Клуб фабрики «Буревестник»

Здание
Клуб фабрики «Буревестник» Клуб завода «Буревестник» Союза кожевенников
Фасад клуба, 2008 год
Страна	Россия
Москва	Сокольники, ул. 3-я Рыбинская д. 17 стр. 1
Архитектурный стиль	авангардизм
Автор проекта	К. С. Мельников
Строитель	Контора «Строитель»
Первое упоминание	1927
Строительство	1928—1930 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7701543000
Состояние	Отреставрирован

 памятник архитектуры (региональный)

Клуб фабрики «Буревестник» (клуб «Буревестник») — здание клуба на 3-й Рыбинской (бывшей Огородной) улице в Москве. Построено в 1928—1930 годах по проекту выдающегося советского архитектора Константина Мельникова по заказу Московского губернского отдела Союза кожевенников для рабочих обувной фабрики «Буревестник».

История строительства

В 1895 году гамбуржец Иоганн Динг купил земельный участок на лугах у речки Рыбинки, чтобы построить макаронную фабрику. В 1900 году фабрика пущена, в 1902 году построен административный корпус и здание конторы. Часть корпусов макаронной фабрики после революции отошла кожевенно-обувной фабрике «Буревестник». В 1927 году профсоюз фабрики задумал строительство рабочего клуба, для чего в феврале того же года Московской городской управой было выдано разрешение на отвод земли под новое строительство на участке напротив производственных корпусов фабрики на Огородной улице. В том же году Московский губернский отдел Союза кожевенников заказал проект клуба для рабочих фабрики архитектору Константину Мельникову. Выбор архитектора был неслучаен: к моменту начала проектирования клуба фабрики «Буревестник» Мельников уже зарекомендовал себя на строительстве клубов для Союза коммунальников (Дом культуры имени Русакова) и Союза химиков (Клуб фабрики «Свобода», Клуб имени Фрунзе, Дворец культуры Дулёвского фарфорового завода).

…от Союза кожевенников перенял меня Союз химиков, а этот без очереди передал меня Союзу кожевенников («Буревестник») — вспоминал К. С. Мельников.

Рабочие чертежи клуба выполнены помощниками Мельникова и авторизованы архитектором. 3 января 1928 года проект рабочего клуба был рассмотрен и утверждён комиссией по клубному строительству Моссовета. Однако уже через месяц техническим советом был поставлен вопрос о необходимости удешевления строительства и неэкономичности возведения башни «не вполне удобной для устройства кружковых комнат». Надзор и руководство строительными работами были поручены инженеру В. П. Гиацинтову, который производил их с февраля по август 1928 года. После отказа Гиацинтова, его место занял инженер С. С. Чумаков.

Строительство клуба сопровождало большое количество сложностей, связанных с тем, что архитектурная мысль Мельникова сильно опережала развитие технико-экономической базы строительства тех лет. Даже после начала строительства клуба возникали предложения по упрощению проекта. Так, в марте 1929 года подрядчик строительства (контора «Строитель») предлагал отменить возведение у главного фасада сложной пятилепестковой башни.

Строительство клуба было закончено к январю 1930 года с незначительными отступлениями от первоначального проекта, которые выражались в увеличении размеров сцены, удлинении здания и изменении расположения перегородок. Это не нанесло ущерба задуманному Мельниковым архитектурно-художественному облику здания.

Архитектурно-планировочное решение

На форму и объёмно-пространственное решение здания во многом повлияла конфигурация земельного участка, отведенного под строительство клуба. Сам К. С. Мельников характеризовал его как «узкий с косой линией»: здание сильно вытянуто вглубь участка и поставлено с отступом от красной линии. Здание клуба состоит в плане из нескольких прямоугольников неодинакового размера, ступенчато убывающих по высоте, начиная с фасада. При этом понижение высоты объёмов вглубь двора не носит чисто механического характера, а задано функциональным назначением той или иной части здания. Справа от фасада помещена изящная пятилепестковая четырёхэтажная башня с огромными полукруглыми окнами. Образность этого архитектурного объёма позволила некоторым критикам творчества К. С. Мельникова называть клуб «клеткой попугая». Вровень с башней-лепестком, на высоту четырёх этажей поднимается южный, вытянутый в поперечном направлении объём. Его высота определена размещением здесь сценической шахты с необходимым для неё оборудованием.

В целях более рационального использования клубных помещений, Мельников разработал ряд оригинальных приёмов их трансформации. Так, расположенный на втором этаже зрительный зал клуба имел партер и боковые трибуны, которые использовались при проведении спортивных мероприятий. В этих случаях стулья из партера убирались, а сам зрительный зал объединялся при помощи раздвижной перегородки в единое помещение с примыкавшем к нему спортивным залом.

Первоначально в фойе на первом этаже клуба был запроектирован плавательный бассейн, но при строительстве он не был осуществлён по причине отсутствия в этом районе на момент строительства водопровода и канализации. Бассейн должен был сообщаться с расположенным над ним спортивным залом с помощью люка в полу зала.

Здание клуба «Буревестник» является объектом культурного наследия (памятником истории и культуры) регионального значения. В 1997 году здание было отнесено к перечню памятников истории и культуры, разрешённых к приватизации.

Клуб «Буревестник», как и другие клубы К. С. Мельникова, строился на средства профсоюзов промышленных предприятий. Каждый член профсоюза и работник предприятия мог беспрепятственно посещать рабочий клуб и участвовать в различных проводимых им мероприятиях. Открытое для всех использование клуба отражалось и в его планировочно-пространственной структуре. Однако, когда клубы стали осуществлять коммерческий показ кинокартин, сразу же обнаружились «изъяны» в планировке всех клубов: отсутствие кассового вестибюля, отдельного фойе, лестниц и входов-выходов, разделяющих потоки зрителей, идущих в зал и выходящих из зала.

Современное состояние памятника

В 2002 году здание клуба было передано ООО «Татами клаб» под организацию спортивно-оздоровительного комплекса и отреставрировано по проекту Архитектурной мастерской Ю. Баданова и Центра историко-градостроительных исследований при участии Фонда поддержки и развития национальных и классических единоборств. Внешний вид постройки был сохранён, однако переделке подверглась уникальная система вентиляции, увеличена высота окон в фойе, деревянные оконные рамы заменены на металлические. Ремонт интерьеров проведён с использованием современных отделочных материалов. В 2004 году участники реставрации были объявлены Правительством Москвы победителями конкурса «На лучшую реставрацию, реконструкцию памятников архитектуры и других объектов историко-градостроительной среды г. Москвы в 2002 году». В здании разместился фитнес-клуб «Татами» и ночной клуб с одноимённым названием. Ночной клуб «Татами клуб» был оформлен в японском стиле и имел танцпол, оснащенный профессиональной акустической системой и современным световым оборудованием, три бара, спорт-бар с трансляцией спортивных состязаний. Фитнес-клуб «Татами» (SPA wellness Tatami club) предлагал услуги транажёрного зала, бани и сауны, салона красоты, солярия, проводились занятия по аэробике, танцам и боевым искусствам.

В 2003 году Определением Арбитражного суда Москвы в связи с наличием непогашенного кредита перед коммерческим банком «Метрополь» в общей сумме более 99 млн рублей ООО «Татами клаб» было запрещено совершать сделки, направленные на отчуждение, залог и иное обременение недвижимого имущества в виде здания клуба «Буревестник», принадлежащего ООО «Татами клаб». В 2004 году состоялся ряд судебных процессов связанных с ликвидацией ООО «Татами клаб».

С весны 2007 года в здании располагается штаб Фонда содействия сохранению русского наследия «Русский авангард»[www.avangard-ru.org/pages/home.php], президентом которого является С. Э. Гордеев — один из собственников дома К. С. Мельникова в Кривоарбатском переулке. По утверждению ряда источников С. Э. Гордеев также приобрёл в собственность здание клуба «Буревестник». В планах фонда — создание на базе клуба «Буревестник» Международного центра архитектуры (МЦА). Планируется, что МЦА станет уникальной площадкой, которая объединит собой выставочное пространство, лекционную аудиторию, библиотеку, кафе. В здании клуба уже проводятся некоторые из организуемых фондом мероприятий. Так, в 2007 году открытые лекции на сцене клуба «Буревестник» прочли голландский архитектор, лауреат Притцкеровской премии Рем Колхас и итальянский архитектурный критик Лука Молинари. Помимо этого в здании клуба находятся реставрационные мастерские, в которых осуществляется реанимация архивов советских архитекторов-авангардистов.

В планах фонда «Русский авангард» — проведение научной реставрации здания. Представитель Фонда М. Великанова так прокомментировала весной 2008 года состояние интерьеров здания:

Интерьеры там забиты гипсокартоном и за этими гладкими панелями, а также за обшивкой потолка, к счастью, остались оригинальные бетонные стены и потолки с «лепестками». Пока нет окончательной концепции и проекта реставрации, мы ничего не делаем. В театральном зале мы также ничего не меняли, просто привели его в порядок. Там сохранились оригинальные конструкции, ферма — всё это вы можете увидеть.

См. также

• Дом культуры им. И. В. Русакова
• Дворец культуры Дулёвского фарфорового завода
• Клуб фабрики «Свобода»

Ссылки

• [www.avangard-ru.org/pages/home.php Фонд содействия сохранению культурного наследия «Русский авангард»] Официальный сайт
• [www.international.icomos.org/risk/2007/pdf/Soviet_Heritage_FULL_100dpi.pdf The Soviet Heritage and European Modernism]

Литература

На русском

• Константин Степанович Мельников: Архитектура моей жизни. Творческая концепция. Творческая практика / А. Стригалёв, И. Коккинаки. — М.: Искусство, 1985. — 311 с.
• Константин Мельников. Рисунки и проекты: Каталог выставки. — М.: Советский художник, 1989. — 125 с. — ISBN 978-5269001739.
• Адамов О. И. К. С. Мельников. Архитекторское слово в его архитектуре. — М.: Архитектура-С, 2006. — 144 с. — ISBN 5-9647-0091-8.
• Хан-Магомедов С. О. Константин Мельников. — М.: Архитектура-С, 2006. — 296 с. — ISBN 978-5-9647-0095-1.
• Стригалёв А. А. Константин Степанович Мельников. — М.: Искусство, 1985. — 364 с.
• Хазанова В. Э. Из истории советской архитектуры 1926—1932 гг. Документы и материалы. Рабочие клубы и дворцы культуры. — М., 1984.
• Лухманов Н. Архитектура клуба. — М.: Теакинопечать, 1930. — 102 с.

На английском

• Starr, S. Frederick. Melnikov: Solo Architect in a Mass Society. — Princeton. — Princeton University Press, 1978. — ISBN 0-691-03931-3.
• Pare, Richard. Die verlorene Avantgarde. — Schirmer/Mosel Verlag Gm, 2007. — ISBN 9783829602990.
• MacEl, Otakar, Fosso, Mario. Konstantin S. Mel'Nikov and the Construction of Moscow. — Skira, 2001. — 312 p. — ISBN 9788881185399.
• Khan-Magomedov, Selim. Pioneers of Soviet Architecture: The Search for New Solutions in the 1920s and 1930s. — Thames and Hudson Ltd, 1987. — 491 p. — ISBN 978-0500341025.

<center>Постройки архитектора К. С. Мельникова
<center>	Собственный дом архитектора	<center>	Клуб им. Русакова
<center>	Клуб фабрики «Свобода»	<center>	Клуб завода «Каучук»
<center>	Клуб имени Фрунзе	<center>	Клуб фарфорового завода
<center>	Клуб фабрики «Буревестник»	<center>	Ново-Сухаревский рынок
<center>	Бахметьевский гараж	<center>	Гараж на Новорязанской улице
<center>	Гараж Интуриста	<center>	Гараж Госплана
<center>	Павильон «Махорка»	<center>	Павильон СССР на выставке в Париже

Отрывок, характеризующий Клуб фабрики «Буревестник»

В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.