Клерухия

Клерухи́я (др.-греч. κληρουχία) — владения граждан какого-либо древнегреческого государства, располагавшиеся вне его пределов. Известны главным образом только клерухии афинян, но их имели и другие государства. Для Афин клерухия была одним из средств контроля над союзниками и важными морскими путями.

Клерухия эпохи Классики

Клерухия представляла собой особый вид греческой колонии-апойкии. После того как Афины захватили Саламин у Мегар, приблизительно в 570—560 годах до н. э. туда была выслана древнейшая клерухия. Сохранившийся отрывок изданного по этому поводу декрета определяет правовое положение клерухов. Они должны были платить подати и отбывать воинскую повинность, но обязывались жить на Саламине и не отдавать в аренду участков под угрозой штрафа. Ежегодно афиняне посылали на Саламин особого архонта.

С того времени стало обычным селить афинских граждан в районе завоёванных городов. Земли для основания клерухий приобретались, главным образом, путём завоеваний, покорённые жители или изгонялись (например, жители Гестии на Эвбее), или обязывались уступать Афинам некоторую её часть. Иногда афиняне приобретали земли у союзников мирным путём, например, взамен сбавки некоторой суммы дани.

В V веке до н. э. главной целью высылки клерухов стало закрепление афинского господства над союзниками, клерухи должны были контролировать и охранять новую территорию. Эта колонизация была таким образом важным средством афинской экспансии. В отличие от обычных колоний-апойкий поселенцы таких колоний (клерухи, дословно «держатели жребия», от др.-греч. κλῆρος — жребий и ἔχω — держу) оставались политически полностью зависимы от Афин и сохраняли афинские гражданские права; их распределение по филам и демам соответствовало афинскому порядку управления. Главным ответственным должностным лицом в клерухии был ἐπιμελητής или ἐπίσκοπος. Клерухии формировали собственные войска под афинским верховным командованием. Для самого низкого слоя афинского общества — безземельных фетов — распределение клеров в клерухиях как шанс поправить своё экономическое и социальное положение было весьма привлекательным. Кроме того, выведение афинских граждан в клерухии снижало напряжённую демографическую ситуацию в Афинах. При распределении участков обычно исходили из того, чтобы доход с каждого был не менее 200 драхм — минимального ценза зевгитов.

До и особенно во время Пелопоннесской войны Афины основали бесчисленные клерухии по всему Средиземноморью. В этот период в клерухиях жило свыше 10 тысяч афинских граждан. Однако после поражения в этой войне в 404 году до н. э. афинские клерухии были полностью утрачены. После «Царского мира» 387 года до н. э. и образования Второго Афинского морского союза Афинам удалось вновь овладеть частью своих бывших клерухий.

Клерухия эпохи Эллинизма

В эллинистическую эпоху клерухиями называли чисто военные поселения. Они были предназначены для закрепления наёмников путём раздачи им участков из царских, храмовых или частных земель. Этот способ вознаграждения был традиционным для Египта эпохи фараонов, и он был сохранён и при Птолемеях под греческим названием.

Литература

• [www.sno.pro1.ru/lib/lat/index.htm Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Часть I. Государственные и военные древности. — СПб., 1897.]
• [www.sno.pro1.ru/lib/lubker/k/kleruhii.htm Клерухии // Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001.]
• Яйленко В.П. Греческая колонизация VII-III вв. до н.э. По данным эпиграфических источников. — М.: Наука, 1982.

Отрывок, характеризующий Клерухия

5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?