Студийная система

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Классический Голливуд»)
Перейти к: навигация, поиск

Студийная система — организационное устройство Голливуда в период его «золотого века», которое оставалось неизменным с 1928 года (создание RKO Pictures) до конца 1949 года (продажа кинотеатров студии Paramount).

В середине XX века 95 % американского кинорынка контролировали 8 кинотрестов. Доля студий-мейджоров «большой пятёрки» (MGM, Paramount, Fox, Warner Bros., RKO) колебалась от 22 % (MGM) до 9 % (RKO). Помимо собственно производства фильмов, студии занимались их дистрибуцией и владели крупными сетями кинотеатров.

В 1948-54 годах под нажимом государственных регуляторов эта система была ликвидирована, однако её пережитки сохранялись до середины 1960-х годов: довольно узкий круг производителей кинофильмов и ограничения на прокат, налагаемые кодексом Хейса. Только после отмены кодекса в 1967 году можно говорить о наступлении эпохи Нового Голливуда.





Основные черты

Основой студийной системы было наличие у каждой студии крупных производственных мощностей с постоянным персоналом. Режиссёры, актёры и другие кинематографисты заключали со студиями долгосрочные контракты и находились в их полном распоряжении. За отказ от исполнения контракта полагались солидные штрафы. Студия раскручивала «звезду» практически с нуля, зачастую придумывая ей новое имя и биографию (т. н. звёздный конвейер). Карьера киноактёров полностью зависела от капризов студийного руководства. Профессиональные награды, как правило, распределялись по неформальному соглашению крупнейших киномагнатов.

Другой составляющей коммерческого успеха была монополизация киностудиями сетей сбыта кинопродукции, то есть кинотеатров. Это позволяло манипулировать ценами на билеты. Владельцам независимых кинотеатров фильмы предлагались «пакетами» из пяти кинокартин, среди которых только одна была хитовой, а остальные шли «в нагрузку».

Иерархия студий

На протяжении всех 1930-х годов экономическим локомотивом киноиндустрии выступала студия Metro-Goldwyn-Mayer (MGM) во главе с Л. Б. Майером; за ней с заметным отставанием следовала компания Fox во главе с Д. Зануком (переименованная в 1935 г. в 20th Century Fox). В разгар Великой депрессии все студии, кроме MGM, показали убыток. После того, как MGM покинули продюсеры-новаторы Ирвинг Тальберг и Дэвид Селзник, компания перестала развиваться и сдала в 1942 г. пальму первенства студии Paramount Pictures.

Вслед за тремя этими гигантами следовали «середняки». Компания Warner Bros. вошла в число ведущих игроков после выпуска в 1927 г. первого звукового фильма «Певец джаза», положившего начало революционному переустройству голливудской индустрии. Для меньшей из пяти крупных студий, RKO Pictures, звёздный час наступил в 1933 году, когда в прокат вышел её самый большой хит, «Кинг-Конг».

Малые кинокомпании не могли похвастаться разветвлёнными сетями кинотеатров. В этом сегменте в 1930-е гг. наибольший успех сопутствовал компании Columbia Pictures, однако в 1940-е гг. её обошла по оборотам старейшая киностудия Америки, Universal Pictures, основанная ещё в 1909 году.

Кинокомпания United Artists была устроена иначе, нежели все остальные. Она не занималась напрямую кинопроизводством, а кредитовала независимых кинопроизводителей (например, студии Селзника и Голдвина) и обеспечивала дистрибуцию их продукции. Собственные кинотеатры у неё отсутствовали.

Крушение системы

Тотальный контроль кинотрестов над всем кинопроцессом от производства фильмов до «сбыта» их конечному потребителю не мог не вызвать озабоченности у антимонопольного ведомства. В 1938 г. против Paramount Picture был начат процесс, который затянулся на долгие годы. В 1948 г. Верховный суд США наконец признал крупнейшую в стране кинокомпанию нарушившей закон о свободной конкуренции и потребовал разделения её кинопроизводственных мощностей и кинотеатров. Предполагалось, что вслед за Paramount все кинокомпании будут реорганизованы по образу и подобию United Artists.

Киномагнаты могли бы долго оспаривать обоснованность этого предписания, если бы Ховард Хьюз (новый владелец RKO) не поспешил продать небольшую сеть кинотеатров RKO. Этот прецедент свёл на нет аргументы остальных кинокомпаний. Продавая собственные кинотеатры, Хьюз рассчитывал ускорить процесс распада киномонополий, что должно было поставить их в равные условия с RKO. Последние кинотеатры были отделены от киностудий в 1954 году. На этом «золотой век Голливуда» подошёл к концу.

Прибыль киностудий стала резко (до 90 %) падать, и не только из-за растущих отчислений дистрибуторам и владельцам кинотеатров. Посредственные фильмы-середняки перестали приносить прибыль, так как пакетный метод реализации кинопродукции ушёл в прошлое. Посещаемость кинотеатров ежегодно падала из-за массового распространения телевидения. Рядовые американцы всё чаще предпочитали проводить вечер перед телеэкраном, а не в кинотеатре. Наиболее бедствующие студии переходили под контроль иностранцев. Первой на американский кинорынок вторглась британская компания Decca Records, которая в 1951 г. установила контроль над студией Universal.

Новая модель бизнеса

Непосредственным следствием краха студийной системы стал небывалый рост гонораров «звёзд» первой величины. Ввиду сократившихся финансовых поступлений студии были вынуждены расторгнуть долгосрочные контракты с высокооплачиваемыми актёрами и режиссёрами. Однако в условиях, когда посредственные фильмы средней руки перестали окупаться, обострилась и конкуренция за громкие имена, ибо только они могли гарантировать фильму успех, особенно в зарубежном прокате, который с 1950-х гг. приобретал всё большее значение. Под «звёзд» первой величины студиям было легче привлечь финансирование.

В эту эпоху самыми могущественными людьми в Голливуде становятся агенты популярных актёров, как, например, Лев Вассерман, работавший под эгидой компании MCA. В 1950 г. он выбил для Джимми Стюарта контракт, по которому тот получал за фильм не фиксированный заработок, а процент от прибыли. Успех вестерна «Винчестер '73» в одночасье сделал Стюарта состоятельным человеком. По стопам Стюарта последовали и другие «звёзды». Условия, которые они выдвигали студиям, нередко становились для последних разорительными. Известен случай, когда Марлону Брандо за участие в фильме было обещано три четверти прибыли от его проката.

Для многих актёров при решении вопроса об участии в съёмках определяющим фактором становилось привлечение к проекту режиссёра с именем. Это подстегнуло конкуренцию студий за услуги ведущих режиссёров; соответственно выросли и заработки последних. Тем не менее доходы актёров и режиссёров были несопоставимы. Характерный пример: за хичкоковский фильм «Поймать вора» режиссёр получил $50 тысяч, а исполнитель главной роли Кэри Грант — в 14 раз больше.

Новая модель бизнеса плачевно отразилась на студиях RKO, United Artists и MGM, которые со временем были вынуждены уйти с рынка. Прежние монополисты предпочитали сдавать свои производственные мощности независимым продюсерам вроде Хэла Уоллиса, участвуя в финансировании наиболее перспективных кинопроектов. Собственное производство киностудий было переориентировано на недорогие телефильмы, которые были востребованы телеканалами для заполнения эфирного времени. В 1957 г. половина выпущенных в прокат фильмов была снята независимыми производителями.

Современная студийная система

После хаотичной эпохи Нового Голливуда, когда правила игры диктовали небольшие производители наподобие BBS Productions, старые киностудии вновь обрели прочную почву под ногами в 1980-е годы. Публику (в основном молодёжную) вернули в кинотеатры научно-фантастические блокбастеры Дж. Лукаса и Стивена Спилберга, предназначенные для просмотра на широком экране и зачастую организованные по принципу франшизы, который обеспечивает максимальные кассовые сборы. К началу 1990-х в Голливуде сложилась новая «большая шестёрка» киностудий, за каждой из которых стоит крупный инвестор из другой сферы экономики:

У каждой крупной студии имеется подразделение для дистрибуции домашнего видео (на VHS и DVD) и подразделение, которое специализируется на т. н. независимом кино и артхаусе: Miramax Films при студии Диснея, Focus Features при студии Universal, Fox Searchlight при 20th Century Fox и т. д.

В роли «малых студий» в современном Голливуде выступают независимые компании DreamWorks, Lionsgate и Weinstein Company, а также New Line Cinema, аффилированная с Warner Bros., и Metro-Goldwyn-Mayer, фактически превратившаяся в «дочку» Columbia Pictures.

Напишите отзыв о статье "Студийная система"

Литература

  • Chapman, James (2003). Cinemas of the World: Film and Society from 1895 to the Present (London: Reaktion Books). ISBN 1-86189-162-8
  • Finler, Joel W. (1988). The Hollywood Story (New York: Crown). ISBN 0-517-56576-5
  • Schatz, Thomas (1998 [1988]). The Genius of the System: Hollywood Filmmaking in the Studio Era (London: Faber and Faber). ISBN 0-571-19596-2
  • Schatz, Thomas (1999 [1997]). Boom and Bust: American Cinema in the 1940s (Berkeley, Los Angeles, and London: University of California Press). ISBN 0-520-22130-3

Отрывок, характеризующий Студийная система

Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.