Кливден

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кли́вден, иногда Клайвден (англ. Cliveden /ˈklɪvdən/) — неоренессансный загородный дворец на высоком холме над Темзой в Бакингемшире, построенный в 1850-х годах Чарльзом Барри (архитектор Вестминстерского дворца) для герцога Сазерленда. Дворец, воздвигнутый на месте барочной резиденции 2-го герцога Бакингема, служит одним из лучших образцов эклектического направления в викторианской архитектуре.

В 1893 году владелец Кливдена, герцог Вестминстер, продал его американскому нуворишу лорду Астору, который вложил немало средств в дальнейшее украшение усадьбы. Барочные скульптуры, расставленные в саду, были привезены им в Кливден из Италии. Леди Нэнси Астор (1879—1964) прославилась как первая женщина, избранная в Британский парламент; во дворце висит её знаменитый портрет кисти Сарджента. При ней Кливден стал излюбленным местом собраний лондонского светского общества.

В середине XX века «[books.google.com/books?q=%22кливденская+клика%22&as_brr=0 кливденская] ([books.google.com/books?q=%22клайвденская+клика%22&as_brr=0 клайвденская]) клика» воспринималась левыми кругами как воплощение «мировой закулисы», а в 1960-е годы Кливден с великосветскими оргиями фигурировал в политическом деле Джона Профьюмо[1], что ещё больше подпортило его репутацию. Асторы уступили Кливденскую усадьбу Национальному фонду, который в 1970-е годы сдавал её Стенфордскому университету для размещения британского филиала. В настоящее время в Кливдене оборудован пятизвёздочный отель.

Напишите отзыв о статье "Кливден"



Примечания

  1. [www.inopressa.ru/article/26Jul2010/dailymail/kgb.html КГБ прослушивал постельные разговоры британского министра, чтобы украсть ядерные секреты]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кливден

«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.