Кнёпфле, Георг

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кнепфле, Георг»)
Перейти к: навигация, поиск
Георг Кнёпфле
Общая информация
Родился 16 апреля 1904(1904-04-16)
Шрамберг, Баден, Германская империя
Умер 14 декабря 1987(1987-12-14) (83 года)
Гамбург, ФРГ
Гражданство Германская Империя, Германия Германия, Третий Рейх, ФРГ
Позиция полузащитник
Карьера
Молодёжные клубы
1913—1926 Шрамберг 08
Клубная карьера*
1926—1928 Гройтер
1928—1934 Франкфурт
1942—1944 Айнтрахт Брауншвейг
Национальная сборная**
1928—1933 Германия 23 (0)
Тренерская карьера
1932 Виктория Гамбург
1935—1936 Германия ассистент
1937—1948 Айнтрахт Брауншвейг
1948—1949 Арминия Ганновер
1949—1953 Гамбург
1954—1955 Бавария
1955—1958 Алемания Ахен
1958—1962 Вердер
1963—1966 Кёльн
1966—1968 Гамбург спорт. директор
1968—1969 Гамбург
1970—1971 Майендорфер

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 9 ноября 2014.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Георг Кнёпфле (нем. Georg Knöpfle; 16 апреля 1904, Шрамберг14 декабря 1987, Гамбург) — немецкий футболист, полузащитник, а также футбольный тренер.





Первые годы

Кнёпфле родился в 1904 году в семье Маттиаса Кнёпфле (1871—1962) и Кристины Хес (1872—1942) в Шрамберге. Он был четвёртым ребёнком из семи детей в семье. С 1910 по 1918 год он обучался в местной средней школе, после чего изучил профессию механика и работал на часовом заводе Junghans до 1925 года. Здесь же, начиная с девяти лет, Георг начал увлекаться футболом и выступал за молодёжный состав команды «Шрамберг 08».

Карьера игрока

17 апреля 1926 года Кнёпфле переехал в Фюрт и попал в команду «Гройтер», который в то время возглавлял Уильям Таунли. В июне этого же года ему вместе с клубом удалось одержать победу в чемпионате страны. Положение Кнёпфле в составе было нестабильным, но спустя некоторое время выступлений за дублирующую команду ему удалось выйти на ведущие роли в клубе[1].

Георг мог выступать как на правом, так и на левом флангах полузащиты и обладал незаурядными скоростными качествами, что и побудило тренера сборной Германии Отто Нерца вызвать его на матч с командой Швейцарии, состоявшийся 15 апреля 1928 года в Берне и завершившийся со счётом 3:2 в пользу гостей. После нескольких тестовых игр с английскими и шотландскими профессиональными клубами Кнёпфле был включён в заявку на участие в Олимпийских играх 1928 года в Амстердаме. На Олимпиаде Георг выступил в двух матчах против сборных Швейцарии и Уругвая на позиции правого полузащитника.

Вскоре после этого турнира Кнёпфле перебрался в клуб «Франкфурт», испытывавший проблемы в местном первенстве, связанными с усилением местного «Айнтрахта». В 1932 году им удалось одержать победу в южнонемецком первенстве, одолев в финальном матче «Мюнхен 1860» со счётом 1:0. Единственный гол в этой игре ударом головой забил сам Кнёпфле. На следующий год «Франкфурт» был заявлен в новообразованную Гаулигу «Юго-Запад», но Георг предпочёл завершить профессиональную карьеру. Он и по сей день остаётся обладателем наибольшего количества игр за сборную Германии будучи игроком «Франкфурта»[2].

Тренерская карьера

Ещё во время выступлений за «Франкфурт» Кнёпфле поступил в высшую школу физической культуры в Берлине и закончил её по специальности «футбольный тренер». В течение трёх месяцев летом в 1932 году он стажировался в гамбургской «Виктории»[3], а после тяжёлой травмы и завершения карьеры игрока сумел попасть в тренерский штаб сборной Германии и поучаствовать в подготовке к Олимпиаде 1936 года. После этого он был назначен директором в брауншвейгскую высшую школу педагогического образования, а затем главой отдела физической культуры брауншвейгского технического университета. В это же время он тренировал местный «Айнтрахт».

Во время Второй Мировой Войны Кнёпфле продолжил руководить «Айнтрахтом» и в начале сороковых выступал в роли играющего тренера команды. Также он привлекался Нерцем в качестве помощника во время подготовки сборной. В 1948 году после 11 лет в Брауншвейге он перешёл в ганноверскую команду «Арминия». Позже Кнёпфле тренировал клубы «Гамбург», «Бавария» (единственный клуб из которого он был уволен), «Алемания» (Ахен).

Начиная с 1958 года он тренировал бременский «Вердер» и выиграл с ним в 1961 году первый в истории клуба кубок ФРГ. На следующий год «Вердер» участвовал в Кубке обладателей кубков, где прошёл до четвертьфинала, обыграв датский «Орхус», но уступил будущему победителю «Атлетико» (Мадрид) в двух матчах 2:4 (1:1; 1:3).

В 1963 году Кнёпфле перешёл в «Кёльн», в состав которого тогда входили будущие легенды клуба Вольфганг Оверат и Вольфганг Вебер, и сразу же выиграл новообразованную Бундеслигу. В Кубке чемпионов он уступил на стадии четвертьфинала «Ливерпулю» по жребию, поскольку и матч, и переигровка завершились вничью. В 1966 году Кнёпфле вернулся в «Гамбург» и стал первым спортивным директором в истории Бундеслиги. После он на некоторое время возглавил команду, а затем перешёл в «Майендорфер», где и завершил свою тренерскую карьеру в 1971 году.

Семья

Кнёпфле был женат также на уроженке Шрамберга Лауре Абер (1905—2003), от которой он имел двух дочерей и сына. В 1987 году в возрасте 83-х лет он скончался от инфаркта в Гамбурге.

Память

В 2004 году первый клуб Кнёпфле «Шрамберг 08» назвал в его честь собственный стадион[4].

Напишите отзыв о статье "Кнёпфле, Георг"

Примечания

  1. [www.hsv1887.de/hsv/biografien/knoepfle-georg.php Georg Knöpfle: Trainer, Technischer Direktor, Fußballchef] (нем.). «hsv1887.de».
  2. [www.kleeblatt-chronik.de/v3/verein/spieler_detail.php?team=1&id=538&name=Georg+Kn%F6pfle&n=1 SpVgg Greuther Fürth: Georg Knöpfle] (нем.). «kleeblatt-chronik.de».
  3. Eintrag Knöpfle, Georg „Schorsch“ in: Lorenz Knierim, Hardy Grüne: Enzyklopädie des deutschen Ligafußballs. Spielerlexikon 1890-1963. Agon Sportverlag, Kassel 2006, ISBN 3-89784-148-7, S. 197f.
  4. [www.08schramberg.de/de/Verein/Georg-Knöpfle-Sportheim- Georg-Knöpfle-Sportheim] (нем.). «08schramberg.de».

Ссылки

  • [www.fussballdaten.de/spieler/knoepflegeorg/1962/ Профиль на fussballdaten.de] (нем.). fussballdaten.de.
  • [www.national-football-teams.com/player/16794/Georg_Knoepfle.html Профиль на national-football-teams.com] (англ.). national-football-teams.com.
  • [www.transfermarkt.de/georg-knopfle-dagger-/profil/trainer/864 Профиль на transfermarkt.de] (нем.). transfermarkt.de.
  • [www.weltfussball.de/spieler_profil/georg-knoepfle/ Профиль на weltfussball.de] (нем.). weltfussball.de.


Отрывок, характеризующий Кнёпфле, Георг

Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?