Клемансо, Жорж

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Клемансо»)
Перейти к: навигация, поиск
Жорж Бенжамен Клемансо
Georges Benjamin Clemenceau<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Франции
41-й Премьер-министр Третьей республики
25 октября 1906 года — 24 июля 1909 года
Президент: Арман Фальер
Предшественник: Фердинанд Саррьен
Преемник: Аристид Бриан
Премьер-министр Франции
54-й Премьер-министр Третьей республики
19 ноября 1917 года — 20 января 1920 года
Президент: Раймон Пуанкаре
Предшественник: Поль Пенлеве
Преемник: Александр Мильеран
 
Рождение: 28 сентября 1841(1841-09-28)
Муйрон-ан-Паре (департамент Вандея)
Смерть: 24 ноября 1929(1929-11-24) (88 лет)
Париж (Франция)
Партия: Радикальная партия
 
Награды:

Жорж Бенжаме́н Клемансо́ (фр. Georges Benjamin Clemenceau) (28 сентября 1841 года, Муйрон-ан-Паре, департамент Вандея, — 24 ноября 1929 года, Париж) — французский политический и государственный деятель, журналист, премьер-министр Франции. Член Французской академии (1918; отказался от церемонии принятия). За жёсткий характер и непримиримость к политическим противникам получил прозвище «le Tigre» («Тигр»).





Биография

Жорж Клемансо родился в Вандее. Изучал медицину в Нанте и Париже. Здесь, на почве оппозиционного движения против второй империи, у Клемансо впервые зародился горячий интерес к политическим вопросам. Он принял деятельное участие в волнениях университетской молодежи и вследствие этого вынужден был оставить свои занятия в Парижской медицинской школе. Предприняв путешествие в Америку, он пробыл там около четырёх лет, в течение которых окрепли его демократически-республиканские идеи. «Америка — единственная страна, перешедшая из стадии варварства прямо в стадию дегенерации, минуя стадию цивилизации» — итог этого путешествия. Вернувшись в Париж в 1869 г., он получил степень доктора медицины, занялся врачебной практикой, поселился в центре рабочего квартала Монмартр и вскоре завоевал себе широкую популярность[1].

После революции 4 сентября 1870 года он был мэром XVIII (Монмартрского) округа, а 8 февраля 1871 года избран был одним из 43 представителей Парижа в национальное собрание, где занял место в группе крайней левой. Сохранив за собой должность мэра, Клемансо старался путём взаимных уступок достигнуть соглашения между центральным комитетом национальной гвардии и правительством. Усилия эти не удались, крайние элементы получили преобладание, и на новых муниципальных выборах (26 марта 1871 года) Клемансо не был избран, причём счел нужным сложить с себя и депутатское звание. На новых выборах, имевших место (в июле) после подавления коммуны, Клемансо был избран членом муниципального совета; позже был его вице-президентом и президентом.

На выборах в палату депутатов, в феврале 1876 года, Клемансо был избран депутатом от того же XVIII округа Парижа. Одним из первых действий его в палате было требование амнистии осужденным за участие в коммуне — амнистии, в которой он видел залог умиротворения страны. В 1877 году Клемансо был одним из 363 депутатов, которые, сплотившись вокруг Гамбетты, оказали решительный отпор монархической коалиции.

На выборах в октябре 1877 года Клемансо снова был избран депутатом огромным большинством 18620 голосов из 18820, а по открытии заседаний палаты вошёл в состав «комитета восемнадцати», образованного для борьбы против попыток монархической реставрации. С отставкой Мак-Магона опасность, угрожавшая республике, миновала, и разногласие в среде республиканцев обострилось. К. образовал радикальную группу, которая поставила своей задачей борьбу с «оппортунистами», не находившими нужным идти навстречу многим запросам демократии и, в частности, социальным реформам. Он нападал на господствующую партию и за недостаточно решительную политику по отношению к клерикализму, и за увлечение колониальной политикой. Отличаясь, как оратор, логичностью, энергией и нервностью, Клемансо завоевал себе репутацию «сокрушителя министерств». Особенно выдающуюся роль он играл при падении кабинетов Гамбетты (в январе 1882 г.) и Ферри (в марте 1885 г.), а также при избрании Карно президентом республики (в декабре 1887 г.) и в эпоху борьбы с буланжизмом, который нашёл в Клемансо энергичного врага, как только выяснилось, что это — движение к цезаризму и против республики. Отличаясь по преимуществу отрицательным характером, политическая деятельность Клемансо имела и положительные результаты: своей критикой Клемансо не раз приводил умеренных республиканцев к сознанию необходимости расширить свою программу и немало способствовал осуществлению тех реформ, какие проведены были в 80-х и начале 90-х гг.

В конце 1892 года, в разгар панамских разоблачений, на Клемансо пало обвинение в подозрительных сношениях с одним из главных героев «Панамы», Корнелием Герцем; это в сильной степени подорвало его репутацию, и на выборах 1893 г. Клемансо был забаллотирован. С тех пор участие его в политической жизни Франции выражается главным образом в редактировании газеты «Justice», которую он основал в 1880 г.

В марте-октябре 1906 Клемансо — министр внутренних дел. В октябре 1906 — июле 1909 и в 1917—1920 гг. председатель Совета министров.

Жоржу Клемансо принадлежат известные фразы «Сегодня я по другую сторону баррикад», «Мы желаем поставить вокруг большевизма железный занавес»[2], «Америка — единственная страна, которая от варварства перешла прямо к упадку, минуя стадию цивилизации», «Патриот любит свой народ, а националист ненавидит все остальные».

Первое правительство Клемансо (25 октября 1906 — 24 июля 1909)

  • Жорж Клемансо — председатель Совета Министров и министр внутренних дел;
  • Стефан Пишон — министр иностранных дел;
  • Жорж Пиквар — военный министр;
  • Жозеф Кайо — министр финансов;
  • Рене Вивиани — министр труда и условий социального обеспечения;
  • Эдмон Гуё-Дессень — министр юстиции;
  • Гастон Томсон — морской министр;
  • Аристид Бриан — министр общественного развития, искусств и культов;
  • Жозеф Руау — министр сельского хозяйства;
  • Рафаэль Милье-Лакруа — министр колоний;
  • Луи Барту — министр общественных работ, почт и телеграфов;
  • Гастон Думерг — министр торговли и промышленности.

После отставки с поста премьер-министра Клемансо продолжает активную политическую деятельность. С 1910 года он издает газету «L’Homme libre» («Свободный человек»), в которой выступает с позиций французского шовинизма и антигерманизма, критикует антимилитаризм социалистов.

Клемансо в период Первой мировой войны

С самого начала Первой мировой войны Клемансо выступал за её продолжение до полного разгрома Германии и резко критиковал антимилитаристов, как пораженцев, выступал за объединение всех политических и общественных сил Франции в «священный союз» против Германии. Его газета была закрыта военной цензурой, однако он вскоре возобновил её издание под названием «L’Homme enchaîné» («Скованный человек»).

В ноябре 1917 года, в условиях острого внутреннего кризиса, вызванного затянувшейся войной, Клемансо был вновь назначен премьер-министром. При формировании правительства он оставил себе также портфель военного министра, сосредоточив таким образом в своих руках не только гражданскую, но и военную власть. Своей жесткой политикой во главе правительства Клемансо привел Францию к победе, за что к имевшемуся у него прозвищу «Тигр» добавилось новое: «Отец победы».

В 1919—1920 годах Клемансо председательствует на Парижской мирной конференции. В ходе работы этой конференции он добивается принятия решений, направленных на политическое и экономическое ослабление Германии (демилитаризация Рейнской области, высокие репарации, передача угольных шахт в ряде регионов Германии под контроль Франции для компенсации материальных потерь Франции в годы войны и т. д.). Вместе с премьер-министром Великобритании Ллойд-Джорджем, президентом США Вудро Вильсоном и премьер-министром Италии Витторио Орландо Клемансо составлял так называемый «Совет четырех» — неофициальную группу глав наиболее влиятельных государств-участников конференции, ставших основными архитекторами заключенного вскоре Версальского мира 1919 года и других договоров, легших в основу Версальской системы.

В 1920 Клемансо потерпел поражение в борьбе за президентский пост и оставил политическую деятельность.

Состав кабинета Клемансо в 1917 году:

  • Жорж Клемансо — председатель Совета Министров и военный министр;
  • Стефан Пишон — министр иностранных дел;
  • Луи Люшё — министр вооружений и военного производства;
  • Жюль Пам — министр внутренних дел;
  • Луи Люсьен Клоц — министр финансов;
  • Пьер Кольяр — министр труда и условий социального обеспечения;
  • Луи Наиль — министр юстиции;
  • Жорж Лейг — морской министр;
  • Луи Лафферр — министр общественного развития и искусств;
  • Виктор Боре — министр сельского хозяйства и поставок;
  • Анри Симон — министр колоний;
  • Альбер Клавей — министр общественных работ и транспорта;
  • Этьен Клементель — министр торговли, промышленности, морского транспорта, торгового флота, почт и телеграфов;
  • Шарль Жоннар — министр освобожденных областей и блокады.

В искусстве

Напишите отзыв о статье "Клемансо, Жорж"

Литература

Примечания

  1. Дерюжинский В. Ф. Клемансо, Жорж Бенжамен // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. История Второй мировой войны, т. 1, с. 13.

Ссылки

Предшественник:
Фердинанд Саррьен
Премьер-министр Франции
19 октября 190620 июля 1909
Преемник:
Аристид Бриан
Предшественник:
Поль Пенлеве
Премьер-министр Франции
16 ноября 191718 января 1920
Преемник:
Александр Мильеран

Отрывок, характеризующий Клемансо, Жорж

Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».