Клодт, Михаил Петрович

Михаил Петрович Клодт
Жанр:	Живопись
Учёба:	А. А. Агин, Академия художеств
Стиль:	жанровая живопись
Влияние на:	В. Г. Казанцев

Барон Михаил Петрович Клодт (Клодт фон Юргенсбург; 1835, Санкт-Петербург — 1914, там же) — русский художник, живописец, акварелист, рисовальщик, писал жанровые и исторические сцены. Сын скульптора П. К. Клодта, двоюродный брат художника-пейзажиста М. К. Клодта.

Биография

Михаил Петрович Клодт родился в Санкт-Петербурге 17 (29) сентября 1835 года.

Сначала занимался у А. А. Агина, а с 1852 года учился в Академии художеств у А. Т. Маркова. В 1861 году за картину «Последняя весна» получил большую золотую медаль и право на заграничное пенсионерство.

В 1857—1860 годах работал в Париже, путешествовал по Франции вместе с двоюродным братом М. К. Клодтом. В 1862—1865 как пенсионер Академии жил в Мюнхене. За картины «Деревенские красавицы» и «Возвращение с поля» получил в 1867 году звание академика, а в 1872 году — профессора. Картина «Музыкант» положила начало собранию П. М. Третьякова.

Клодт был одним из членов-учредителей Товарищества передвижных художественных выставок и Общества русских акварелистов. Преподавал в Рисовальной школе Общества поощрения художеств (1865—1867, 1875—1913), вёл занятия по акварели в Училище барона Штиглица. В 1869—1871 годах был рисовальщиком при экспедиции Императорской археологической комиссии на Таманском полуострове. С 1895 по 1914 годы служил реставратором в Эрмитаже.

Семья

2-я жена (с 20.04.1901): Жанна-Виржиния Бильяр

Адреса в Санкт-Петербурге

• 1869—1887 — дом Елисеева — Тучкова набережная, д. 10, кв. 9.

Литература

• Григорьева В. А. Михаил Петрович Клодт. — М.: Искусство, 1957. — 40 с.
• Клодт фон Юргенсбург, русские художники // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Клодт Михаил Петрович — статья из Большой советской энциклопедии.

Ссылки

• [vsdn.ru/museum/catalogue/category70199.htm Картины М. П. Клодта] на сайте «Воскресный день»

Отрывок, характеризующий Клодт, Михаил Петрович

Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?