уильям Престон (1811–1840); Мэри Маргарет (1814–1821); Джордж Роджерс Хэнкок (1816–1858), Джон Джулиус (1818–1831). После смерти Джулии в 1820 году женился на её сестре, Хэрриет Кеннерли Рэдфорд, и имел от неё трёх детей: Джефферсон Кирни (1824–1900); Эдмунд (1826–1827); Хэрриет (умерла в детстве). Его вторая жена умерла в 1831 году.
Увековечение памяти
В честь Кларка назван род Кларкия растений семейства кипрейных, а также три вида животных: форель Oncorhynchus clarki, американская кедровка (Nucifraga columbiana) и поганка Кларка (Aechmophorus clarkii). В пяти штатах есть округа, названные в его честь: Айдахо, Арканзас, Вашингтон, Миссури и Монтана (Льюис-энд-Кларк). В его честь названа реки Кларкс в западном Кентукки, Кларк-Форк в Айдахо и Монтане, а также Кларкс-Форк-Йеллоустоун в Монтане и Вайоминге.
Напишите отзыв о статье "Кларк, Уильям (путешественник)"
Ссылки
- [xroads.virginia.edu/~HYPER/JOURNALS/journals.html The Journals of Lewis and Clark] hypertext from American Studies at the University of Virginia.
- [www.gutenberg.org/author/William+Clark Работы William Clark] в проекте «Гутенберг»
- [www.in.gov/history/5073.htm#william Biography] from Indiana Historical Bureau
Отрывок, характеризующий Кларк, Уильям (путешественник)
Что значат эти упреки?Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
