Клас, Питер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Питер Клас
нидерл. Pieter Claeszoon
Дата рождения:

1597(1597)

Место рождения:

Берхем

Дата смерти:

1 января 1660(1660-01-01)

Место смерти:

Харлем

Страна:

Республика Соединённых провинций

Жанр:

ванитас

Стиль:

барокко

Влияние на:

Виллем Кальф

Работы на Викискладе

Питер Клас (нидерл. Pieter Claesz (ок. 1597, Берхем — 1 января 1661, Харлем) — голландский художник, мастер натюрморта.

О ранних годах Класа почти ничего неизвестно. В 1617 он женился в Харлеме, а в 1620 у него родился сын Николас, будущий известный художник-пейзажист.

Вместе с Хедой Клас считается основателем харлемской школы натюрморта. Его натюрморты делятся на две группы. К первой относятся «завтраки» и «банкеты». На них обычно изображены кувшины, бокалы, фарфор, хлеб, сыр, вино, устрицы, рыба, птица, ветчина, маслины и орехи. Очень часто он использовал лимон. Ко второй относятся произведения популярной в то время в Голландии разновидности натюрморта «ванитас», в которых при помощи символов: свечи, черепа, часов, музыкальных инструментов, старинных книг и т. п., выражается библейская концепция суетности жизни.

«Картины Класа с изображением накрытых столов („завтраки“) отличаются скромностью подобранных предметов (глиняный кувшин, селедка, стакан, айва, трубка) и простотой композиции. Клас первым из мастеров натюрмортной живописи оценил роль света, воздушной среды и единого тона в колорите как важных средств, которыми может быть выражено единство предметного мира и окружающей среды.»[1]



Галерея

</center>

Напишите отзыв о статье "Клас, Питер"

Примечания

  1. "Клас Питер" // Большая советская энциклопедия / Гл. ред. С. И. Вавилов. — 2 издание. — М.: Сов. энциклопедия, 1965.

Отрывок, характеризующий Клас, Питер

– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…