Климент (Верниковский)
Епископ Климент<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 2 декабря 1904 — 27 августа 1905 | ||
| Предшественник: | Израиль (Лукин) | |
| Преемник: | Борис (Шипулин) | |
| ||
| 26 ноября 1903 — 2 декабря 1904 | ||
| Предшественник: | Христофор (Смирнов) | |
| Преемник: | Парфений (Левицкий) | |
| ||
| 26 мая 1902 — 26 ноября 1903 | ||
| Предшественник: | Антоний (Храповицкий) | |
| Преемник: | Христофор (Смирнов) | |
| Имя при рождении: | Константин Александрович Верниковский | |
| Рождение: | 2 (14) февраля 1863 село Погорелое, Игуменский уезд, Минская губерния | |
| Смерть: | 19 сентября (2 октября) 1909 (46 лет) Москва | |
Епископ Климент (в миру Константин Александрович Верниковский; 2 (14) февраля 1863, село Погорелое, Игуменский уезд, Минская губерния — 19 сентября (2 октября) 1909, Москва) — епископ Русской православной церкви, епископ Винницкий, викарий Подольской и Брацлавской епархии.
Биография
Родился 2 февраля 1863 года в бедной семье псаломщика села Погорелого Игуменского уезда Минской губернии.
Первоначальное образование получил в Минском Духовном училище и в 1880 году поступил в Минскую Духовную Семинарию. Отличительными чертами его характера были благодушие, незлобие, кротость, тонкая деликатность и готовность помочь каждому.
Блестяще окончив в 1886 году семинарский курс, как наилучший студент своего выпуска, был послан на казённый счет в Санкт-Петербургскую Духовную Академию.
16 сентября 1889 года в начале четвёртого курса принял постриг с именем Климент и через некоторое время был рукоположен в иеромонаха.
В 1890 году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия, рукоположен во иеромонаха и назначен инспектором Холмской духовной семинарии. С 1891 года — ректор той же семинарии в сане архимандрита.
В 1892 году — ректор Московской духовной семинарии.
В 1897 году — настоятель посольской церкви в Риме. Архимандрит Климент с самого начала своего настоятельства заявил о «потребности иметь православный храм, отвечающий достоинству Православия и величию Отечества». Для сбора средств архимандрит Климент выежал даже в Москву, где ему удалось получить деньги от Великих князей Сергея Александровича и Михаила Николаевича, от московских фабрикантов и сибирских золотопромышленников — всего было собрано 265.000 итальянских лир.
Весть о своем назначении во епископа он получил в то время, когда вместе с русскими паломниками направлялся в Латеранский собор в Риме.
26 мая 1902 года в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры хиротонисан во епископа Уфимского и Мензелинского.
С 26 ноября 1903 года — епископ Подольский и Брацлавский.
С 1 декабря 1904 года уволен на покой с титулом епископа Винницкого и оставлением его присутствующим членом Святейшего Синода.
С 27 августа 1905 года освобождён от присутствования в Священном Синоде с увольнением на покой и отменой наименования его епископом Винницким.
Скончался 19 сентября 1909 года в Москве.
Напишите отзыв о статье "Климент (Верниковский)"
Ссылки
- [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_1151 Климент (Верниковский)] на сайте «Русское православие»
- www.romasannicola.org/history/
- [scheglov.by/ep_kliment.php Климент (Верниковский), епископ]
Отрывок, характеризующий Климент (Верниковский)
– А вы что зеваете?– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
