Климов, Михаил Георгиевич

Михаил Георгиевич Климов
Дата рождения	9 (21) февраля 1881(1881-02-21)
Место рождения	Завидово, Клинский уезд, Московская губерния, Российская империя
Дата смерти	20 февраля 1937(1937-02-20) (55 лет)
Место смерти	Ленинград
Страна	Российская империя Российская империя СССР СССР
Профессии	хоровой дирижёр
Коллективы	Государственная академическая капелла Санкт-Петербурга

Михаи́л Гео́ргиевич Кли́мов (9 [21] февраля 1881 — 20 февраля 1937) — русский дирижёр-хормейстер, оказавший существенное влияние на художественный облик Петербургской капеллы двадцатого столетия.

Биография

Учился в московском Синодальном училище (1893—1900). В 1908 окончил Петербургскую консерваторию (класс теории композиции Н. А. Римского-Корсакова и класс дирижирования Н. Н. Черепнина).

В 1904—1906 и 1913—1917 — старший учитель пения (дирижёр), 1917—1935 главный дирижёр, в 1917—1921 заведующий, в 1922—1930 директор Петербургской капеллы. По инициативе Климова в 1927 из Голландской церкви в Капеллу был перенесён орган.

В 1921 участвовал в организации Оперной студии Петербургской консерватории, которой впоследствии руководил. В 1922—1923 член правления Консерватории.

В 1925—1927 директор и художественный руководитель Ленинградской филармонии.

Выдающийся музыкант, обладавший тонким слухом, музыкальной памятью, чувством стиля, художественным вкусом, Климов создал хоровой коллектив, владевший многообразными музыкальными формами — от простой песни до монументальных произведений классической и современной музыки. Стремясь к созданию нового репертуара, Климов сделал ряд переложений для хора (сочинения И. С. Баха, В. А. Моцарта, Л. Бетховена, Р. Шумана, П. И. Чайковского, М. П. Мусоргского и др.), представляющих самостоятельный интерес. Некоторые из них исполняются до сих пор («Грёзы» Шумана, «Неаполитанская песня» Чайковского, «Музыкальная табакерка» Лядова, «Песня о блохе» Мусоргского и др.).

Климов вёл большую педагогическую работу. Преподавал теоретические предметы, оперный ансамбль, руководил хоровым классом в Петербургской консерватории (с 1908; с 1916 профессор), преподавал также в хоровом техникуме Капеллы. Автор учебника сольфеджио и других учебных пособий. Принимал участие в организации Народной консерватории в Ленинграде.

Скончался 20 февраля 1937 года в Ленинграде. Похоронен на Некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.

Ученики

в Капелле

• С. Г. Балакина
• Г. И. Беззубов
• Н. С. Пономаренко
• Е. П. Кудрявцева
• А. Е. Никлусов
• Б. Савельев
• К. А. Симеонов
• В. Шушлин

в Оперной студии

• А. Иванов
• В. Давыдова
• С. Преображенская
• М. Бриан
• Р. Горская
• В. Софронова
• И. Пичугин
• В. Райков
• А. Модестов

в Народной консерватории

• В. Киприянов

Основные труды

• Краткое руководство к изучению контрапункта, канона, фуги. — Юргенсон, 1911.
• Музыкальная хрестоматия из русских народных песен. Пособие для музыкальных школ, техникумов, консерваторий. — Л.: Тритон, 1929.
• Первоначальное сольфеджио и простейшие виды ритма. — Музгиз, 1928, 1931, 1939.

Дань памяти

• Имя на доске почёта Синодального училища (1900)
• Имя на доске почёта Петербургской консерватории (1908)
• Мраморная доска у класса Климова в Петербургской капелле

Литература

• Кудрявцева Е. П. [kapellanin.ru/names/klimov Михаил Георгиевич Климов] // Деятели хорового искусства Санкт-Петербургской консерватории / Санкт-Петербургская государственная консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова. Кафедра хорового дирижирования. — СПб., 1993. — С. 15-32.
• Музалевский В. И. Михаил Георгиевич Климов. Очерк жизни и творческой деятельности. — Л.: Советский композитор, 1960.
• Шереметьева Н. М. Г. Климов — дирижёр Ленинградской академической капеллы. — Л.: Музыка, 1983. — 133 с.

Отрывок, характеризующий Климов, Михаил Георгиевич

– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.