Клелии
| Клелии лат. Cloelii | |
| Ветви рода: |
Сикул |
|---|---|
| Родина | |
| Подданство | |
| Гражданская деятельность |
консулы, военные трибуны, цензор |
| Военная деятельность |
полководцы |
| Религиозная деятельность |
священный царь |
Клелии (лат. Cloelii), также Клуилии (лат. Cluilii) — знатный, первоначально альбанский, позднее римский патрицианский род. Первые упоминания о представителях рода относятся к эпохе римских царей, в списке царей Альба-Лонги упоминается член рода Клелиев (Клуилиев). В дальнейшем информация о представителях рода встречается вплоть до времен поздней республики.
Содержание
Происхождение
По преданию Клелии называются в числе альбанских старейшин. К Клелиям (Клуилиям) относят и последнего альбанского царя Гая Клуилия. После победы Рима над Альба-Лонгой и разрушения Альба-Лонги Тулл Гостилий переселяет род Клелиев (наряду с родами Юлиев, Сервилиев, Квинкциев, Геганиев, Куриациев) в Рим и записывает в патриции[1].
Родовые имена
Среди Клелиев использовались имена Тит (лат. Titus), Квинт (лат. Quintus), Публий (лат. Publius). Для альбанского периода также употребляеся имя Гай (лат. Gaius), не встречающееся в римский период.
Ветви рода
В роду Клелиев выделяют семью Сикул (лат. Siculus).
Представители рода
- Гай Клуилий — по легенде, последний царь Альба-Лонги[2]. По сообщению Дионисия Галикарнасского был виновником войны Альба-Лонги с Римом[3], привел своё войско к стенам Рима и встал лагерем в 7 километрах от города, возведя вокруг своего лагеря ров, получивший в дальнейшем название Клуилиев ров. В ночь перед битвой Гай Клуилий умер в своей палатке, а альбанцами был назначен диктатором Меттий Фуфетий[4].
- Клелия — по преданию, римская девушка, отданная в заложники этрусскому царю Ларсу Порсенне и сбежавшая из-под стражи. После её возвращения Порсенна, изумленный её подвигом, отпустил её и часть заложников на её выбор. Клелия выбрала несовершеннолетних — тех, чей возраст наиболее беззащитен. По восстановлении мира её женская отвага была прославлена небывалой почестью — конной статуей[5].
- Квинт Клелий Сикул — консул 498 года до н. э.[6][7]
- Тит Клелий Сикул — военный трибун 444 года до н. э.[8]
- Тулл Клелий (у Тита Ливия — Клелий Тулл[9]) — один из римских послов, убитых в 438 году до н. э. по приказу царя Вейй Ларса Толумния во время расследования инцидента с захватом Фиден.
- Публий Клелий Сикул — военный трибун 378 года до н. э.[10]
- Квинт Клелий Сикул — цензор 378 года до н. э.[10]
- Публий Клелий Сикул — священный царь (лат. Rex sacrorum) 180 года до н. э.[11]
- Клелия — жена Суллы[12]
См. также
Напишите отзыв о статье "Клелии"
Примечания
- ↑ Тит Ливий. История от основания города, I, 30.
- ↑ Тит Ливий. История от основания города. I, 22—23.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности. — Кн. III, гл. II—III.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности. — Кн. III, гл. IV—V.
- ↑ Тит Ливий. История от основания города. II, 13.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности. — Кн. V, гл. LIX.
- ↑ Тит Ливий. История от основания города. II, 21.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности. — Кн. XI, гл. LXI.
- ↑ Тит Ливий. История от основания города. IV, 13.
- ↑ 1 2 Тит Ливий. История от основания города. VI, 31.
- ↑ Тит Ливий. История от основания города. XL, 42.
- ↑ Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Сулла, 6.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Клелии
В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
