Клык (фильм)
| Клык | |
| Κυνόδοντας | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Эфтимис Филиппу |
| В главных ролях |
Кристос Стергиоглу |
| Оператор | |
| Длительность |
94 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Клык» (греч. Κυνόδοντας) — греческий фильм, вышедший на экраны в 2009 году.
Содержание
Сюжет
Пожилая семейная пара с тремя взрослыми детьми (сын и две дочери) живут на окраине города, в большом доме с садом и бассейном. Дом окружает высокий забор, за которым дети никогда не бывали, так как родители намеренно отрезали их от внешнего мира, сообщив им, что ребёнок не может покинуть дом, пока у него не выпадет первый клык. Они росли, не испытывая абсолютно никакого влияния со стороны. Родители с детства внушали своим детям, что самолёты, пролетающие над домом игрушечные, а кошка — это самый страшный и кровожадный зверь на свете. Также они обучали детей ошибочным значениям разных слов (зомби — маленький цветок жёлтого цвета; море — кожаное кресло и т. д.).
Из всех членов семьи за пределы дома выходит только отец семейства. Из людей, не являющихся членами семьи, в дом может попасть лишь молодая девушка Кристина, нанятая для того, чтобы удовлетворять сексуальные потребности сына. В тайне от отца семейства она имеет сексуальный контакт и со старшей дочерью. В обмен на оральный секс она даёт ей на время две видеокассеты с записями фильмов «Рокки», «Челюсти» и «Они зовут меня Брюсом?» (They Call Me Bruce?). Старшая дочь смотрит фильмы в тайне от отца и они производят на неё большое впечатление. Через некоторое время отец узнаёт про это. Он бьёт её, а Кристине запрещает посещать дом.
Через некоторое время после этого, ночью, старшая дочь совершает побег. Гантелей она выбивает себе клык, после чего бежит на улицу и прячется в багажник машины отца. Обнаружив в ванной кровь и остатки зуба, отец пытается найти дочь, но безрезультатно. Утром он отправляется на работу, не зная, что она лежит в багажнике его автомобиля.
В ролях
- Кристос Стергиоглу — отец
- Мишель Вэлли — мать
- Аггелики Папулиа — старшая дочь
- Мари Тсони — младшая дочь
- Христос Пассалис — сын
- Анна Калаициду — Кристина
Признание
- В 2009 году фильм стал лауреатом второй по значимости, после основного конкурса, программы Каннского кинофестиваля «Особый взгляд»
- В 2010 году, онлайн-изданием Slant Magazine, «Клык» был назван лучшим фильмом года[1].
- В 2011 году «Клык» был номинирован на получение кинопремии «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке».
См. также
- Одичавшие дети, в частности Джини
Напишите отзыв о статье "Клык (фильм)"
Примечания
- ↑ [www.slantmagazine.com/film/feature/best-of-2010-film/246/page_4 Best of 2010: Film] (англ.). Проверено 11 июня 2011.
Ссылки
- [www.imdb.com/title/tt1379182/ «Клык»] (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.dogtooth.gr/ Официальный сайт фильма]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Клык (фильм)
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
