Клондайкская золотая лихорадка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Золотая лихорадка (значения).

Клондайкская золотая лихорадка (англ. Klondike Gold Rush) — неорганизованная массовая добыча золота в регионе Клондайк в Канаде и на полуострове Аляска в конце XIX века.

Лихорадка началась после того, как 16 августа 1896 года старатели Джордж Кармак, Джим Скукум и Чарли Доусон обнаружили золото на ручье Бонанза-Крик, впадающем в реку Клондайк. Новость об этом быстро облетела обитателей бассейна реки Юкон. Однако понадобился ещё год, чтобы информация достигла большого света. Золото не вывозилось до июня 1897 года, когда открылась навигация и океанские лайнеры «Экскелсиор» и «Портленд» приняли груз из Клондайка[1]. «Экскелсиор» прибыл в Сан-Франциско 17 июля 1897 года с грузом на сумму около полумиллиона долларов, возбудив интерес публики. Когда через три дня «Портленд» прибыл в Сиэтл, его встречала толпа. Газеты сообщили о половине тонны золота, но это было преуменьшением, так как корабль перевёз более тонны металла[1].

В 1911 году 17 августа был объявлен на территории Юкона днём открытия (англ. Discovery Day). Со временем третий понедельник августа стал выходным днём. Основные празднества проходят в городе Доусон[2].






Предыстория

Золото в Британской Колумбии

Золото на реке Фрейзер в Британской Колумбии было обнаружено в начале 1850-х годов, в разгар калифорнийской золотой лихорадки. Несколько человек нашли золото между фортами Хоп и Йейл в то же самое время, когда в Калифорнии оно перестало быть доступным, и тысячи старателей отправились в поисках «нового Эльдорадо»[3].

Джеймс Хьюстон, найдя золото и имея опыт встреч с индейцами в Калифорнии, прикрывался именем Компании Гудзонова залива, к которой коренное население было в основном лояльно. Между тем он был ограблен и в крайне тяжелом состоянии добрался в форт Хоп. Весной 1857 года он начал поиск золота в ручьях около форта. Другим старателем был Фердинанд Буланже, родом из Квебека, который также прибыл в Британскую Колумбию из Калифорнии. Вместе с группой квебекцев и ирокезов он обнаружил золото на реке Фрейзер. Буланже показал индейцам, как определять металл, а сам обещал обменивать его на жевательный табак. Однако индейцы показали найденное золото Дональду Маклину, руководителю торговой миссии в форте. Тот рекомендовал индейцам не продавать золото белым людям, а найденные крупицы отправил своему начальнику Джеймсу Дугласу в Форт-Виктория, откуда оно потом было переправлено в штаб-квартиру западного отделения компании в Сан-Франциско[4].

Весной 1858 года на берега реки Фрейзер начали прибывать старатели. В общей сложности прибыло около 30 тысяч золотоискателей в основном из США. Началось постепенное обследование всех ручьёв и притоков реки Фрейзер. В 1860 году в труднодоступном изолированном месте в горах Карибу золото было найдено на глубине от 2,5 м и ниже. На стандартном участке, обрабатываемом командой из трёх человек, добывалось до 3,5 кг золота в день[5]. Это было самое богатое месторождение Британской Колумбии, на котором было добыто около половины всего золота провинции[6].

Джеймс Дуглас в Форт-Виктории сразу понял опасность наводнения региона старателями. Была вероятность, что территория может отойти под контроль американцев, и Дуглас написал письмо в Англию с просьбой действовать незамедлительно, что и было сделано. Правительство Великобритании отняло лицензию у Компании Гудзонова залива, которая владела до этого территорией на протяжении 21 года, и 22 августа 1858 года признало землю своей колонией[4].

Вместе с тем, исследуя все водные артерии региона, старатели постепенно продвигались на север. Золото неоднократно находили на озёрах, реках и ручьях севера Британской Колумбии и вспыхивали многочисленные стихийные лагеря добычи золота. В 1874 году лихорадка охватила горы Кассиар[4] и достигла бассейна реки Юкон[7][8].

Золото в бассейне Юкона

Торговцы мехом Компании Гудзонова залива основали в 1840-х годах четыре торговых поста на территории современного Юкона, а через несколько лет после них появилась одна или две религиозные миссии. Последующие пятьдесят лет присутствие европейцев на территории составляло только несколько человек[9]. Золото в притоках реки Юкон торговцы обнаружили почти сразу, но они скрывали информацию, опасаясь конкуренции с золотоискателями, а также считая золотодобычу менее прибыльным бизнесом, чем торговля пушниной. Аналогичных взглядов придерживались миссионеры, которые полагали, что немногочисленные индейцы, проживающие на территории, не готовы к наплыву старателей[8].

Тем не менее, в 1874 году американцы Джек Маккуэстен и Алфред Мейо, зная о покупке Аляски Америкой, основали недалеко от современного Доусона торговый пост коммерческой компании Аляски (англ.)русск. Форт-Релайанс, среди торговых операций которой, кроме торговли пушниной, была продажа инвентаря для старателей за процент от найденного в будущем золота[10][11]. Несмотря на то, что в первое время золото найдено не было, торговля продолжалась. Ситуация изменилась, когда в 1885 году было обнаружено золото на реке Стьюарт. Столкнувшись с небольшим бумом, компания закрыла часть отделений по торговле пушниной и сосредоточилась на товарах для старателей[10]. В 1886 году из района было вывезено золота на 100 000 канадских долларов, что только увеличивало активность старателей[11]. Золото на реке Стьюарт быстро закончилось, но ещё до этого удача старателям улыбнулась на реке Фортимайл.

Форти-Майл и Серкл-Сити

Как и многие географические объекты региона, река Фортимайл («Сороковая миля») получила своё название по расстоянию от Форт-Релайанса — она впадает в Юкон в 40 милях вниз по течению[11]. Артур Харпер предложил поискать золото в районе реки, и старатели обнаружили довольно крупные песчинки. Харпер понял, что как только новость достигнет пределов Юкона, в регион хлынут старатели, которым будет нечего есть. Он решил отправить сообщение в ближайший населённый пункт Дайи, расположенный по другую сторону перевала Чилкут. Вызвался доброволец и индейский проводник. Зимой они попали в буран и до пункта назначения добрался только индеец, который не смог описать, зачем был проделан столь сложный маршрут, он смог сказать только «Золото!»[12].

Город Форти-Майл, первый город на территории Юкона, был основан зимой 1887 года, когда 160 человек поселились на территории индейцев хан, предшественников современных Трондёк-Хвечин[13]. Город полностью зависел от поставок на пароходах по реке Юкон из Сент-Майкла, расположенного в устье реки. За лето пароход мог сделать только один рейс[14]. Рейсы осуществлялись пароходом New Racket, принадлежащим коммерческой компании Аляски. Компания попробовала построить второй пароход, Arctic, но он не смог совершить даже первый рейс[15]. Только в 1890 году пароход начал регулярную работу, что позволило большему количеству людей оставаться в городе на зиму (до этого провианта хватало только на 100 человек)[16].

В 1895 году в районах Фортимайл и Сикстимайл (60 миль вверх по течению) было добыто золота на 400 000 долларов. К тому времени в городе проживало около 1000 старателей, в основном — американцев. Епископ Бомпас основал в городе миссию Бакстон, а также написал два письма в Оттаву, выражая недовольство потерей морали среди золотоискателей, что оказывает негативное влияние на индейцев. Примерно в то же время в город прибыл Джон Хили и основал торговый пост Северо-Американской торгово-транспортной компании (англ. North American Trading and Transportation Company), названный Форт-Кудахи (англ. Fort Cudahy), на противоположном берегу реки Фортимайл[11][17]. Хили основал компанию в Чикаго, его основной целью была торговля в Юконе и на Аляске, он собирался составить конкуренцию коммерческой компании Аляски[17][18].

В городе были салуны и магазины, библиотека и шекспировский клуб, оперный театр с труппой из Сан-Франциско и табачная фабрика. В салунах по цене 50 центов за рюмку можно было купить в сезон — разбавленный виски, а остальное время — хутчину (hootchinoo), напиток, который готовился из мелассы, сахара и сушённых фруктов и подавался горячим. Другое название напитка — Forty Rod Whiskey, так как, по словам Пьера Бертона, он был способен убить с такого расстояния[19]. Именно в Форти-Майле находился канадский офис по регистрации участков золотодобычи[20].

В то же время у города Форти-Майл появился конкурент. Золото было найдено на территории Аляски в округе Бирч-Крик. Новый город старателей носил название Сёркл-Сити, так как был расположен точно на полярном круге. Многие старатели покинули Форти-Майл, чтобы перебраться в Сёркл-Сити. Там же открыл свои магазины Маккуэстен, который продолжал ссужать золотоискателям товары в счёт будущих находок, чего не делал Хили в Форт-Кудахи[11]. К 1896 году в городе, названном «Парижем Аляски» (англ. the Paris of Alaska) проживало около 1200 человек (по другим данным 700[11]), в нём было два театра, музыкальный салон, восемь танцплощадок и 28 салунов[21].

Течение золотой лихорадки

К 1896 году основная добыча велась на реках Фортимайл и Сикстимайл. Первая впадала в Юкон в 40 милях вниз по течению от Форт-Релайанса, на ней стоял город Форти-Майл, вторая впадала в Юкон в 60 милях вверх по течению от Форт-Релайанса и на ней был расположенный маленький торговый пост, названный в честь геодезиста Уильяма Огилви, определившего границу между Аляской и Канадой. Торговый пост управлялся Жозефом Ладу (Joseph Ladue), который более успешно торговал для старателей, чем добывал золото сам[22]. Между населёнными пунктами было два притока Юкона: Индиан-Ривер располагался в 30 милях вверх по течению от Форти-Майл, Тшондэк ещё в тридцати. Тшондэк, в переводе с языка местных индейцев «Вбитая вода» (англ. Hammer Water), получил своё название от столбов, которые индейцы вбивали в дно реки для установки ловушек на лосося[23]. Европейцы не могли правильно произносить название реки и упростили его до Клондайк[24].

Начало лихорадки: Первое золото Клондайка

Когда в регионе появился Роберт Хендерсон, Ладу уже пробовал искать золото на Клондайке, но не нашёл его, поэтому он предложил осмотреть притоки Индиан-Ривер. Исследуя реку, Хендерсон перешёл на северный берег и поднялся на холм. С холма несколько ручьёв бежало на север, в том числе Рэббит-Крик (англ. Rabbit Creek). Хендерсон решил проверить этот поток. Спустившись пониже и промыв породу, он сразу обнаружил большое количество золота. Хендерсон назвал это место «золотым дном» (англ. Gold Bottom) и смог найти троих человек, чтобы продолжать работу на ручье[25].

Летом 1896 года Хендерсон отправился к Ладу, чтобы восстановить запасы продовольствия и материалов. По дороге он рассказывал про золото в ручье, который получил название Бонанза-Крик. На обратном пути он встретил Джорджа Кармака, его жену, индианку племени тагиш, Кейт Кармак с дочкой, её брата Джима Скукума и племянника Чарли Доусона[26].

Хендерсон, который недолюбливал индейцев, рассказал Кармаку про золото, но просил не приводить туда своих друзей[26]. Новость не заинтересовала Кармака, но привлекла внимание Скукума, который хотел стать старателем. В итоге Кармак, Скукум и Доусон добрались до золотого дна и попробовали помыть золото там, но потом отошли вниз по течению, где в Рэббит-Крик впадал текущий с юга ручей[27]. Остаётся неясным, кто нашёл первый самородок. Каждый из участников рассказывал свою версию случившегося. Золото весило около четверти унции и стоило по тем ценам 4 доллара. Вскоре они полностью заполнили золотом чехол от винчестера[28]. Это было 16 августа 1896 года. Позднее ручей получил название Эльдорадо.

По закону каждый из группы мог взять один участок, первооткрывателю полагался дополнительный участок (участок Дискавери). Кармак застолбил два участка для себя и по одному для Скукума и Тагиша. Теперь группе предстояла дорога в Форти-Майл, где они должны были зарегистрировать участки. В офисе Кармаку не поверили, и ему пришлось продемонстрировать полный золота оружейный чехол[29].

До конца августа многие пригодные участки в районе были застолблены[30]. 5 сентября пароход коммерческой компании Аляски Alice доставил старателей из Форти-Майл на Клондайк. Вскоре после этого свободной земли не осталось вовсе[31]. Далеко не все верили в удачу и осознавали, что они нашли золотую жилу. Многие перепродавали свои участки, другие, будучи уже на Клондайке, не решались начать добычу и возвращались, третьи, добравшись до Форти-Майла, отказывались ехать дальше[32]. Кармак менее чем за месяц добыл золота на 1400 долларов, но и он предпочитал работу у Ладо[33].

Развитие событий

15 декабря первые письма с новостями о Клондайке достигли Сёркл-сити. Поначалу там не воспринимали эту информацию, но когда даже самые уважаемые старатели, среди которых был Фрэнк Денсмор (Frank Densmore), чьим именем в то время была названа гора Мак-Кинли[34], подтвердили факты в своих письмах, в городе поверили[35].

Осенью 1896 года Уильям Огилви, обеспокоенный развитием событий, пытался предупредить Оттаву. Он отправил два письма с попутчиками, которые, несмотря на тяжелейшие условия, достигли цели. Однако в столице им не придали значения[36]. Зимой ситуация с участками окончательно запуталась, были неясны границы участков и их владельцы. Уильям Огилви, который в это время занимался геодезическими работами в городе Доусон, взялся за повторное измерение при условии, что его решение будет окончательным[37]. В середине июня следующего года Огилви отправил с почтой краткий отчёт, в котором указал, что по его данным за зиму было добыто золота на сумму 2,5 миллиона долларов[36].

Конец лихорадки: Золото на Аляске

 Этот раздел статьи ещё не написан.
Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел.

Транспортные маршруты

С началом золотой лихорадки различными издательствами был издан ряд брошюр с подробными картами местности, некоторые из них были далеки от реальности[38]. Существовало три основных маршрута, по которым золотоискатели добирались до Клондайка. Самым популярным был маршрут из Сиэтла через Ванкувер по побережью до Дайи или Скагуэя, затем один из перевалов Чилкут или Уайт, и далее через пороги Уайтхорс вниз по реке Юкон. Кроме того, существовал водный путь: из Сиэтла по морю до устья реки Юкон в Сент-Михаиле и затем вверх по течению реки; а также канадский маршрут: Эдмонтон, реки Маккензи и Пелли до впадения в Юкон.

Основной маршрут

Маршрут также назывался Джуно и преодолевался с использованием различных видов транспорта. Путешествие из Сиэтла начиналось 900-мильным переходом вдоль океана до порта Джуно (4 дня). Из Джуно маршрут лежал на северо-запад, где после 100 миль по морю начинался длинный и узкий канал Lynn, на котором был расположен населённый пункт Дайи. За ним начинался перевал Чилкут высотой 3350 футов и протяжённостью 32 мили, из них первые 12 или 18 можно было преодолеть на лошади[38][39].

Джордж Холт был первым белым человеком, который преодолел перевал Чилкут в 1878 году. Он добыл небольшое количество золота, но намного важнее является тот факт, что он прошёл по перевалу обратно, не зная, что индейцы чилкут (тлингиты) охраняют его от посторонних. Ему посчастливилось остаться в живых[11]. В 1880 году американские военные заключили договор с тлингитами об использовании перевала Чилкут в горах Аляски и Британской Колумбии[8]. В 1880 году перевалом воспользовалось 50 старателей, по столько же в 1882 и 1883 годах, ещё 75 старателей преодолели перевал в 1884 году, часть старателей проводили в Форт-Релайансе и зимы. В 1885 году, когда золото было найдено на реке Стьюарт, перевал преодолело 200 человек[11]. Перевал открывал доступ к озеру Линдеман и реке Льюис[38] (так раньше называлось верхнее течение реки Юкон) и вскоре стал основным маршрутом старателей[40].

С началом золотой лихорадки перевал Чилкут стал самым популярным маршрутом и не мог вместить всех желающих преодолеть горы. В 1897—1898 годах его преодолело по разным оценкам от 20 до 30 тысяч человек[41]. В качестве альтернативных вариантов выступили перевалы Чилкат и Уайт.

Дайи и Скагуэй устроили своего рода соревнование: через какой перевал пройдёт больше старателей. После того как весной 1898 года на перевале Чилкут прошла серия лавин, многие старатели поспешили отправиться в Скагуэй[42].

После перевалов начинался водный путь по рекам и озёрам Юкона. Финальная часть маршрута стартовала на озере Беннетт и включала 600 миль вниз по течению до Доусона[43]. Обычно на озере строилась лодка, способная выдержать четырёх человек и 4 тысячи фунтов продовольствия[44].

Юкон особенно бурный в каньоне Майлс (Miles Canyon), который находится на реке Юкон в двух днях пути от озера Беннет и заканчивается порогами Уайтхорс. Общая протяжённость каньона — три мили. Во время золотой лихорадки на каньоне работали люди, которые переправляли лодки через пороги[43].

Водный путь

В 1882 году, ещё до начала лихорадки Эд Шеффелин (Ed Schieffelin) впервые использовал водный маршрут, достигнув устья реки Юкон в Беринговом море и отправившись оттуда вверх по реке. Шеффелин был состоятельным человеком из Аризоны, разбогатевшим на серебряных приисках. Он собирался повторить свой успех на Аляске. Он полагал, что золотосодержащий пояс пересекает там долину реки Юкон, и планировал найти это место. Шеффелин с командой добрался до устья реки и отправился вверх по течению, проходя по реке заброшенные форты Русской Америки и индейские кладбища. Шеффелин добрался до холмов Лоуэр-Рампартс (Lower Ramparts) и нашёл там немного золота. Однако он решил, что добыча золота невозможна в таких тяжёлых природных условиях, и вернулся обратно[45]. Уильям Огилви, который занимался исследованием событий на реке Юкон в конце XIX и начале XX веков, утверждает, что информации о том, как далеко Шеффелин поднялся по реке Юкон, не сохранилось[46].

Когда в 1897 году на Клондайк направился целый поток старателей, водный маршрут от Сиэтла до Доусона составлял около четырёх с половиной тысяч миль. Океанское путешествие начиналось в Сиэтле, после 1800 миль на запад, по направлению к Японии, корабль преодолевал Алеутские острова через пролив Унимак с остановкой в Уналашке. Затем корабль поворачивал на север, к Берингову морю и маленькому населённому пункту Сент-Михаил в устье реки Юкон. Общая протяжённость океанского маршрута составляла по разным источникам от 2725 до 3000 миль и занимала 15 дней пути. Далее маршрут лежал вверх по реке Юкон. В период навигации расстояние 1298—1700 миль преодолевалось на пароходе за 15-20 дней, а зимой — на собачьих упряжках по замёрзшей реке. Путь проходил через населённые пункты Kutlik, Andreafski, Holy Cross, Koserefky, Anvik, Nulato, Novikakat, Tanana, Форт Юкон, Серкл-сити, Сороковая миля, Доусон[38][47].

Канадский маршрут

Путешествие во внутренней части Канады проходило по долинам рек Пис и Маккензи на север, а потом на юго-запад по реке Пил. Маршрут также носил название эдмонтовского[48]. Впервые в поисках золота его совершил Артур Харпер (Arthur Harper), преодолев 2000 миль и добравшись до среднего течения Юкона в 1873 году. Харпер полагал, что если золото находят и в Калифорнии, и в Британской Колумбии, то оно должно быть и дальше на севере, а именно в бассейне реки Юкон[49]. Харпер вместе с четырьмя попутчиками решил совершить путешествие по старому маршруту торговцев пушниной. Информации о пути следования было крайне мало, документы Компании Гудзонова залива, которые могли содержать полезные сведения, не публиковались[50].

Управление территорией

До прихода Северо-Западной конной полиции в 1895 году территория была практически американской. Город Форти-Майл получал товары из США без оплаты таможенных сборов, почта работала с американскими марками[51]. Управление городом находилось в руках самих старателей, они устанавливали наказание для воров и предупреждали торговцев спиртными напитками от совершения сделок с коренным населением[20].

Многие канадские авторы делают противопоставление американской и канадской систем управления территорией, которые проявились после определения границ. Канадская система управления подразумевала жёсткий контроль и абсолютную власть комиссара по золоту. Она была выработана на опыте золотых лихорадок в Британской Колумбии и включала определённый и неизменный свод законов. Американская система была намного более демократичная. Решения принимались большинством голосов на встречах старателей, традиция созыва которых пришла ещё из Калифорнии. В каждой местности были свои правила[52].

Определение границы

В 1825 году Компания Гудзонова залива и Российско-американская компания достигли соглашения о разделе торговых территорий на Аляске. Основным документом являлось соглашение между Россией и Великобританией, подписанное 28 февраля 1825 года. По этому соглашению граница определялась от южной точки острова принца Уэльского, вдоль по проливу, до суши на 56-м градусе северной широты. Оттуда по хребту гор параллельно берегу до 141-го градуса западной долготы и далее на север до Северного Ледовитого океана[53]. Установленные в соглашении границы было крайне тяжело демаркировать физически[54], поэтому долгое время точные границы не были отмечены. Только в 1883 году лейтенант американской армии Фредерик Сватка установил приблизительное положение 141-го меридиана. Он ошибся на несколько километров[55]. Более точные выкладки были проведены геодезической партией Уильяма Огилви в 1888 году и подтверждены позднее специальной комиссией[56].

Поначалу американцы полагали своей территорию вплоть до озера Беннет. Причиной тому было двусмысленное определение границы, отсчитываемой от изрытой фьордами береговой линии. В 1895 году было американо-канадской совместной комиссией принято компромиссное решение о прохождении границы[57]. Так как большинство жителей были американцы, для всей территории установилось название Аляска, хотя оно не отражало действительное административное положение[58]. После визита Огилви была достигнута договорённость называть новые торговые посты и населённые пункты на канадской территории в честь представителей канадских властей, а на американской — в честь американских. Предпочтение отдавалось официальным лицам, побывавшим на месте событий[59].

Кроме того, на озере Беннет располагался пост Тагиш, построенный в сентябре 1897 года, который служил таможней и для многих определял границу[60]. Когда Северо-Западная конная полиция поставила посты на перевалах Уайт и Чилкут, а также стала собирать таможенные пошлины, многие были недовольны и собирались с оружием отстаивать американские права на землю[61].

Канадская территория

После образования округа Юкон в 1895 году управление регионом полностью находилось в руках комиссара территории, который подчинялся министру внутренних дел Канады. Регулирование золотодобычи не входило в круг обязанностей комиссара. На территории округа работало три судьи и один полицейский магистрат. Их зарплата составляла 10 000 и 6700 долларов в год соответственно. Порядок в округе поддерживала Северо-Западная конная полиция[62].

Северо-Западная конная полиция

Стараниями епископа Бомпаса и торговца Джона Хили в Форти-Майл было направлено два представителя Северо-западной конной полиции: инспектор Чарльз Константин и сержант Чарльз Браун. За несколько недель пребывания в городе они подтвердили права Канады на территорию и собрали таможенных сборов на сумму около 3200 канадских долларов[11][63].

Инспектор Константин настаивал на отряде из 40 человек, однако ему было выделено только 20[63]. В июле 1895 года инспектор Константин с отрядом вернулся в Форти-Майл. Первый год они занимались в основном строительством форта Константин[11]. Впервые применить силу им пришлось в 1896 году, когда у них потребовали зарегистрировать участок, полученный насильственными методами. Отряд из двенадцати вооружённых представителей полиции совершил марш длиной 48 км и вернул участок законным владельцам[64].

Вместе с тем присутствие инспектора Константина в самом начале лихорадки позволило Северо-Западной конной полиции оперативно отреагировать на развитие событий в регионе и предупредить Оттаву. Уже 12 июня 1897 года прибыл дополнительный отряд из 20 человек, возглавляемый инспектором Скартом (Scarth), а в октябре того же года к ним присоединился новый комиссар, Джейм Морроу Уолш с отрядом. К моменту появления основных потоков старателей отряды полиции, вооружённые винтовками винчестер и пулемётами Максим, были готовы охранять границу и взимать таможенные сборы в двух опорных пунктах на перевалах Чилкут и Уайт[61].

Регулирующие акты

Канадские законы в области добычи золота были выработаны ещё во время золотых лихорадок в Британской Колумбии. За их выполнением следила Северо-Западная конная полиция. По этим законам определялись округа золотодобычи по каждому водному потоку. В рамках каждого округа золотоискатель мог зарегистрировать только один участок земли. Исключение составлял первооткрыватель, которому разрешалось зарегистрировать дополнительный участок. Длина участка составляла 500 футов вдоль течения реки, ширина определялась от вершины холма на одном берегу до вершины холма на другом берегу[65].

Вскоре после того, как было обнаружено первое золото Клондайка, законы ужесточили. Весь регион был признан единым округом, и старателю полагалось не более одного участка на всём Клондайке[66]. Также по новым правилам участки, которые не были оформлены в течение 60 дней, открывались для повторной регистрации[67].

Американская территория

Управление Аляской находилось в руках губернатора штата, общественными работами руководил федеральный офицер, подчиняющийся непосредственно Вашингтону[68]. В юридическом плане Аляска являлась частью девятого судебного округа США, который включал также штаты Аризона, Калифорния, Айдахо, Монтана, Невада, Орегон, Вашингтон и Гавайи. Ближайшие судьи жили в Калифорнии и Орегоне[69].

На Аляске решения принимались на собрании старателей большинством голосов. Голосование проводилось поднятием рук. В Серкл-сити первый год не было ни шерифа, ни суда, ни тюрьмы[70]. По словам Пьера Бертона, известного канадского журналиста и историка, автора ряда книг о Клондайкской золотой лихорадке, американское правительство считало такие собрания законными. Он приводит в пример собрание, признавшее невиновным Джима Кронистера, совершившего убийство в целях самообороны. Вердикт был отправлен в Вашингтон и подтверждён там[71].

Вместе с тем, после того как в городе появились салуны и в них стали проводиться собрания, они сильно деградировали.

Способы добычи золота

На Клондайке было рассыпное золото и для его добычи не требовалось особого снаряжения, достаточно было лопаты и лотка[72]. Многие так и мыли лотками песок в ручьях Клондайка и не пытались искать золото на суше. Те же, кто хотел исследовать породу, столкнулись с вечной мерзлотой[73]. По этой же причине на Клондайке для добычи золота не применялись гидравлические машины, которые до этого широко использовались в Калифорнии[74].

До открытия Клондайка многие и не представляли, что золото можно добывать зимой[75]. Вместе с тем ещё осенью 1896 года ряд старателей начали копать шахты. Они оттаивали мёрзлый грунт с помощью костров. Луи Родес (Louis Rhodes) достиг породы на глубине 15 футов 3 октября. С первого же раза он попал на золотую жилу — среди глины и камней были видны золотые прожилки[73]. После этого все старатели принялись оттаивать грунт и копать землю. По словам Пьера Бертона, Клондайк был весь в кострах и напоминал ад («the valleys looked like the inferno itself»)[67]. За ночь грунт протаивал на 8—14 дюймов, в течение дня оттаявший грунт убирался, а затем процедура повторялась[76].

В условиях вечной мерзлоты раскопки были очень тяжёлыми, что усугубилось наступившей зимой. В это время старатели искали методы более эффективного таяния грунта[77]. Основными идеями было использование пара, а также поджог с помощью сырой нефти или газа. Основными плюсами при использовании газа была большая эффективность и мобильность, но газ стоил намного больше дров, которые нужны для паровой машины, поэтому использование пара считалось более адекватным. Кроме того, после проведения проверок оказалось, что действие газового огня очень медленно и локально. Таким образом, на Клондайке начали работать машины, которые отправляли несколько струй пара в грунт под очень сильным напором[74].

Финальная стадия работы с породой проходила одним из двух способов. Первый способ, ручной, представлял собой работу с ручным лотком, обычно железным или медным. Лоток с породой опускался в речной поток, старатели совершали круговые движения лотком, стремясь создать в нём завихрения. Тяжёлые породы, среди которых было и золото, опускались на дно. Пустая порода аккуратно сливалась из лотка, а остатки с золотом помещались в бочку с водой и ртутью (около одного-двух фунтов на бочку воды). Золото образовывало соединение с ртутью, которое затем пропускалось через оленью шкуру. Через шкуру проходила ртуть, пригодная для дальнейшего использования, а оставшееся золото помещалось в реторту или просто на солнце для дальнейшего испарения ртути[78].

Второй метод заключался в использовании стационарного лотка сложной конструкции. Лоток был три фута длиной и два фута шириной и состоял из двух частей. Верхняя часть представляла собой железный лист с отверстиями диаметром примерно четверть дюйма. Крупные самородки оставались на этом уровне лотка. Нижняя часть представляла собой ящик для сепарации с наклонными бороздками. Конструкция устанавливалась на прочной основе в зоне прямого доступа к воде. После того как порода помещалась в лоток, старатель добавлял в него воды одной рукой, а другой качал конструкцию. Золото оставалось в бороздках, а песок и пустая порода вытекали из лотка. В самой нижней части лотка для предотвращения вымывания мельчайших крупиц золота помещалась ртуть[79]. В любом случае для финальной стадии была нужна ртуть. Зимой старатели часто оставляли её на улице вместо термометра. Если утром ртуть была замёрзшая, они считали, что на улице слишком холодно, и не работали в тот день[80].

До начала золотой лихорадки рассматривался вопрос о добыче золота драгами. Однако, из-за тяжёлого маршрута через Сент-Михаил, который не позволил бы драге начать работать в том же сезоне, такой способ добычи посчитали невыгодным. Золото Клондайка заставило пересмотреть отношение к этому вопросу и в 1898 году в регионе появилась первая драга. Материалы для строительства драги были доставлены к озеру Беннет, а оттуда драга спустилась на реку Биг-Салмон[81]. Строители драги по различным обстоятельствам не смогли ей воспользоваться, и она досталась группе старателей в нижнем течении Бонанза-Крик. У них драга обработала участок за два года, несмотря на мёрзлый грунт[82].

Социальная обстановка

Вся социальная активность региона была сосредоточена в городе Доусоне. Пока остальные регистрировали участки для добычи золота, Жозеф Ладу взял себе участок на слиянии рек Юкон и Клондайк в 6 милях от Форт-Релайанса. Он перенёс на участок лесопилку из Огилви, построил склад и около него маленькую хижину для себя. Новый населённый пункт Ладу назвал Доусоном, в честь руководителя партии геодезистов Джорджа Доусона[32]. К середине зимы вокруг построек сформировался город, в котором в дефиците было практически всё, кроме золота, которое стало самым дешёвым товаром. Соль продавалась по цене золота один к одному, одна корова стоила 16 тысяч долларов, одно куриное яйцо — доллар[83].

Многие старатели знали друг друга задолго до появления в регионе, они встречались на золотых приисках в Айдахо, Колорадо и других местах[84]. 1 декабря 1894 года, ещё до того как было найдено золото Клондайка, в Форти-Майле была создана ассоциация старателей (Miner’s Association), позднее ставшая орденом пионеров Юкона (англ. Yukon’s Order of Pioneers). В ассоциацию принимались старатели, приехавшие в регион до 1888 года. Организация устанавливала законы в местах золотодобычи, первым из которых был «Do unto others as you would be done by», ставший девизом братства. Члены братства давали обязательство помогать друг другу в нужде и делиться информацией о разведанном золоте[21]. В первый день членами ассоциации стало 24 человека во главе с первым президентом Джеком Маккуестеном.[85]. Братство испытало серьёзные проблемы в связи с обнаружением золота на Клондайке. Хотя новости и слухи распространялись быстро, некоторые пытались утаить информацию. Первым проявлением стала группа Кармака, которая не рассказала о добыче Хендерсону, находившемуся в двух милях вверх по течению[65]. После этого многие старатели старались занизить количество золота, чтобы отпугнуть от места других[86].

Влияние золотой лихорадки

Политические последствия

Определение Юкона в качестве отдельного округа в составе Северо-западных территорий произошло в 1895 году. Внутренние границы округа Юкон отличались от чётких границ южных округов по меридианам и следовали топографическим ориентирам, так как целью создания округа было установление закона в местах золотой лихорадки. Поэтому округ Юкон включал реку Юкон и все её притоки и водные маршруты, иными словами, всю территорию, на которой была возможна золотодобыча[87].

В 1898 году в самый разгар золотой лихорадки была образована независимая единица «Территория Юкон» в составе канадской конфедерации со столицей в Доусоне[88].

Экономические последствия

Золотая лихорадка способствовала развитию инфраструктуры территории. Долгое время основными транспортными артериями региона была река Юкон и её притоки. На реке действовало около 10 пароходов, которые в основном строились в устье реки Юкон в Сент-Майкле[89]. После того, как было обнаружено золото Клондайка, количество пароходов, их качество и размеры, резко возросли. Многие пароходы шли к Доусону из Сент-Майкла, но некоторые и от озера Беннет[90].

В 1900 году железнодорожная компания White Pass & Yukon Route основала город Клоузлейт (позже ставший Уайтхорсом) и соединила его с Скагуэем на Аляске. Через два года между Уайтхорсом и Доусоном была проложена зимняя трасса[88].

Участие коренных народов

Несмотря на то, что индейцы Юкона в основном не занимались золотодобычей, золотая лихорадка на Клондайке повлияла на их образ жизни, места обитания и основные занятия. Основные изменения произошли с индейцами племён тлинкит и хан.

Тлинкиты, которые жили в окрестностях перевала Чилкут и поначалу никого не пускали через него, быстро обнаружили, что могут получать выгоду, пакуя продовольствие для многочисленных старателей[8][11]. В частности, этим поначалу занимался Джим Скукум[91]. Первое время стоимость упаковки составляла 5 центов за фунт, но в 1896 году выросла до 16[44].

Влияние на культуру

В Викитеке есть тексты по теме
Джек Лондон, «Костёр»

В 1897 году на Аляску отправился молодой Джек Лондон. Он добрался до Клондайка по самому сложному маршруту, перевалу Чилкут, и провёл там зиму. Лондон собирал материалы для своих будущих произведений — «Белый Клык», «Зов предков», «Смок Беллью», «Время-не-ждёт», «Тысяча дюжин» и многих других. По некоторым из этих произведений сняты фильмы («Время-не-ждёт», «Смок и Малыш», «Белый Клык» (экранизация 1946, 1974, 1991 года), «Белый Клык 2: Легенда о белом волке» (вторая часть ленты 1991 года). В Доусоне установлена копия хижины, в которой Джек Лондон провёл зиму. Такая же копия установлена в Сиэтле.

Жюль Верн в романе "Золотой вулкан" описывает окрестности Клондайка, охваченные золотой лихорадкой.

В 1925 году вышла приключенческая кинокомедия "Золотая лихорадка" Чарли Чаплина.

Клондайк после лихорадки

 Этот раздел статьи ещё не написан.
Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел.

Напишите отзыв о статье "Клондайкская золотая лихорадка"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Discovery, 2009.
  2. ↑ [www.thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1ARTA0010623 Discovery Day]. The Canadian Encyclopedia. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/68xgWI6FA Архивировано из первоисточника 6 июля 2012].
  3. ↑ Marshall, Daniel P. [www.thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1ARTA0010032 Fraser River Gold Rush]. The Canadian Encyclopedia. Проверено 28 марта 2010. [www.webcitation.org/68xgX3CAW Архивировано из первоисточника 6 июля 2012].
  4. ↑ 1 2 3 Waite, Donald E. Chapter 2. Fraser River Gold Rush // [www.fortlangley.ca/langley/langley.html An Early History of The Municipality of Langley]. — Altona, Manitoba: D. W. Friesen and Sons Limited, 1977. — ISBN 0-919213-61-8.
  5. ↑ Griffin B. [www.em.gov.bc.ca/Mining/Geolsurv/Publications/OpenFiles/OF1992-19/GoldRush.html Miners at work, a history of British Columbia's gold rushes]. Pioneering Geology in the Canadian Cordillera. Проверено 28 марта 2010. [www.webcitation.org/68xgXhpRz Архивировано из первоисточника 6 июля 2012].
  6. ↑ Newell, Dianne. [www.thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1ARTA0001399 Cariboo Gold Rush]. The Canadian Encyclopedia. Проверено 28 марта 2010. [www.webcitation.org/68xgYnOtn Архивировано из первоисточника 6 июля 2012].
  7. ↑ Coates, Kenneth. [books.google.com/books?id=eOeIZaCUYzQC&dq=roman+catholic+yukon&lr=&as_brr=3&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Best Left as Indians: Native-White Relations in the Yukon Territory, 1840–1973]. — McGill Queen’s University Press, 1993. — 384 p. — ISBN 0-7735-0780-9.
  8. ↑ 1 2 3 4 Coates, 1993, p. 32.
  9. ↑ [www.canadianmysteries.ca/sites/klondike/context/europeansyukon/indexen.html A History of Europeans in the Yukon]. Great Unsolved Mysteries in Canadian History. Who Discovered Klondike Gold?. Проверено 21 декабря 2009. [www.webcitation.org/5w2SLfs8e Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  10. ↑ 1 2 Coates, 1993, p. 33.
  11. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Spotswood, 1998.
  12. ↑ Berton, 2001, p. 15.
  13. ↑ [www.tc.gov.yk.ca/fortymile.html Forty Mile]. Yukon Department of Tourism and Culture. Проверено 21 декабря 2009. [www.webcitation.org/5w2SZbcyB Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  14. ↑ Prologue, 2009.
  15. ↑ Berton, 2001, p. 16.
  16. ↑ Ogilvie, 1913, p. 112.
  17. ↑ 1 2 Ogilvie, 1913, p. 68.
  18. ↑ Berton, 2001, p. 23.
  19. ↑ Berton, 2001, p. 20.
  20. ↑ 1 2 [www.hougengroup.com/yukonHistory/nuggets_year/2000s.aspx?nugget=1886#GOLDRUSH First Yukon gold rush]. Hougen Group of Companies. Проверено 2 марта 2010. [www.webcitation.org/5w2SaWBQW Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  21. ↑ 1 2 Berton, 2001, p. 29.
  22. ↑ Berton, 2001, p. 33.
  23. ↑ [www.thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1ARTA0002160 Dawson]. The Canadian Encyclopedia. Проверено 10 декабря 2010. [www.webcitation.org/61CRSdvDw Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  24. ↑ Ogilvie, 1913, pp. 116—118.
  25. ↑ Berton, 2001, p. 36.
  26. ↑ 1 2 Berton, 2001, p. 40.
  27. ↑ Berton, 2001, p. 42.
  28. ↑ Berton, 2001, p. 43.
  29. ↑ Berton, 2001, p. 47.
  30. ↑ Berton, 2001, p. 50.
  31. ↑ Berton, 2001, p. 54.
  32. ↑ 1 2 Berton, 2001, p. 48.
  33. ↑ Berton, 2001, p. 49.
  34. ↑ [geonames.usgs.gov/pls/gnispublic/f?p=gnispq:3:3426714589554731::NO::P3_FID:1414314 Mount McKinley]. U.S. Geological Survey: Geographic Names Information System. Проверено 7 января 2011. [www.webcitation.org/68xgZRAcn Архивировано из первоисточника 6 июля 2012].
  35. ↑ Berton, 2001, p. 66.
  36. ↑ 1 2 Berton, 2001, p. 69.
  37. ↑ Berton, 2001, p. 71.
  38. ↑ 1 2 3 4 [postalmuseum.si.edu/gold/tappentrails.html Trails to the Klondike]. Smithsonian National Postal Museum. Проверено 21 декабря 2010. [www.webcitation.org/68xlALeKj Архивировано из первоисточника 7 июля 2012].
  39. ↑ Klondike, 1897, pp. 25—26.
  40. ↑ [www.pc.gc.ca/eng/lhn-nhs/yt/chilkoot/natcul/natcul2.aspx Chilkoot Trail National Historic Site of Canada: History]. Parks Canada. Проверено 21 декабря 2009. [www.webcitation.org/5w2SYdBVJ Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  41. ↑ [www.thecanadianencyclopedia.com/index.cfm?PgNm=TCE&Params=A1ARTA0001583 Chilkoot Pass]. The Canadian Encyclopedia. Проверено 20 декабря 2010. [www.webcitation.org/68xlAnoPb Архивировано из первоисточника 7 июля 2012].
  42. ↑ [postalmuseum.si.edu/gold/trail.htm Trails]. Smithsonian National Postal Museum. Проверено 21 декабря 2010. [www.webcitation.org/68xlBQLRt Архивировано из первоисточника 7 июля 2012].
  43. ↑ 1 2 Klondike, 1897, p. 31.
  44. ↑ 1 2 Klondike, 1897, p. 26.
  45. ↑ Berton, 2001, pp. 9—10.
  46. ↑ Ogilvie, 1913, p. 70.
  47. ↑ Klondike, 1897, pp. 24—25.
  48. ↑ Ogilvie, 1913, p. 95.
  49. ↑ Berton, 2001, pp. 7—8.
  50. ↑ Ogilvie, 1913, pp. 87—88.
  51. ↑ Berton, 2001, p. 21.
  52. ↑ Berton, 2001, pp. 21—22.
  53. ↑ [www.vokrugsveta.ru/encyclopedia/index.php?title=Аляска,_штат_США Аляска, штат США]. Энциклопедия «Вокруг Света». Проверено 21 декабря 2009. [www.webcitation.org/5w2T1uE8u Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  54. ↑ [www.hrono.ru/dokum/1800dok/1825ru_gb.html О разграничении владений России и Великобритании в Северной Америке]. Hrono.ru. Проверено 21 декабря 2009. [www.webcitation.org/5w2T3cUUp Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  55. ↑ Ogilvie, 1913, p. 36.
  56. ↑ Ogilvie, 1913, pp. 60—61.
  57. ↑ Ogilvie, 1913, p. 33.
  58. ↑ Ogilvie, 1913, p. 12.
  59. ↑ Ogilvie, 1913, pp. 67—68.
  60. ↑ [www.museevirtuel.ca/Exhibitions/Force/en/detachments/tagish/ Tagish]. Virtual Museum of Canada. Проверено 21 декабря 2010. [www.webcitation.org/68xlBvzZW Архивировано из первоисточника 7 июля 2012].
  61. ↑ 1 2 Berton, 2001, p. xvii.
  62. ↑ Ogilvie, 1913, pp. 9—12.
  63. ↑ 1 2 [www.museevirtuel-virtualmuseum.ca/sgc-cms/expositions-exhibitions/gendarmes-mounties/en/adventures/characters/constatine/ Charles Constantine]. Virtual Museum of Canada. Проверено 2 марта 2010. [www.webcitation.org/5w2SbL6C9 Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  64. ↑ [www.museevirtuel-virtualmuseum.ca/sgc-cms/expositions-exhibitions/gendarmes-mounties/en/sovereignty/border/ Protecting The Border]. Virtual Museum of Canada. Проверено 2 марта 2010. [www.webcitation.org/5w2ScCv8w Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  65. ↑ 1 2 Berton, 2001, p. 44.
  66. ↑ Berton, 2001, p. 58.
  67. ↑ 1 2 Berton, 2001, p. 65.
  68. ↑ Ogilvie, 1913, p. 9.
  69. ↑ Ogilvie, 1913, p. 10.
  70. ↑ Berton, 2001, p. 27.
  71. ↑ Berton, 2001, pp. 28—29.
  72. ↑ Berton, 2001, p. 14.
  73. ↑ 1 2 Berton, 2001, p. 63.
  74. ↑ 1 2 Ogilvie, 1913, p. 232.
  75. ↑ Ogilvie, 1913, p. 85.
  76. ↑ Klondike, 1897, p. 17.
  77. ↑ Ogilvie, 1913, p. 230.
  78. ↑ Klondike, 1897, p. 18.
  79. ↑ Klondike, 1897, p. 19.
  80. ↑ Klondike, 1897, p. 23.
  81. ↑ Ogilvie, 1913, p. 233.
  82. ↑ Ogilvie, 1913, p. 234.
  83. ↑ Berton, 2001, p. 70.
  84. ↑ Berton, 2001, p. 17.
  85. ↑ [www.hougengroup.com/yukonhistory/nuggets_year/2000s.aspx?nugget=1894#PIONEERS Yukon Order of Pioneers]. Hougen Group of Companies. Проверено 10 декабря 2010. [www.webcitation.org/68xlCUCIF Архивировано из первоисточника 7 июля 2012].
  86. ↑ Berton, 2001, p. 51.
  87. ↑ [atlas.nrcan.gc.ca/site/english/maps/historical/territorialevolution/1897/1 Territorial Evolution, 1897]. Natural Resources Canada. Проверено 21 февраля 2010. [www.webcitation.org/5w2T5vjwb Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  88. ↑ 1 2 [www.gov.yk.ca/aboutyukon/yukontoday.html Political history]. Yukon Department of Tourism and Culture. Проверено 21 декабря 2009. [www.webcitation.org/5w2S9Vha3 Архивировано из первоисточника 27 января 2011].
  89. ↑ Ogilvie, 1913, pp. 75—80.
  90. ↑ Ogilvie, 1913, p. 81.
  91. ↑ Berton, 2001, p. 41.

Литература

  • [www.archive.org/details/klondikechicagor00chic Klondike. The Chicago Record’s book for gold seekers]. — Chicago: S. J. McCarrell & Company, 1897.
  • Berton, Pierre. [books.google.ca/books?id=-_TLniSbUJsC&dq=Klondike:+The+Last+Great+Gold+Rush&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Klondike: The Last Great Gold Rush, 1896–1899]. — Random House of Canada, 2001. — 496 p. — ISBN 0-385-65844-3.
  • Bramble, Charles A. [www.archive.org/stream/klondikemanualfo01bram#page/n6/mode/1up Klondike: A Manual for Goldseekers]. — New York: R. F. Fenno, 1897. — ISBN 1-172-01603-8.
  • Ogilvie, William. [www.ourroots.ca/e/toc.aspx?id=2959 Early days on the Yukon]. — 1913.

Ссылки

  • [www.tc.gov.yk.ca/archives/klondike/ Klondike Gold Rush] ([www.tc.gov.yk.ca/archives/klondike/en/prologue.html Prologue], [www.tc.gov.yk.ca/archives/klondike/en/discovery.html Discovery]). Yukon Deparment of Tourism and Culture (2009). Проверено 23 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GEISE6v8 Архивировано из первоисточника 29 апреля 2013].
  • [www.nps.gov/klgo/index.htm Klondike Gold Rush: National Historical Park]. National Park Service U.S. Department of the Interior (2013). Проверено 21 февраля 2010. [www.webcitation.org/67aBB9Dl8 Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
  • Spotswood, Ken. [www.yukonalaska.com/klondike/beforegold.html Before the Klondike Gold Rush]. The Klondike Weekly (24 апреля 1998). Проверено 25 марта 2010. [www.webcitation.org/5w2SMUuiB Архивировано из первоисточника 27 января 2011].

Отрывок, характеризующий Клондайкская золотая лихорадка



В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Клондайкская_золотая_лихорадка&oldid=81487813»