Клинтон (округ, Айова)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Округ Клинтон
Clinton County
Страна

США

Статус

округ

Входит в

Айова

Административный центр

Клинтон

Дата образования

21 декабря 1837

Население (2000)

50 149

Плотность

27 чел./км²

Площадь

1799 км²

Часовой пояс

UTC-5

Индекс FIPS

045

[www.clintoncounty-ia.com Официальный сайт]
Координаты: 41°53′34″ с. ш. 90°31′39″ з. д. / 41.89278° с. ш. 90.52750° з. д. / 41.89278; -90.52750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.89278&mlon=-90.52750&zoom=12 (O)] (Я)

Округ Клинтон (англ. Clinton County) расположен в США, штате Айова. На 2000 год численность населения составляла 50 149 человек. По оценке бюро переписи населения США в 2009 году население округа составляло 48 934 человек.[1] Окружным центром является город Клинтон.





История

Округ Клинтон был сформирован 21 декабря 1837 года.

География

Согласно данным Бюро переписи населения США площадь округа Клинтон составляет 1799 км².

Основные шоссе

Соседние округа

Демография

По данным переписи населения 2000 года в округе проживало 50 149 жителей. Среди них 23,7 % составляли дети до 18 лет, 16,6 % люди возрастом более 65 лет. 51,2 % населения составляли женщины.

Национальный состав был следующим: 94,7 % белых, 2,8 % афроамериканцев, 0,3 % представителей коренных народов, 0,9 % азиатов, 2,0 % латиноамериканцев. 1,3 % населения являлись представителями двух или более рас.

Средний доход на душу населения в округе составлял $17724. 12,0 % населения имело доход ниже прожиточного минимума. Средний доход на домохозяйство составлял $46851.

Также 85,6 % взрослого населения имело законченное среднее образование, а 14,4 % имело высшее образование.

Напишите отзыв о статье "Клинтон (округ, Айова)"

Примечания

  1. [quickfacts.census.gov/qfd/states/19/19045.html Бюро переписи населения США]

Отрывок, характеризующий Клинтон (округ, Айова)

Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.