Кнеллер, Готфрид

Готфрид Кнеллер
нем. Gottfried Kneller
Автопортрет
Место рождения:	Любек
Влияние:	Фердинанд Боль, Лоренц Паш Старший
Работы на Викискладе

Го́тфрид Кне́ллер (нем. Gottfried Kneller, в Великобритании известен под англизированным именем Годфри, англ. Godfrey; 1648—1723) — немецкий живописец, портретист.

Биография

Готфрид Кнеллер родился 8 августа 1646 года в северогерманском городе Любеке. Ученик Фердинанда Боля в Амстердаме; провёл несколько лет в Венеции, изучал там произведения Тициана и Тинторетто.

Поселившись с 1674 года в Лондоне состоял до конца своей жизни королевским придворным живописцем и исполнял заказы, во множестве сыпавшиеся к нему со стороны английской знати. Георг I пожаловал ему достоинство баронета.

Кнеллер писал чрезвычайно быстро и только одни головы; остальное в его портретах дописывали ученики и помощники. Произведения его хороши по рисунку и письму, но часто рассчитаны на театральный эффект.

Во время первого путешествия русского царя Петра Великого за границу он написал в Утрехте его портрет, не раз воспроизвёденный в гравюрах (оригинал находится в Гемптонкорте, близ Лондона; копии Белли — в Эрмитаже). В Эрмитаже также есть образец работ этого художника — портрет философа Локка.

Готфрид Кнеллер умер 19 октября 1723 года в британской столице.

Интересные факты

• Живший в это время в Лондоне менее знаменитый художник Шарль Дагар не имел привычки подписывать свои работы. В результате сходства в манере письма некоторые сделанные им портреты традиционно приписывались Готфриду Кнеллеру.

Литература

• Сомов А. И. Кнеллер, Готфрид // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Кнеллер, Готфрид

Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.