Клэптон, Эрик

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Клэптон, Эрик Патрик»)
Перейти к: навигация, поиск
Эрик Клэптон
Eric Clapton

Эрик Клэптон на концерте на стадионе Millennium в Кардиффе (2005).
Основная информация
Полное имя

Эрик Патрик Клэптон

Место рождения

Рипли (англ.), Суррей, Англия, Великобритания

Профессии

гитарист, вокалист

Жанры

хард-рок, блюз, блюз-рок, психоделический рок

Коллективы

The Yardbirds, Cream, Blind Faith, John Mayall's Bluesbreakers, Derek and the Dominos

Награды

[www.ericclapton.com www.EricClapton.com]

Э́рик Па́трик Клэ́птон (англ. Eric Patrick Clapton; 30 марта 1945 года, Рипли (англ.), Суррей, Англия) — британский рок-музыкант (композитор, гитарист, вокалист). Командор Ордена Британской империи.

В 1960-е годы Клэптон играл с блюз-роковыми группами John Mayall's Bluesbreakers, The Yardbirds, Cream. Позднее его музыкальный стиль со временем менялся, но он всегда держался блюзовых корней. Клэптон много работал сольно и как сессионный музыкант. Его прозвище — «медленная рука» (англ. Slowhand) стало названием одного из самых успешных альбомов (1977). Самым успешным синглом за всю сольную карьеру Клэптона стала кавер-версия «I Shot the Sheriff» Боба Марли, которая возглавила американские чарты в сентябре 1974 года.

Эрик Клэптон является одним из самых уважаемых и влиятельных рок-музыкантов. Он — единственный музыкант, который трижды включён в Зал славы рок-н-ролла: в качестве сольного исполнителя и члена рок-групп Cream и The Yardbirds. Клэптон фигурирует в переизданном журналом в 2011 году Rolling Stone списке величайших гитаристов всех времён на втором месте после Джими Хендрикса[1], также фигурирует в составленном тем же журналом списке величайших исполнителей всех времён — и как сольный исполнитель, и как участник групп Cream и The Yardbirds. В предыдущей версии списка он занимал четвёртое место после Хендрикса, Дуэйна Оллмэна и Би Би Кинга.





Биография

Ранние годы

Эрик Патрик Клэптон родился 30 марта 1945 года в деревне Рипли, графство Суррей, Англия. Его родителями были 16-летняя Патрисия Молли Клэптон (1929—1999) и Эдвард Уолтер Фрайер (1920—1985), 24-летний солдат из Монреаля[2]. Фрайер был отправлен на войну до рождения Клэптона, а затем вернулся в Канаду. Клэптон вырос с бабушкой, Розой, и её вторым мужем, Джеком Клэппом, который был отчимом Патриции Клэптон и её брата Адриана. Эрик рос, думая, что его мать — это его сестра, а бабушка и дедушка — отец и мать. Сходство фамилий породило ошибочное мнение, что настоящая фамилия Клэптона это Клэпп (Реджиналд Сесил Клэптон — было имя первого мужа Розы, деда по материнской линии Эрика Клэптона)[3]. Годы спустя, его мать вышла замуж за другого канадского солдата и переехала в Германию[4], оставив молодого Эрика с бабушкой и дедушкой в графстве Суррей[5].

На свой тринадцатый день рождения Клэптон получил акустическую гитару Hoyer, сделанную в Германии, но на недорогом инструменте со стальными струнами было трудно играть, и Эрик на короткое время потерял к нему интерес[5]. Через два года Клэптон взял её снова и начал играть постоянно[5]. Клэптон находился под влиянием блюза с раннего возраста, часами занимался, изучая блюзовые аккорды, играя вместе с аудиозаписями[6]. Он продолжил свои занятия с использованием своего портативного катушечного магнитофона Grundig, слушал их снова и снова, пока не чувствовал, что делает всё правильно[6][7].

1960-е

В 1961 году, после окончания Hollyfield School в Сербитоне, Клэптон учился в Кингстонском художественном колледже, но был отчислен в конце учебного года, потому что его внимание по-прежнему было сосредоточено на музыке, а не на изобразительном искусстве. Его игра на гитаре была настолько умелой, что в возрасте шестнадцати лет его начали замечать[7]. Примерно в это же время Клэптон начал выступать как уличный музыкант в Кингстоне, Ричмонде и лондонском Вест-Энде[8]. В 1962 году Клэптон начал выступать дуэтом с другим энтузиастом блюза Дэвидом Броком в пабах по всему Суррею[7]. В семнадцать лет Эрик Клэптон присоединился к своей первой группе — The Roosters, исполнявшей ранний британский R&B. Клэптон играл в ней с января по август 1963 года вместе с другим гитаристом Томом МакГиннессом (англ.)[9]. В октябре того же года Клэптон отыграл семь концертов с Casey Jones & The Engineers[9].

The Yardbirds и the Bluesbreakers

В октябре 1963 года Клэптон присоединился к Yardbirds, рок-группе с сильным блюзовым влиянием, и оставался с ними до марта 1965 года. Соединяя влияние чикагского блюза и ведущих блюзовых гитаристов, таких как Бадди Гай, Фредди Кинг и Би Би Кинг, Клэптон ковал неповторимый стиль и быстро стал одним из самых обсуждаемых гитаристов британской музыкальной сцены. Группа первоначально исполняла блюзовые композиции лейблов Chess/Checker/Vee-Jay и начала приобретать известность, когда заняла место Rolling Stones в клубе Crawdaddy в Ричмонде. Они гастролировали по Англии с американским блюзменом Сонни Бой Уильямсоном II, а также записали с ним в декабре 1963 года совместный альбом, изданный в 1965 году.

Ритм-гитарист Yardbirds Крис Дрея вспоминает, что именно в этот период времени всякий раз, когда Клэптон рвал гитарную струну во время концерта, он оставался на сцене и менял её. Английская публика пережидала задержку, делая то, что называют «медленными аплодисментами» (англ. slow handclap). Клэптон сообщил своему официальному биографу Рэю Коулману следующее: Моё прозвище «slowhand» («медленная рука») появилось благодаря Джорджио Гомельскому. Он придумал его как хороший каламбур. Он постоянно твердил, что я был быстрым игроком, поэтому он превратил «slow handclap» в «slowhand» как игру слов [10].

В марте 1965 года Yardbirds выпустили свой первый большой хит «For Your Love», где Клэптон играл на гитаре. The Yardbirds избрали путь в сторону поп-ориентированного звучания, отчасти из-за успеха «For Your Love», написанной наёмным поп-автором Грэмом Гоулдманом, который также написал хиты для Herman's Hermits, The Hollies и других. Преданный блюзу Клэптон был против изменения стиля и покинул группу. Он рекомендовал в качестве замены своего приятеля, гитариста Джимми Пейджа, но Пейдж в то время не желал отказываться от прибыльной карьеры студийного музыканта, так что Пэйдж, в свою очередь, порекомендовал на замену Клэптону Джеффа Бека.

Клэптон присоединился к John Mayall & the Bluesbreakers в апреле 1965 года, но через несколько месяцев покинул группу. Летом 1965 года он уехал в Грецию с группой The Glands, в которой на клавишных играл его старый друг Бен Палмер. В ноябре 1965 года он вернулся в группу Джона Мэйола. Во время его второго пребывания в Bluesbreakers, его страстная игра создала Клэптону имя лучшего клубного блюзового гитариста. В следующем году Клэптон вместе с музыкантами, которые также прославились в других проектах — бас-гитаристом Джеком Брюсом и барабанщиком Джинджером Бейкером создаёт группу Cream.

Cream (1966—1968)

Blind Faith и Bonnie and Friends

1970-е

Личная жизнь

В 1970 году Эрик Клэптон безумно влюбился в Патти Бойд, бывшую в то время женой его близкого друга Джорджа Харрисона[11]. Чувства Клэптона к Бойд нашли отражение в альбоме Layla and Other Assorted Love Songs (записанном в 1970 году с группой Derek and the Dominos), в частности, в композиции "Layla"[12]. Поначалу Бойд отвергла его притязания, но спустя несколько лет, в 1974 году, она оставила Харрисона и начала роман с Клэптоном, который женился на ней в 1979 году[11]. Несмотря на это, Харрисон и Клэптон остались близкими друзьями[13]. В 1984 году Бойд ушла от Клэптона, мотивируя это его алкоголизмом и многочисленными романами на стороне. Официальный развод был оформлен в 1988[14].

В 1985 году Клэптон закрутил роман с итальянской фотомоделью Лори дель Санто (Lory Del Santo, 1958, мисс Италия-1980), которой посвятил песню «Lady of Verona». У них родился сын Конор (1986—1991), который погиб, случайно выпав с 53-го этажа нью-йоркского небоскрёба. Музыкант более года находился в чудовищной депрессии и посвятил своему погибшему сыну песню «Tears in Heaven», ставшую одной из самых популярных его композиций. Фил Коллинз также написал об этом песню «Since I Lost You» (альбом We Can't Dance, 1991).

В 2002 году Клэптон женился второй раз на американке Мелии МакЭнери (Melia McEnery, 1977, дизайнер из Огайо). От этого брака родились три дочери — Джули Роуз (2001), Элла Мэй (2003), Софи Белль (2005). Его первый брак с Патти Бойд был бездетным. Также у Клэптона есть внебрачная дочь Рут (1985) от романа с Ивонной Хан Келли, сотрудницей его студии на Антигуа.

Сотрудничество с другими музыкантами

Одним из коронных соло Клэптона стала соло-партия в песне The Beatles «While My Guitar Gently Weeps», для записи которой его пригласил Джордж Харрисон. Неизвестно доподлинно, был ли Харрисон недоволен собственной версией соло, или Клэптон был приглашён с целью разрядить напряжённую обстановку, царившую в группе во время записи Белого альбома (1968). Однако известно точно, что Клэптон и Харрисон были очень близкими друзьями и проводили много времени в одной компании. Позднее уже Клэптон пригласил Харрисона для записи композиции «Badge», которая вошла в альбом Goodbye группы Cream (1969).

Эрик Клэптон играл на записях Роджера Уотерса (The Pros and Cons of Hitch Hiking, 1984), Элтона Джона (Runaway Train, 1992), Стинга (It’s Probably Me, 1992), Шер (Love Can Build a Bridge, 1995) и Пола МакКартни (My Valentine, 2012).

Ключевые факты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
  • Сочинённая Клэптоном в 1970 году баллада «Layla» стала прообразом бесчисленного количества гитарных композиций на романтические темы. Переработанная версия песни была удостоена в 1992 году премии «Грэмми». Журнал «Rolling Stone» включил её в число 30 величайших песен в истории современной музыки, а в аналогичном списке по версии музыкального канала VH1 она заняла 16-е место. Layla — персонаж древнего арабского предания о любви Гаиса, прозванного Меджнуном (Безумцем), к Лэйле. Они не могли быть вместе — так же, как и Клэптон с Патти Бойд (женой Харрисона с 1966 года). Спустя несколько лет, в 1976 году, Бойд развелась c Харрисоном и начала роман с Клэптоном, который позднее женился на ней.
  • В 1979 году Клэптон подарил свою старую гитару (красный Фендер) лондонскому Hard Rock Cafe, с этого началась знаменитая музыкальная коллекция этой всемирной сети ресторанов-баров.
  • В 1993 году Клэптону присуждены премии «Грэмми» во всех самых престижных номинациях — «альбом года» («MTV Unplugged»), «песня года» («Tears In Heaven») и «запись года» («Tears In Heaven»).
  • В 2004 году Клэптон устроил собственный фестиваль Crossroads Guitar Festival, который был вновь проведён в 2007, 2010 и 2013 годах.
  • В 2010 году Эрик объявил, что продает свои семьдесят гитар[15]. Вырученные средства 2,15 млн долларов он направил в центр реабилитации наркоманов и алкоголиков на Антигуа. При этом гитарист является одним из основателей этого центра. У музыканта также имеется большая коллекция картин, одна из которых, «Абстрактная живопись (809-4)», написанная художником Герхардом Рихтером, была продана за рекордные 34,2 миллиона долларов на аукционе Сотби[16]. Клэптон является владельцем впечатляющей коллекции автомобилей Ferrari разных лет. Бриллиантом коллекции является «Ferrari SP12 EC» изготовленный в единственном экземпляре специально для Эрика, о чем свидетельствует индекс «EC» в модели. Стоимость автомобиля 4,75 млн долларов[17],[18].
  • Согласно опросу, проведённому PRS for Music, наиболее эффективно выжимает слёзы из мужчин композиция R.E.M. «Everybody Hurts»[19]. На втором месте оказалась песня Эрика Клэптона «Tears in Heaven», третью строку занял Леонард Коэн с композицией «Hallelujah».
  • Эрик Клэптон был композитором первой, второй, третьей и четвёртой частей фильма «Смертельное оружие».

Дискография

Сольная карьера

Студийные альбомы:

Концертные альбомы:

В составе групп

The Yardbirds
The Immediate All-Stars
John Mayall & the Bluesbreakers
Eric Clapton and the Powerhouse
Cream
Blind Faith
Delaney & Bonnie
Vivian Stanshall and the Sean Head Showband
Derek and the Dominos

Напишите отзыв о статье "Клэптон, Эрик"

Литература

  • Clapton Eric. The Autobiography. — Broadway Books, 2008. — P. 370. — ISBN 978-0-7679-2536-5.  (англ.)
  • Schumacher Michael. Crossroads: The Life and Music of Eric Clapton. — 2003. — P. 420. — ISBN 0806524669.  (англ.)

Ссылки

  • [www.ericclapton.com Официальный сайт Эрика Клэптона]
  • [www.gingerbaker.com New Official Ginger Baker Archive and Drummers forum launched by the Baker family September 2010 — rare Clapton and Cream articles]
  • [facebook.com/ericclapton Официальная страница Эрика Клэптона] в социальной сети Facebook
  • [myspace.com/ericclapton Официальная страница Эрика Клэптона] (англ.) на сайте Myspace
  • [www.youtube.com/ericclapton Видеоканал Эрика Клэптона] на YouTube

Примечания

  1. [www.rollingstone.com/music/lists/100-greatest-guitarists-20111123/eric-clapton-20111122 100 GREATEST GUITARISTS] (англ.). Rolling Stone. Проверено 25 октября 2013.
  2. Harry Shapiro (1992) Eric Clapton: Lost in the Blues pg. 29. Guinness, 1992
  3. [today.msnbc.msn.com/id/21196319/ns/today-books/ Ladies and gentlemen, Eric Clapton] msnbc Retrieved 30 December 2010
  4. [books.google.com/books?id=obs89cWwqZoC&pg=PA71&dq=clapton+canadian+soldier&hl=en&ei=KagaTau9GoabhQfK8qy3Dg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3&ved=0CDgQ6AEwAg#v=onepage&q=clapton%20canadian%20soldier&f=false Profiles in Popular Music] pg. 71. Sura Books, 2005. Retrieved 29 December 2010
  5. 1 2 3 Bob Gulla (2008) [books.google.com/books?id=DL3I9qQWdeAC&pg=PA40&dq=eric+clapton+hoyer&hl=en&ei=g64aTdKBIsnQhAenwNy4Dg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CDkQ6AEwAw#v=onepage&q=eric%20clapton%20hoyer&f=false Guitar Gods: The 25 Players Who Made Rock History] pgs. 40-41. Retrieved 29 December 2010
  6. 1 2 Clapton, Eric (2007) Eric Clapton: The Autobiography, pg. 22. Century, 2007
  7. 1 2 3 Thompson, Dave (2006) Cream: How Eric Clapton Took the World by Storm pgs. 31-32. Virgin Books, 2006
  8. Welch, Chris (1994) [www.cream2005.com/theband_ericclapton.lasso Extract]
  9. 1 2 [www.rollingstone.com/music/artists/eric-clapton/biography Eric Clapton: Biography] (англ.). Music. Rolling Stone. Проверено 26 июня 2015.
  10. [web.archive.org/web/20070927223253/www.whereseric.com/ecfaq/biography-ecs-life-career/slowhand-nickname.html Slowhand: How did Eric get his nickname?]
  11. 1 2 Doggett, 2009, p. 261.
  12. Lepold, Todd. [www.cnn.com/2005/SHOWBIZ/Music/02/03/pattie.boyd/ Harrison, Clapton and their muse], CNN (3 February 2005). Проверено 5 июля 2012.
  13. [www.detnews.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/20071002/ENT01/710020400/0/RSS 'Layla' speaks]
  14. Meacham, Steve [www.smh.com.au/articles/2007/07/03/1183351210250.html Beatle's muse comes clean]. The Sydney Morning Herald (4 July 2007). Проверено 5 июля 2012.
  15. [www.novayagazeta.ru/data/2010/142/30.html «Новая газета»]
  16. [www.ufa.kp.ru/daily/25968/2905679/ Картина из коллекции Эрика Клэптона продана на аукционе за 34,2 миллиона долларов]
  17. [www.drive.ru/news/ferrari/4fc36c3f09b6022760000053.html Эрик Клэптон дождался уникального купе Ferrari SP12 EC]
  18. [crazywheels.spb.ru/88.html Эрик Клэптон и его «лошади» или новинка в коллекции: Ferrari SP12 EC]
  19. [7ja.net/?p=11964 Музыка REM вызывает слезы]
  20. [www.rollingstone.com/music/news/new-eric-clapton-album-old-sock-due-in-march-20130129 New Eric Clapton Album 'Old Sock' Due in March]

Отрывок, характеризующий Клэптон, Эрик

– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.