Клюшка (хоккей с шайбой)

Клюшка для хоккея с шайбой – спортивный снаряд, используемый в хоккее с шайбой для бросков, пасов и ведения шайбы. Клюшка имеет длину приблизительно 150-200 см и представляет собой длинный тонкий черенок с плоским расширением в одном конце, названном крюком. Крюк – часть клюшки, используемая для контакта с шайбой, как правило, 25-40 см длиной. Размеры клюшки могут значительно различаться, поскольку они должны удовлетворять всем предпочтениям игрока, соответствовать его росту и весу. Крюк располагается под углом примерно в 135° от оси черенка, придавая клюшке L-образную форму. Черенок клюшки довольно тверд, но гибок, для лучшего выполнения бросков.

Крюк может иметь загиб в одном направлении, чтобы помочь в ведении шайбы или подъеме её от поверхности льда. Загиб может быть левым или правым, в зависимости от хвата игрока.

Клюшка вратаря немного отличается от клюшки полевого игрока. Нижняя часть клюшки более широкая, угол между крюком и черенком меньше. Технология и материалы для изготовления клюшек одинаковы для вратарских клюшек и клюшек полевых игроков.

Материалы

Ранее хоккейные клюшки изготавливали в основном из клена или ивы, из которых также изготавливали клюшки для гольфа и рукоятки для инструментов. Однако, с уменьшением поставок этой древесины, стало более экономически выгодным использовать другие виды древесины, такие как желтая береза и дуб. Дуб постепенно становился более предпочтительным материалом, и к 1920-м стал единственным материалом для изготовления хоккейных клюшек. Такие клюшки были чрезвычайно тяжелыми и мало гнущимися, хотя и были чрезвычайно долговечны (член зала хоккейной славы Томас Джонсон всю карьеру играл такой 99-дюймовой дубовой клюшкой).

Технология изготовления хоккейных клюшек между 1920-ми и 2000-ми претерпела ряд изменений. В первую очередь - создание слоистого черенка в 1940-х, где слои древесины были склеены и спрессованы, для придания клюшке большей гибкости и долговечности. В 1960-х производители стали ламинировать клюшки стекловолокном и другими синтетическими материалами, которые добавили клюшке долговечность. Также в 1960-х, игроки начали изгибать крюки, что резко изменило физику броска шайбы.

В 1970-х производители бит для крикета и бейсбола начали экспериментировать с легкими стальными сплавами для замены традиционно используемых ивы и дуба. Производители хоккейных клюшек последовали их примеру и в начале 1980-х изготовили цельную алюминиевую клюшку. Такая конструкция не стала популярной, поскольку клюшка стала жесткой и не давала чувства контроля над шайбой. Поэтому решили попробовать конструкцию из алюминиевого черенка и сменного деревянного крюка. Такая конструкция стала очень популярной в конце 1980-х и в начале 1990-х, и впервые превысила распространенность традиционных деревянных клюшек. В последние годы алюминиевые клюшки, так же как её деревянные предшественники, в значительной степени заменены клюшками из композитных материалов (стекловолокно, углеродное волокно, кевлар). Композитные клюшки весят меньше чем алюминиевые, и могут быть произведены с более постоянными (и разнообразными) физическими свойствами, чем деревянные. Однако они значительно дороже деревянных и почти так же долговечны, как алюминиевые.

Большинство клюшек действующих игроков сделано из одного или нескольких материалов:

Дерево

Деревянные клюшки обычно изготавливают из нескольких склеенных между собой слоев древесины, покрытых тонким слоем пластмассы или стекловолокна. Некоторые производители используют стекловолокно в качестве прослойки между деревянными слоями. Сегодня в НХЛ только единицы игроков все еще используют деревянные клюшки, включая Пола Штястны, Адриана Окойна и Фредрика Модина.

Главное преимущество деревянных клюшек — их относительно низкая стоимость, делающая их популярными среди юниоров и любителей. Деревянные клюшки позволяют иметь хорошее чувство контроля над шайбой. Главным же их недостатком является относительное непостоянство параметров и плохая износоустойчивость. У дерева есть свойство деформироваться, а в течение долгого времени изгибаться и менять жесткость. Кроме того дерево, будучи природным материалом, определяет непостоянство параметров изделия (даже между идентичными образцами). Среди большинства игроков существует заблуждение, что для сильных щелчков подходят только алюминиевые или композитные клюшки. Нужно отметить, что игроки с самыми сильными в истории НХЛ щелчками - Бобби Халл, Эл Макиннис, Эл Айэфрейти и другие) играли деревянными клюшками; впрочем, справедливости ради, нужно также отметить, что карьеры этих игроков закончились еще до появления композитных клюшек (или алюминиевых, как в случае с Бобби Халлом).

Алюминий

Алюминиевые клюшки были первыми не деревянными клюшками, которые появились в продаже. Большинство алюминиевых клюшек состоит из черенка, сделанного из алюминиевого сплава и деревянного или композитного крюка. Было время, когда алюминиевые клюшки использовали большинство игроков НХЛ, но сегодня ими пользуется лишь 1 % игроков.

Главным достоинством алюминиевых клюшек является их долговечность. Алюминиевые черенки довольно редко ломаются, даже на профессиональном уровне, и так как крюк может быть легко заменен, черенок будет служить в течение относительно длительного периода времени. Алюминиевые клюшки не изнашиваются и не деформируются, как деревянные, и могут быть произведены с различными гибкостью и весом. Самое большое неудобство алюминиевых клюшек - их слабое "чувство контроля над шайбой", которое является результатом относительной твердости металла и неидеального соединения черенка с крюком.

Стекловолокно

Стекловолокно, наряду с традиционным деревом, стало первым композитным материалом, который добавляли как слой или покрытие к деревянным клюшкам. Производители экспериментировали с 100%-ыми стекловолоконными клюшками, но им так же не хватало "чувства контроля над шайбой" и долговечности, поэтому популярности они так и не завоевали. В настоящее время 100% стекловолоконные клюшки не изготавливаются.

Сегодня стекловолокно используется для соединения других материалов, таких как дерево, углепластик или кевлар.

Углепластик

Углепластик (карбон) стал безусловно самым популярным материалом для клюшек используемых в НХЛ, также завоевав себе популярность и среди хоккеистов-любителей. Первоначально продавались клюшки, где только черенок был карбоновым. В настоящее время преобладающим типом стали клюшки, у которых черенок и крюк являются одним целым.

Карбоновые клюшки стали настолько популярными прежде всего благодаря сочетанию в себе свойств дерева и алюминия. Они имеют классическое "чувство контроля над шайбой", как у лучших деревянных клюшек, и точность производственных характеристик, как у алюминиевых клюшек. Также эти клюшки можно изготовить с чрезвычайно точным загибом крюка, который может помочь в точности кистевого броска и щелчка, а производственный процесс позволяет добавлять любое число компонентов, которые могут резко изменить свойства клюшки (например, силиконовые добавки, которые, как утверждают, увеличивают "чувство контроля над шайбой").

Их главный недостаток - высокая стоимость и относительно малая долговечность. Средний срок службы их немного дольше чем у деревянных, но не достаточно велик, чтобы составить им конкуренцию.

Кевлар

Кевлар, известный прежде всего как материал для пуленепробиваемых жилетов, стал довольно распространенным компонентом композитных клюшек. Первоначально его добавляли, чтобы увеличить долговечность крюков у алюминиевых клюшек, затем кевлар стал идеальным дополнением к хрупкому деревянному и карбоновому волокну, и сегодня кевлар - материал, используемый почти каждым изготовителем. Кевлар - полезный компонент, поскольку резко увеличивает долговечность клюшки, не ухудшая чувство контроля над шайбой, гибкость и не увеличивая вес.

Титан

Титановые клюшки - довольно новая разработка, и сначала были представлены сериями TI и Mission Titanium. Титановый обычно только черенок, а крюк - деревянный или карбоновый. В других клюшках титан используют как добавку к карбону или кевлару.

Титан подобен алюминию, но более легкий, крепкий и гибкий (главным образом благодаря относительной тонкости стенок черенка).

Свойства

Угол наклона

Углом наклона клюшки называется угол между черенком и крюком. Угол наклона имеет 5 значений начиная от 135°, и каждое значение уменьшает угол на 2°. Таким образом, чем меньше угол наклона, тем выше поднимается черенок. Обычно угол колеблется от 5° до 7° (большинство близко к 5,5°). У вратарских клюшек угол составляет 11° и 15°.

Игроки обычно используют клюшки с таким углом наклона, чтобы находясь в своей обычной позе, полностью касаться крюком льда. Уэйн Гретцки, например, использовал клюшку с большим углом наклона, что соответствует его низкому стилю катания и небольшому росту, тогда как Род Лэнгуэй использовал клюшку с меньшим углом, из-за своего высокого роста и вертикального стиля катания.

Гибкость

Хоккейные клюшки, как и клюшки для гольфа, очень гибки, и гибкость является ключевой характеристикой в игре. Гибкость, жесткость, и пружинистость - все эти термины используются, чтобы описать силу, необходимую для сгибания клюшки.

Большинство композитных и алюминиевых клюшек имеют численное обозначение гибкости flex. Это число, которое колеблется от 50 до 120, наносится на черенок и соответствует силе, приложенной к середине черенка (в фунтах), чтобы согнуть клюшку на один дюйм. Например, если приложить силу в 100 фунтов (45,4 кг), и клюшка изогнется на 1 дюйм (2.5 см) то клюшку маркируют "100 flex".

Большинство игроков расценивают гибкость клюшки, как очень важную характеристику. Обычно защитники играют более жесткими клюшками, поскольку их жесткость придает больше силы при щелчках и уменьшает растрескивание клюшки. Нападающие же используют более гибкие клюшки, чтобы легко выполнять быстрые и точные кистевые броски, давать и принимать пасы, выполнять дриблинг.

Выбор гибкости клюшки также зависит от силы игрока; более сильные игроки предпочитают более жесткие клюшки, так как обладают достаточной силой, чтобы полностью изогнуть клюшку (и таким образом максимизировать потенциальную энергию броска), тогда как молодые игроки и игроки с меньшей силой рук используют более гибкие клюшки.

Формы крюков

До начала 1960-х крюки клюшек как правило не изгибались. Однако в конце 1950-х центральный нападающий New York Rangers Энди Бэтгэйт начал экспериментировать с «ломкой» крюка, придав ему форму кривой, что, как он считал, сделает его щелчки непредсказуемыми. Следом за ним нападающие Chicago Blackhawks Стэн Микита и Бобби Халл, попробовав играть «сломанными крюками», также впоследствии заказывали себе у производителей клюшки с определенным загибом крюка. Вскоре после этого большая часть игроков НХЛ, и Бобби Халл в частности, стали сторонниками «бананового крюка», изгиб которого зачастую доходил до 3 дюймов (7,62 см). Такой загиб делал полет шайбы при щелчке непредсказуемым, и в эру, когда вратари не носили маски, это стало опасным. В 1967 НХЛ ввела ограничение на величину изгиба. Сегодня эта величина составляет 3/4 дюйма (1,9 см).

Форма крюка клюшки характеризуется местом загиба, углом, глубиной загиба, формой носка и кривизной нижней кромки. Начинающие игроки в хоккей могут смело выбрать любой крюк с круглым носком, углом 5-6 и небольшой глубиной загиба.

Угол между черенком и плоскостью крюка выражается числами от 4,5 до 6. Чем больше это число, тем острее угол. Оптимальный для конкретного хоккеиста угол определяется индивидуально: при правильно подобранном угле клюшка удобно ложится на лёд всей кромкой крюка.

Носок крюка может быть квадратным, круглым или «квадратом со скругленными углами». Круглый носок облегчает подбор шайбы «под себя» и оптимален для нападающих. Квадратным носком удобнее играть у борта и останавливать пущенную по борту шайбу — такой крюк предпочтительнее для защитников.

Областью загиба крюка может быть носок, пятка или середина. Крюками с загибом у пятки легче поднимать шайбу, а с загибом у носка — контролировать её. Загиб в середине — компромиссный. Чем сильнее загиб, тем сложнее играть шайбой на неудобной стороне крюка. Поэтому не рекомендуется использовать сильный загиб, если вы не уверены, что именно он вам нужен.

Кривизна нижней кромки крюка влияет на скорость поднятия шайбы, что особенно полезно при бросках «в одно касание» и подправлениях. Крюки с большой кривизной используют только опытные игроки.

Такой параметр как «форма крюка», применим только к «составным» хоккейным клюшкам. Как «трубы», так и сменные крюки к ним делятся на зауженные и обычные. Зауженные крюки подходят только к зауженным трубам, обычные — только к обычным.

Зауженные крюки имеют более короткий и узкий черенок, который смещает точку прогиба вниз, делая бросок сильнее. Зауженные крюки, обычно, дороже обычных, и их выбор не так богат. Но некоторые обычные крюки (например, Easton Z-Carbon) не уступают зауженным в своих игровых качествах. Что выбрать — обычные трубу и крюк, или зауженные — личное предпочтение игрока.

Ссылки

• [hockeystickexpert.com/ Сайт hockeystickexpert.com]  (англ.)
• [www.hockeysticks.co.uk/ Каталог спортивной экипировки Barrington Sports] (англ.)
• [hubpages.com/hub/Todays-Ice-Hockey-Sticks Особенности современных хоккейных клюшек] (англ.)
• [fastran.ucoz.ru/publ/kak_vybrat_khokkejnuju_kljushku/3-1-0-58 Как выбрать хоккейную клюшку]

Отрывок, характеризующий Клюшка (хоккей с шайбой)

– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…