Клифтон, Марк
Поделись знанием:
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
| Марк Клифтон | |
| Mark Clifton | |
| Имя при рождении: |
Марк Ирвин Клифтон |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
Писатель |
| Годы творчества: | |
| Направление: | |
| Жанр: |
Повесть, рассказ |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
«What Have I Done?», 1952 год |
| Премии: | |
Марк Ирвин Клифтон (англ. Mark Irwin Clifton) — американский писатель-фантаст, автор трёх романов и двух десятков рассказов и повестей в жанре НФ. Лауреат премии «Хьюго» в 1955 году (за лучший роман). Правда, когда критик и редактор фэнзина «Ansible» Дэвид Лэнгфорд составлял для журнала «SFX» список десяти худших фантастических книг всех времён, то «Им бы оказаться правыми» был представлен, как худший НФ-роман, когда-либо завоёвывавший «Хьюго»[1][2].
Содержание
Биография
Марк Ирвин Клифтон родился в 1906 году. Своих родителей Клифтон не знал, Марк рос в детском приюте в Арканзасе. После окончания университета, который Марк закончил с дипломом педагога, Клифтон работал психологом в компании по трудоустройству, где основными его обязанностями были интервьюирование персонала при поступлении на работу и увольнении, проведение собеседований и составление психологических портретов.
Параллельно с работой, Марк Клифтон начинает публиковать свои произведения в журналах. В 1952 году был опубликован первый рассказ Клифтона — «Что я наделал?» (или «Что я сделал?»). После ухода в отставку (начало 50-х годов), Марк напишет и опубликует три романа[3] и несколько десятков повестей и рассказов[4] (треть в соавторстве). Клифтон известен двумя фантастическими сериями: о суперкомпьютере БОССИ и о межпланетном психологе Ральфе Кеннеди (англ. Ralph Kennedy).
Библиография
Циклы и серии
- Цикл о суперкомпьютере с телепатическими способностями — Босси (англ. Bossy):
- Роман Им бы оказаться правыми (англ. They'd Rather Be Right, другое название — The Forever Machine), 1954 год — написан в соавторстве с Фрэнком Райли;
- Рассказ Crazy Joey, 1953 год — написан в соавторстве с Алексом Апостолидесом (англ. Alex Apostolides);
- Повесть Hide! Hide! Witch!, 1953 год — написана в соавторстве с Алексом Апостолидесом (англ. Alex Apostolides).
- Цикл произведений о Ральфе Кеннеди англ. Hilarious Misadventures of Ralph Kennedy):
- Роман Когда они явились из космоса англ. When They Come from Space), 1962 год;
- Повесть What Thin Partitions, 1953 год — написана в соавторстве с Алексом Апостолидесом (англ. Alex Apostolides);
- Повесть Sense from Thought Divide, 1955 год;
- Повесть How Allied, 1957 год;
- Повесть Remembrance and Reflection, 1958 год;
- Повесть Pawn of the Black Fleet, 1962 год.
Другие произведения
- Рассказ Что я наделал? (англ. What Have I Done), 1952 год;
- Рассказ The Conqueror, 1952 год;
- Повесть На ленте Мебиуса (англ. Star, Bright), 1952 год;
- Рассказ Bow Down to Them, 1953 год;
- Рассказ Civilized, 1953 год — написан в соавторстве с Алексом Апостолидесом (англ. Alex Apostolides);
- Рассказ Progress Report, 1953 год — написан в соавторстве с Алексом Апостолидесом (англ. Alex Apostolides);
- Рассказ Награда за доблесть (англ. Reward for Valor), 1953 год];
- Рассказ Solution Delayed, 1953 год — написан в соавторстве с Алексом Апостолидесом (англ. Alex Apostolides);
- Рассказ The Kenzie Report, 1953 год;
- Повесть Место женщины (англ. A Woman’s Plac), 1955 год;
- Повесть Clerical Error, 1956 год;
- Рассказ Do Unto Others, 1958 год;
- Повесть What Now, Little Man?, 1959 год;
- Роман Восемь ключей к Эдему (англ. Eight Keys to Eden), 1960 год;
- Рассказ Устыдись, вандал![5] (англ. Hang Head, Vandal!), 1962 год.
Номинации и награды
- Лауреат премии «Хьюго» 1955 года за лучший роман («Им бы оказаться правыми», написанный в соавторстве с Фрэнком Райли)[6].
- В 1981 году авторский сборник Марка Клифтона под редакцией Барри Молзберга (англ. Barry Norman Malzberg) и Мартина Гринберга (англ. Martin H. Greenberg) был номинирован на премию «Локус» («The Science Fiction of Mark Clifton»)[7].
- В 2010 году Марку Клифтону была посмертно присуждена премия «Кордвейнер» (англ. The Cordwainer Smith Rediscovery Award, или The Cordwainer) за заслуги перед жанром[8].
Напишите отзыв о статье "Клифтон, Марк"
Примечания
- ↑ Langford D. [www.ansible.co.uk/sfx/top20fsf.html SFX Top 20 Feature] (англ.). [www.ansible.co.uk/index.html Langford Home page]. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/68zyjDXK3 Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
- ↑ [www.outzone.ru/post/4676/ Худшие фантастические книги] (рус.). О книгах. [www.outzone.ru/ OutZone]. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/68zyjhnOq Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
- ↑ [www.locusmag.com/index/b103.htm#A1297 Books, Listed by Author: Clifton, Mark (Irvin)] (англ.). Локус. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/68zykJaPH Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
- ↑ [www.locusmag.com/index/s147.htm#A2908 Stories, Listed by Author: Clifton, Mark (Irvin)] (англ.). Локус. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/68zykjP9Y Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
- ↑ Рассказ «Hang Head, Vandal!» называется «Устыдись, вандал!» в переводе Невструева И. и «Склони голову, вандал!» в переводе Ковалевского В.
- ↑ [www.thehugoawards.org/hugo-history/1955-hugo-awards/ 1955 Hugo Awards] (англ.). History. Премия Хьюго. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/69nDyQklj Архивировано из первоисточника 9 августа 2012].
- ↑ [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Locus1981.html 1981 Locus Awards] (англ.). Локус. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/68zyl8uOm Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
- ↑ [www.cordwainer-smith.com/2010-mark-clifton.htm Mark Clifton Wins the 2010 Cordwainer Smith Rediscovery Award] (англ.). Annual Rediscovery Award. [www.cordwainer-smith.com/ The Cordwainer]. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/68zylaMnc Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
Ссылки
- [www.isfdb.org/cgi-bin/ea.cgi?Mark_Clifton Марк Клифтон] (англ.) на сайте [www.isfdb.org/ Internet Speculative Fiction Database (ISFDB)].
- [fantlab.ru/autor3612 Марк Клифтон] (рус.) на сайте «Лаборатория фантастики».
Отрывок, характеризующий Клифтон, Марк
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
