Кляйн, Фриц
| Фриц Кляйн | |
| Fritz Klein | |
 | |
| Род деятельности: |
врач |
|---|---|
| Место рождения: |
Кодля (Австро-Венгрия, (сейчас — в жудеце Брашов) |
| Гражданство: | |
| Подданство: | |
| Место смерти: | |
Фриц Кляйн — врач румынской армии, вступивший в войска СС и ставший концлагерным врачом.
Содержание
Биография
По происхождению Фриц Кляйн был так называемым фольксдойче, получившим образование в Будапеште. С 1939 по 1943 год он служил врачом-лейтенантом в румынской армии.
Так как фольксдойче не могли быть призваны в вермахт по причине иностранного гражданства, он, как записано в его личном деле, 26 мая 1943 был «предварительно» переведён в Войска СС. В «предварительных служебных отношениях» он был откомандирован военным врачом в концлагерь Аушвиц-Биркенау и работал в женском лагере, в «цыганском» лагере и в так называемом «семейном» лагере евреев, где производил, среди прочего, отбор для газовых камер и крематориев.
С началом эвакуации из Аушвица в конце января 1945 года он пришёл вместе с «маршем смерти» в концлагерь Берген-Бельзен. Работал с 10 февраля до середины марта 1945 года в концлагере Нойенгамме, однако вернулся оттуда до освобождения. Он был одним из немногих, которые не бежали, а дожидались вместе с комендантом Йозефом Крамером прихода британских войск и передали им лагерь. Оставшихся в лагере охранников и коменданта заставили похоронить валявшиеся повсюду трупы в большой братской могиле. При этом было сделано фото Кляйна, стоящего в могиле.
Кляйн не фигурирует ни в одном из «списков сроков службы в СС» (нем. SS-Dienstalterslisten, списки офицеров общих СС и войск СС) кадровой службы СС, хотя он несомненно принадлежал к охранной команде концлагеря. В ходе Бельзенского процесса, проходившего с 17 сентября по 17 ноября 1945 года в Люнебурге, британский трибунал приговорил его к смерти. 13 декабря 1945 года он был повешен в Хамельне (палач Альберт Пьерпойнт).
Мировоззрение
Кляйну приписывают следующее высказывание, бывшее ответом на вопрос, как соотносится его деятельность с врачебной этикой:
|
Клятва Гиппократа говорит мне вырезать опасные опухоли из человеческого тела. Евреи - это гангренозный аппендикс человеческого рода. Поэтому я вырезаю его. | 
|
Фотография эсэсовцев в братской могиле
Кляйн был арестован при освобождении концлагеря британскими войсками 15 апреля 1945 года. В последующие дни его заставили вместе с другими эсэсовцами похоронить в большой братской могиле валявшиеся по всему лагерю трупы. Британцы нашли свыше 10 тысяч мертвецов и около 60 тысяч выживших. 24 апреля 1945 года британский сержант Х.Оукс (H.Oaks) из Army Film & Photographic Unit (A.F.P.U) сделал снимок, на котором Кляйн и другой эсэсовец стоят на горе трупов в братской могиле.
Напишите отзыв о статье "Кляйн, Фриц"
Литература
- Ernst Klee: Das Personenlexikon zum Dritten Reich. Wer war was vor und nach 1945. 2. Auflage. S. Fischer, Frankfurt am Main 2003, ISBN 3-10-039309-0
- Ernst Klee: Auschwitz, die NS-Medizin und ihre Opfer, 3. Auflage, Fischer TB, Frankfurt am Main 2004, ISBN 3-596-14906-1
- Hermann Langbein: Menschen in Auschwitz. Frankfurt am Main, Berlin Wien, Ullstein-Verlag, 1980, ISBN 3-548-33014-2
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Фриц Кляйн
Отрывок, характеризующий Кляйн, Фриц
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
