Клочков, Иван Фролович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Фролович Клочков
Дата рождения

22 февраля 1923(1923-02-22)

Место рождения

с. Бельское, Спасский уезд, Рязанская губерния, РСФСР[1]

Дата смерти

15 августа 2010(2010-08-15) (87 лет)

Место смерти

Санкт-Петербург, Российская Федерация

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

 Воздушно-десантные войска ,
Артиллерия

Годы службы

19421984

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Других государств:

Иван Фролович Клочков (22 февраля 1923 — 15 августа 2010) — советский офицер, участник Великой Отечественной войны, командир огневого взвода артиллерии 469-го стрелкового полка (150-я стрелковая дивизия, 3-я ударная армия, 1-го Белорусского фронта, Герой Советского Союза (1946), генерал-майор в отставке.





Биография

Родился 22 февраля 1923 в селе Бельское ныне Спасского района Рязанской области в семье крестьянина. Русский. Член КПСС с 1944 года. Образование 7 классов. Работал секретарём Бельского сельсовета.

В Красной Армии с сентября 1941 года. Клочков попал служить в 1-й батальон 7-й воздушно-десантной бригады 4-го воздушно-десантного корпуса. До февраля 1942 года проходил школу молодого бойца в составе корпуса в Поволжье.

В январе 1942 года в ходе наступления под Москвой, в Смоленской области южнее города Вязьмы, куда прорвались часть соединений 33-й армии и 1-й гвардейский кавалерийский корпус, образовалась изолированная от наших войск войсковая группа. Для её усиления в этот же район транспортной авиацией перебрасывались воздушно-десантные корпуса.

18 февраля 1942 года Клочков с небольшой десантной группой оказался в тылу фашистских войск и здесь принял боевое крещение. Группа несколько раз устраивала засады на шоссе Ярцево - Вязьма, уничтожая автомашины и живую силу фашистов. Через несколько дней, пройдя по немецким тылам более 100 километров, группа соединилась с основными силами корпуса.

До июня 1942 года Клочков в составе своего корпуса сражался в тактическом окружении на реке Угре. В ходе почти 4-месячных ожесточённых боёв в тылу врага, десантники, кавалеристы, партизаны и красноармейцы приковали к себе большие силы группы армий «Центр» вермахта. В июне 1942 года, когда положение окружённых стало критическим, командование разрешило войскам совершить прорыв на свою территорию, и Клочков с товарищами в результате непрерывных боёв вышли в расположение войск нашей 10-й армии.

3 августа 1942 года 4 воздушно-десантный корпус был реорганизован в 38-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Клочков стал бойцом 115-го гвардейского стрелкового полка. Дивизия сразу же была направлена на Сталинградский фронт, где, войдя в состав 1-й гвардейской армии, сходу вступила в бой в районе станицы Сиротинская. До конца августа Клочков сражался в малой излучине Дона. Затем вместе с дивизией он совершил марш в район станций Котлубань и Самофаловка. Здесь, войдя в состав 66-й армии, 38-я гвардейская дивизия, в которой старший сержант Клочков был заместителем командира взвода, до ноября 1942 года своими активными действиями помогала защитникам Сталинграда. Здесь Клочков получил свою первую боевую награду - медаль «За отвагу».

19 ноября 1942 года началось грандиозное наступление советских войск на Дону. В результате в Сталинграде была окружена крупная группировка фельдмаршала Паулюса. Враг ударами извне пытался деблокировать окружённых. Советские войска создали внешний фронт обороны, который нужно было «двигать» на запад. Клочков в составе своей дивизии в середине декабря передислоцировался на Дон в район станицы Вешенской. Отсюда дивизия перешла в наступление. Клочков участвовал в окружении, пленении и ликвидации группировки итальянских и гитлеровских войск 23-25 декабря 1942 года в районе станицы Мешковская Ростовской области. А 13 января 1943 года был одним из тех, кто освободил город Миллерово. Затем подвижная группа, в которую вошли и 38-я гвардейская стрелковая дивизия, освобождала города Донбасса: Лисичанск, Славянск, Краматорск, Красноармейск.

В конце февраля 1943 года гитлеровцы, собрав в кулак несколько танковых армий, нанесли контрудар по оторвавшимся далеко от своих баз войскам Юго-Западного фронта. Клочков в составе своей дивизии несколько дней оборонял город Барвенково, а затем с кровопролитными боями вышел из окружения за реку Северский Донец в район города Чугуева. Здесь он был назначен на должность руководителя делопроизводства в оперативном отделе штаба дивизии, чему очень был не рад.

В июне 1943 года Клочков был откомандирован на учёбу в Подольское артиллерийское училище, располагающееся в эвакуации в городе Бухаре. До осени 1944 года десантник, затем пехотинец Клочков становился артиллеристом. В звании младшего лейтенанта он был направлен на 1-й Белорусский фронт, где был назначен командиром огневого взвода 469-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии.

В январе 1945 года Клочков участвовал в Висло-Одерской операции. 17 января 1945 года он в составе своего полка вошёл в столицу Польши Варшаву. Совершив марш протяжённостью около 500 километров, полк, в котором служил Клочков, вышел на Одер в районе города Флатова. Отсюда 3-я ударная армия была повёрнута на север в Померанию. Завязались ожесточённые бои в районе города Шнайдемюля (ныне город Пила, Польша). 16 февраля 1945 года взвод Клочкова и другие артиллерийские подразделения стояли насмерть в районе деревни Дейч-Фире, но не пропустили пытавшегося вырваться из окружения противника. В деревне артиллеристы Клочкова взяли в плен около 200 фашистов. 17 февраля 1945 года Шнайдемюль был взят.

Далее Клочков участвовал в наступлении в Померании. Освобождал город Фрайенвальде, сражался с танковыми колоннами гитлеровцев у озера Вотшвинзее и 6 марта 1945 года вышел на берег Балтийского моря. Из трофейных немецких пушек артиллеристы Клочкова потопили в водах Балтики пытавшихся переправиться через залив 2 катера, около десятка лодок и 3 баржи с гитлеровскими солдатами и офицерами. 9 марта 1945 года был захвачен город Цеббен. За бои в Померании Клочков был награждён орденом Красной Звезды.

После боёв в Померании 3-я ударная армия передислоцировалась на главное - берлинское направление. 16 апреля 1945 года началась наступление на Берлин. 469-й стрелковый полк наступал на главном направлении дивизии.

При прорыве вражеской обороны на Кюстринском плацдарме у населённого пункта Кунерсдорф 17 апреля 1945 года, находясь в боевых порядках пехоты, умело командовал взводом. Огнём орудий уничтожил 3 пушки на прямой наводке, 4 станковых пулемёта и до 30 солдат неприятеля, чем обеспечил продвижение вперёд стрелковых подразделений. 22 апреля в уличных боях в предместье Берлина Панкове выбыл из строя один из артиллерийских расчётов взвода. В это время противник крупными силами пехоты при поддержке самоходных артиллерийских установок перешёл в контратаку. В одиночку встав к орудию, младший лейтенант И. Ф. Клочков с расстояния в 200 метров точным выстрелом подбил головную самоходку, вынудив остальные отступить в укрытие. Немецкая пехота продолжала наседать на орудие Клочкова, но Иван Фролович стойко удерживал позицию. Ураганным огнём он прижал вражеских солдат к земле. Воспользовавшись этим, советская пехота пошла в наступление и выбила противника с занимаемых рубежей. На поле боя остались более 40 убитых солдат и офицеров вермахта. 26 апреля огневой взвод Клочкова надёжно прикрыл переправу подразделений стрелкового батальона через канал Берлин-Шпандауэр-Шиффартс. Следом за пехотой Иван Фролович с одним расчётом переправился на другой берег и с ходу вступил в бой с контратакующим противником. Тремя выстрелами артиллеристы зажгли вражескую САУ, после чего вступили в артиллерийскую дуэль с немецкой пушкой, выдвинутой на прямую наводку, и вторым снарядом уничтожили её. Своими действиями младший лейтенант И. Ф. Клочков обеспечил быстрое форсирование водной преграды батальоном.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, умелое руководство подразделением и проявленные при этом отвагу и геройство младшему лейтенанту Ивану Фроловичу Клочкову было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В 1956 году окончил Военную артиллерийскую командную академию, а в 1962 году Высшие артиллерийские курсы при этой академии.

Был начальником курса Военной артиллерийской академии, заместителем начальника Ленинградского высшего артиллерийского командного училища.

С мая 1984 г. — в запасе.

Избирался народным депутатом СССР (1989—1991).

Награды и звания

Награждён орденами: Ленина (15.05.1946), Красного Знамени (25.05.1945), Отечественной войны 1-й степени (06.04.1985), 2 орденами Красной Звезды (30.03.1945; 30.12.1956), орденом «3а службу Родине в ВС СССР» 3-й степени (30.04.1975), медалью «За отвагу» (28.03.1943), другими медалями.

Указами Президента Российской Федерации от 1 апреля 1995 года № 326 награждён орденом Дружбы и от 19 ноября 2009 года № 1291 — орденом Почёта.

Почётный гражданин Спасского района Рязанской области, почётный ветеран г. Москвы, почётный председатель Межрегиональной Санкт-Петербурга и Ленинградской области организации Всероссийской общественной организации ветеранов (пенсионеров) войны, труда, вооружённых сил и правоохранительных органов, почётный член организации ветеранов ВДВ.

Библиография

Клочков И. Ф. Мы штурмовали рейхстаг. — Л.: Лениздат, 1986. — 190 с.

Напишите отзыв о статье "Клочков, Иван Фролович"

Примечания

Источники

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=553 Клочков, Иван Фролович]. Сайт «Герои Страны».

  • [konkretno.ru/2010/08/17/geroyu-otdadut-poslednie-pochesti.html Герою отдадут последние почести].

Отрывок, характеризующий Клочков, Иван Фролович

– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.