Кливлендский оркестр
| Кливлендский оркестр Cleveland Orchestra | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Жанр | |
| Годы |
c 1918 |
| Страна | |
| Город | |
| Руководитель | |
| [www.clevelandorch.com/ www.clevelandorch.com] (англ.) | |
Кливлендский оркестр (англ. Cleveland Orchestra) — американский симфонический оркестр, базирующийся в Кливленде, штат Огайо. Оркестр был основан в 1918 году. Домашней концертной площадкой оркестра является концертный зал Северенс Холл. По сложившейся в американской музыкальной критике традиции, Кливлендский оркестр относится к первой пятёрке симфонических оркестров США (так называемой «Большой пятёрке»), причём он — единственный из этой пятёрки оркестр из сравнительно некрупного американского города.
История
Кливлендский оркестр был основан в 1918 году пианисткой Аделлой Прентис Хьюз. С момента своего основания оркестр находился под особым покровительством Ассоциации Музыкального Искусства. Первым художественным руководителем Кливлендского оркестра стал дирижёр Николай Соколов. С первых лет своего существования оркестр активно гастролировал по восточной части Соединённых Штатов, участвовал в радиотрансляциях. С развитием звукозаписывающей индустрии оркестр стал постоянно записываться.
С 1931 года оркестр базируется в концертном зале Северенс Холл, построенном на средства кливлендского меломана и мецената Джона Северенса. Этот концертный зал на 1900 мест считается одним из лучших в Соединённых Штатах. В 1938 году Николая Соколова сменил за дирижёрским пультом Артур Родзинский, проработавший с оркестром 10 лет. После него оркестром в тесение трёх лет руководил Эрих Ляйнсдорф.
Период расцвета Кливлендского оркестра начался с приходом на место его руководителя дирижёра Джорджа Селла. Он начал свою деятельность на этом посту в 1946 году со значительного обновления состава оркестра. Некоторые музыканты были уволены, другие, не захотев работать с новым дирижёром, сами покинули оркестр. В 1960-х годах состав оркестра состоял более чем из 100 музыкантов, входивших в число лучших инструменталистов Америки. Благодаря высокому уровню индивидуального мастерства каждого из них, критики писали, что Кливлендский оркестр «играет как величайший солист». За более чем двадцатилетний срок руководства Джорджа Селла оркестр, по мнению критиков, обрёл своё неповторимое индивидуальное «европейское звучание»[1].
С приходом Селла оркестр стал ещё активнее концертировать и записываться. В эти годы ежегодное число концертов достигало 150 за сезон. При Джордже Селле оркестр начал гастролировать за рубежом. В том числе, в 1965 году состоялись его гастроли в СССР. Концерты состоялись в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Сочи и Ереване.
После смерти Джорджа Селла в 1970 году Кливлендским оркестром в течение 2 лет в качестве музыкального советника руководил Пьер Булез. В дальнейшем художественными руководителями оркестра были известные немецкие дирижёры Лорин Маазель и Кристоф фон Донаньи. С 2002 года по настоящее время главным дирижёром оркестра является Франц Вельзер-Мёст. По условиям контракта он будет оставаться во главе Кливлендского оркестра до 2018 года.
Музыкальные руководители
См. также
Напишите отзыв о статье "Кливлендский оркестр"
Примечания
- ↑ [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,828034,00.html The Glorious Instrument], Time (22 February 1963). Проверено 15 июля 2007. (англ.)
Литература
- Кливлендский симфонический оркестр (США). Джордж Сэлл. Гастроли в СССР. — Госконцерт СССР, 1965. — 7500 экз.
- Rosenberg Donald. The Cleveland Orchestra Story. — Cleveland: Gray & Company, 2000. — ISBN 1886228248. (англ.)
Ссылки
- [www.clevelandorch.com/ Официальный сайт] (англ.)
- [www.clevelandorchestramusicians.org/ Сайт музыкантов Кливлендского оркестра] (англ.)
| ||||||||
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Кливлендский оркестр
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
