Климент III (антипапа)

Климент III, в миру Гиберт (Виберт) из Пармы (около 1029 года, Парма — 8 сентября 1100, Чивита-Кастеллана) — антипапа с 25 июня 1080 года по 8 сентября 1100 года, противостоял последовательно Григорию VII, Виктору III, Урбану II и Пасхалию II.

Ранние годы

Гиберт родился в Парме около 1029 года в знатной семье, родственной маркграфам Каноссы. Принял в юности духовный сан, в 1057 году был назначен императрицей-регентшей Агнессой де Пуатье имперским канцлером Италии. В этом качестве поддержал избрание в 1058 году кандидата «партии реформ» Николая II в противовес антипапе Бенедикту X. Когда в следующем 1059 году Николай II на Латеранском соборе установил новый порядок избрания пап, исключавший участие в этом процессе императорской власти, Гиберт не предпринял никаких действий для пресечения папского «своеволия». Лишь после смерти Николая II в 1061 году Гиберт поддержал партию противников реформ и добился избрания антипапы Гонория II в противовес «реформистскому» папе Александру II. Победа сторонников законного папы Александра II вызвала гневную реакцию императорского двора, и не сумевший добиться торжества имперского кандидата Гиберт был лишён поста канцлера Италии в 1063 году.

Несмотря на опалу, Гиберт продолжал контакты с императорским двором, и в 1072 году император Генрих IV, сын Агнессы, назначил Гиберта архиепископом Равенны. Хотя «партия реформ» и возражала в принципе против светских назначений на кафедры, в данном случае Александр II, по совету Гильдебранда, пошёл на компромисс. В 1073 году Гиберт принёс клятву верности папе Александру II и был утверждён на архиепископской кафедре Равенны.

Конфликт с Григорием VII и взаимные анафемы

29 апреля 1073 года кардинал Гильдебранд, подлинный лидер «партии реформ», был избран преемником умершего Александра II и принял имя Григория VII. На Великопостном синоде 1074 года по настоянию Григория VII были приняты жёсткие меры против симонии и безнравственности духовенства, и Гиберт Равеннский в числе других участников собора подписал решения собора. Собор потребовал от духовенства строгого соблюдения целибата и удаления с кафедр епископов, продолжавших жить с жёнами или любовницами. Уже в следующем Великопостном синоде 1075 года Гиберт не участвовал, выражая, тем самым, несогласие с реформами Григория.

В январе 1076 года на соборе в Вормсе германские и ломбардские епископы и Генрих IV объявили Григория VII низложенным. В числе участников этого собора был, очевидно, и Гиберт, так как он, в числе прочих мятежных епископов, был отлучён от Церкви папой Григорием VII на ответном Великопостном синоде в апреле 1076 года. Тогда же папа анафемствовал и императора.

В ответ на эту анафему в апреле 1076 года в Павии собор ломбардских епископов под председательством Гиберта отлучил Григория VII от Церкви. Решение собора и оскорбительное письмо Генриха IV прибыли к Григорию VII одновременно, и папа в ответ вновь отлучил от Церкви Гиберта Равеннского и его главного союзника Теобальда Миланского.

Понтификат Климента III

Борьба с Григорием VII

В промежутке между 1076 и 1080 годами Григорий VII и Генрих IV примирились, а затем вновь вступили в конфликт. 25 июня 1080 года в Бриксене собор германских и ломбардских епископов в присутствии императора объявил Григория VII низложенным и избрал на его место архиепископа Гиберта Равеннского. Гиберт принял имя Климента III, а император поклялся ввести нового папу в Рим. В течение последующих месяцев окончательно оформились контуры новой схизмы: Климента III признавали только сторонники Генриха IV, а весь остальной католический мир оставался верным Григорию VII.

После гибели своего противника антикороля Рудольфа Швабского Генрих IV смог приступить к исполнению своего намерения по водворению Климента III в Риме. В 1081 году император приступил к Вечному городу, но, обнаружив римлян готовыми сражаться за Григория VII, отступил; ситуация повторилась в 1082 году. Поход Генриха IV спровоцировал феодальный мятеж в Апулии, а капуанский князь Жордан I (князья Капуи традиционно играли важную роль в политической борьбе вокруг папского престола) принёс присягу императору. По призыву Григория VII в Италию спешно вернулся с Балкан Роберт Гвискар, и, не дожидаясь прихода норманнской армии, император вновь отступил от Рима. Климент III остался в Тиволи, продолжая угрожать Риму.

Третий поход Генриха IV против Григория VII оказался удачным для первого. 2 июня 1083 года имперская армия захватила Ватикан с собором святого Петра и утвердилась на правом берегу Тибра, основная (левобережная) часть Рима хранила верность Григорию VII, укрывшемуся в хорошо укреплённым замке Сант-Анджело. Климент III теперь контролировал Ватикан. Попытка собрать собор для примирения противоборствующих пап закончилась безрезультатно: Григорий VII не соглашался на присутствие на соборе отлучённых им епископов, а император, в свою очередь, не допустил на собор явных сторонников Григория.

Патовая ситуация разрешилась 21 марта 1084 года, когда Генрих IV и папа Климент III вступили в Рим, жители которого решили открыть ворота. В Пальмовое воскресение 24 марта 1084 года Климент III был торжественно интронизирован в Латеранском соборе, а через неделю на Пасху, 31 марта 1084 года Климент короновал Генриха IV и его жену Берту императорской короной. Григорий VII по-прежнему находился в Сант-Анджело, а его сторонники удерживали Капитолий, Целий, Палатин и Тибрский остров.

По призыву Григория VII к Риму подступил Роберт Гвискар. Узнав о приближении последнего, император поспешно отступил в Северную Италию, а Климент III укрылся в Тиволи. 24 мая Роберт Гвискар ворвался в Рим и освободил Григория VII. Поскольку Рим изменил законному папе, Роберт отдал город на разграбление своим воинам. Римляне в ответ подняли восстание, и норманны, спасая свои жизни, подожгли город. После этого катастрофического пожара Роберт Гвискар и Григорий VII уже не могли оставаться в Риме: после неудачной попытки взять Тиволи они отступили на юг. Григорий VII уже никогда не вернулся в Рим и умер годом позже 25 мая 1085 года в Салерно. Климент III после ухода норманнов вновь занял Рим. Таким образом, противоборство Климента III и Григория VII закончилось победой антипапы.

Противостояние с Виктором III

Климент III контролировал Рим в течение всего 1085 года, но затем был изгнан горожанами. Сторонники покойного Григория VII, поддерживаемые Жорданом I Капуанским и Матильдой Тосканской, собрались на собор на Пасху 1086 года и избрали новым папой Дезидерия, аббата Монте-Кассино, провозглашённого Виктором III. В это же время герцог Апулии Рожер I Борса, кандидата которого «партия реформ» отказалась возвести на кафедру в Салерно, освободил имперского префекта Рима, содержащегося под стражей с 1084 года. Возвращение префекта в Рим спровоцировало волнения, интронизация Виктора III была сорвана, а сам папа бежал в Монте-Кассино. На опустевший престол вернулся Климент III.

В течение последующего года «партия реформ» сумела перетянуть на свою сторону Рожера Борсу, назначив его кандидата архиепископом Салерно. Соединённая армия Апулии и Капуи захватила Рим, а Климент III со своими сторонниками укрылись в хорошо укреплённом Пантеоне. 9 мая 1087 года Виктор III был возведён на папский трон в соборе святого Петра, но уже через две недели он вновь отбыл в Монте-Кассино. Климент III вновь овладел властью в Вечном городе.

В июне-июле 1087 года папе Виктору III пыталась вернуть трон его преданная союзница Матильда Тосканская, но её армия была блокирована Климентом III на Тибрском острове. В июле Виктор III в последний раз бежал из Рима и вскоре умер в Монте-Кассино 16 сентября 1087 года. Таким образом, в продолжение своего короткого понтификата (1086—1087) Виктор III присутствовал в Риме несколько месяцев, а Климент III уверенно контролировал город.

Последующие годы

Следующий папа из «партии реформ» Урбан II был избран только в марте 1088 года. Так как Климент III по-прежнему правил Римом, избрание и интронизация Урбана II состоялись в Террачине. В ноябре 1088 года соединённая армия Апулии и Капуи вошла в Рим, но вскоре Урбан II был блокирован сторонниками Климента III на Тибрском острове. Осенью 1089 года Урбан II, подобно двум своим предшественникам, бежал из Рима, оставив Климента III хозяином города. В 1089 году Климент III созвал в Риме собор своих сторонников, на котором снял все анафемы с императора Генриха IV.

В течение последующих лет Урбан II, путешествовавший по Южной Италии и Франции, приобретал всё больший авторитет, а император Генрих IV, покровитель Климента III, слабел в борьбе со своими противниками. На Пасху 1094 года Урбан II сумел занять Рим и водвориться в Латеранском дворце, а в руках Климента III и его сторонников оставался только замок Сант-Анджело. Последний был взят сторонниками Урбана II только в 1098 году, и с этого времени Климент III удалился в Равенну, так и не отказавшись от своих претензий.

После смерти Урбана II и избрания Пасхалия II Климент III, надеясь вновь овладеть кафедрой, двинулся на Рим. По пути, в Чивита-Кастеллана он заболел и умер 8 сентября 1100 года. Его сторонники избрали нового антипапу Теодориха.

В течение своего понтификата Климент III противостоял, порой достаточно успешно, четырём папам из «партии реформ»: Григорию VII, Виктору III, Урбану II и Пасхалию II. В 1084—1094 годах с небольшими перерывами именно Климент III контролировал Рим, а его противникам удавалось только на короткое время войти в город с помощью военной силы. Тем не менее, Климент III в глазах большинства католического мира оставался антипапой, марионеткой в руках императора Генриха IV. Более того, противостоя «партии реформ», Климент III неизбежно воспринимался как противник самих реформ, защитник симонии и безнравственности в среде духовенства.

Антипапа Климент был адресатом знаменитого канонического послания киевского митрополита Иоанна II. В этот период Русь контактировала с Генрихом IV (за него вышла замуж дочь Всеволода Ярославича Евпраксия).

Литература

• Норвич Дж. [ulfdalir.ru/literature/881 Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016—1130] / Перевод с английского Л. А. Игоревского. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 367 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-9524-1751-5.
• Климент, римские папы и антипапы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.britannica.com/EBchecked/topic/121011/Clement-III Климент III] (англ.). Encyclopædia Britannica. Проверено 23 февраля 2012. [www.webcitation.org/67vJSgF8A Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].
• [www.newadvent.org/cathen/07063a.htm Климент III] (англ.). Catholic Encyclopedia. Проверено 23 февраля 2012. [www.webcitation.org/67vJTM6rs Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Климент III (антипапа)

Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.