Кнаусгор, Карл Уве
 |
Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей.
|
| Карл Уве Кнаусгор |
Карл Уве Кнаусгор (норв. Karl Ove Knausgård; род. 6 декабря 1968, Осло) — норвежский писатель, известный шестью автобиографическими романами под названием «Моя борьба» (норв. Min Kamp).
Биография
Родился в Осло, рос на острове Тромёй (норв. Tromøy), крупнейшем острове Южной Норвегии, и в Кристиансанне. В 1999—2002 был одним из редакторов норвежского литературного журнала «Вагант», основанного в 1988. Для этого журнала он написал статьи об американском писателе-постмодернисте Доне Деллило и о «Божественной комедии» Данте, а также подготовил интервью с норвежскими писателями Руне Кристиансеном (Rune Christiansen) и Туре Эриком Лундом (Thure Erik Lund). В 2010 году Кнаусгор основал небольшое издательство «Пеликан» (Pelikanen).
Литературная карьера
Дебютировал в 1999 году романом «Прочь от мира», который получил Премию ассоциации норвежских критиков, причем это было первым случаем в истории премии, когда награду получил дебютный роман[1]. Книга состоит из трех частей. В первой рассказывается о том, как 26-летний рассказчик Хенрик Ванкель, учитель в начальной школе в северной Норвегии, влюбляется в 13-летнюю ученицу по имени Мириам, и после сексуального контакта с девочкой вынужден бежать в деревню. Он решает вернуться в город, где прожил несколько лет в юности — в Кристиансанн (Южная Норвегия). Во второй части, где Хенрик возвращается в Кристиансанн, идет рассказ о его родителях: как они познакомились, завели семью, детей. Третья часть (по объему — как первые две) — воспоминания Хенрика о старших классах, трудностях в общении и неудачных попытках ухаживать за девочками, алкоголизме отца, разрушившем брак родителей. Под конец романа действие возвращается в современность: Хенрик узнает, что Мириам приезжает в Кристиансанн со своей семьей, едет в аэропорт, чтобы взглянуть на неё, заметив же его Мириам бежит к нему и обнимает. Авторитетный норвежский филолог и критик Эйстен Роттем усматривал в романе влияние Кнута Гамсуна, «Лолиты» Набокова и норвежского писателя Ангнара Мюкела[2].
Второй роман «Всему своё время» (En tid for alt, 2004), его герой-рассказчик решает написать книгу об истории ангелов, его главный источник — трактат об ангелах, принадлежащий итальянскому теологу XVI века, который, когда был молод, встретил пару ангелов. Название книги на норвежском (и в переводе на британский английский) содержит отсылку к Экклезиасту (3:1): «Всему (своё) время, и (свой) срок всякой вещи под небесами: Время рождаться и время умирать»[3]. Критик Guardian Салли Викерс отмечала, что Кнаусгор хорош в описаниях природы, воссоздании атмосферы, а историко-социологические и теологические экзерсисы становятся слишком частыми и навязчивыми, они отвлекают и затянуты"[4].
Моя борьба
Цикл из шести автобиографических романов, опубликованных с 2009 по 2011 год, состоит из более 35000 страниц. Цикл вызвал споры, главным образом, потому что название повторяет название книги Гитлера, и частично потому что автор заходит слишком далеко в описаниях частной жизни своих друзей и семьи, в том числе, бабки и бывшей жены[5]. Книги эти, тем не менее, были хорошо встречены критикой, особенно первые два тома. В стране с населением менее 5 миллионов человек «Моя борьба» разошлась тиражом более 450 000 экземпляров[6]. «Моя борьба» была переведена на несколько языков, в том числе, на датский, шведский, английский.
Напишите отзыв о статье "Кнаусгор, Карл Уве"
Примечания
- ↑ Hermione Hoby. [www.theguardian.com/theobserver/2014/mar/01/karl-ove-knausgaard-norway-proust-profile Karl Ove Knausgaard: Norway’s Proust and a life laid painfully bare] // The Guardian, March 1, 2014
- ↑ Rottem, Øystein. [www.dagbladet.no/kultur/1998/11/25/143623.html Høstens sensasjon] // Dagbladet, 25 November 1998.
- ↑ Paterson, Anna. [www.independent.co.uk/arts-entertainment/books/reviews/a-time-to-every-purpose-under-heaven-by-karl-ove-knausgard-trans-james-anderson-1452075.html A Time to Every Purpose Under Heaven, By Karl Ove Knausgard, trans. James Anderson] // The Independent, 12.01.2009.
- ↑ Vickers, Salley. Divine intervention // The Guardian, 08.11.2008
- ↑ Hermione Hoby. [www.theguardian.com/theobserver/2014/mar/01/karl-ove-knausgaard-norway-proust-profile Karl Ove Knausgaard: Norway’s Proust and a life laid painfully bare] // The Guardian, March 1, 2014; James Wood. [www.newyorker.com/magazine/2012/08/13/total-recall Total Recall] // The New Yorker, 13 August 2012
- ↑ [www.oktober.no/nor/presse/pressemeldinger/hoeye_salgstall_for_karl_ove_knausgaard_i_sverige Høye salgstall for Karl Ove Knausgård i Sverige / Pressemeldinger / Presse / Hovedsiden — Forlaget Oktober]. Oktober. no. 2012-01-29
Отрывок, характеризующий Кнаусгор, Карл Уве
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
