Книга, Василий Иванович

Василий Иванович Книга
генерал-майор В. И. Книга
Дата рождения	13 января 1883(1883-01-13)
Место рождения	село Митрофановское, Новогригорьевский уезд, Ставропольская губерния, Российская империя ныне Ставропольский край, Россия
Дата смерти	19 мая 1961(1961-05-19) (78 лет)
Место смерти	Ставрополь, РСФСР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	пехота кавалерия
Годы службы	1905—1908, 1914—1917 1918—1945
Звание
Командовал	72-я кавалерийская дивизия
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии	Награды Российской империи:

Васи́лий Ива́нович Кни́га (13 января 1883 — 19 мая 1961) — советский военачальник, генерал-майор (1940), активный участник Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн.

Биография

Родился в селе Митрофановское (ныне Апанасенковское) Новогригорьевского уезда Ставропольской губернии, ныне Апанасенковского района Ставропольского края в бедной крестьянской семье. С 12 лет батрачил, был чабаном.

Служба в царской армии

В 1905—1908 годах проходил действительную военную службу. Окончил полковую учебную команду, младший унтер-офицер, затем фельдфебель. По окончании службы вернулся в родное село, занимался крестьянским трудом. Участник Первой мировой войны: с 1914 года — в 268-м Грозненском пехотном полку 66-й пехотной дивизии Кавказского фронта. За боевые отличия награждён Георгиевскими крестами всех четырёх степеней, золотым бельгийским крестом и медалями. Стал первым полным кавалером солдатского Георгиевского креста на Кавказском фронте. Вместе с Козьмой Крючковым был на приёме у Николая II. В 1916 году окончил школу прапорщиков, затем проходил службу в 112-м пехотном полку. После Февральской революции был избран командиром батальона этого полка.

Гражданская война

В гражданскую войну — один из организаторов краснопартизанских отрядов на Ставрополье вместе с И. Р. Апанасенко, В. С. Голубовским, П. М. Ипатовым, К. А. Труновым и другими. В Красной армии с 1918 года. Командовал 4-м Ставропольским и 31-м кавалерийскими полками 1-й Ставропольской кавалерийской дивизии, 1-й кавалерийской бригадой 6-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии.

В 1919 году принят в РКП(б).

Во время перехода с Польского на Южный фронт в 1-й Конной армии и особенно в 6-й кавалерийской дивизии под влиянием неудачного исхода Польской кампании, не изжитого «духа партизанщины», плохого снабжения, а также общей обстановки на Украине, где был довольно распространён бандитизм, сильно снизилась дисциплина. Бойцами дивизии был совершён ряд еврейских погромов; комиссар дивизии Г. Г. Шепелев, пытавшийся навести порядок, был убит. Усилиями К. Е. Ворошилова и С. М. Будённого дисциплина была восстановлена, зачинщики были расстреляны. Однако начдив Апанасенко и Книга, бригада которого приняла наиболее активное участие в беспорядках, предпринявшие недостаточно усилий для поддержания порядка в частях, были отстранены от своих должностей.

Служба в Красной Армии после окончания Гражданской войны

В 1924 году окончил Высшие Академические курсы в Москве, в 1928 году – политические курсы, в 1929 году – Высшие кавалерийские курсы в городе Новочеркасске, в 1933 году - Военную Академию им. Фрунзе. С 1933 года командовал 2-й горной кавалерийской дивизией. Был делегатом XVIII съезда ВКП(б).

Великая Отечественная война

Во время Великой Отечественной войны — командир 72-й кавалерийской дивизии Крымского фронта. Писатель Лев Разгон (во время войны находился в заключении) в своей книге «Непридуманное» (1989) утверждает, что Книга якобы бросил дивизию в атаку на вражеские танки:

Во время знаменито-несчастной операции на Крымском полуострове Книге поручили командовать конницей, которой зачем-то согнали туда видимо-невидимо. Обрадованные немцы двинули на наши конные дивизии танки. Василий Иванович — как это он делал раньше — построил свою армию в ранжир , выехал вперед, скомандовал «Шашки вон!» и кинулся на танки… Его — легкораненого — удалось вывезти на «кукурузнике». А конница вся полегла под гусеницами немецких танков. После этого было приказано самим Верховным — Книгу близко к фронту не подпускать.

Кандидат военных наук В. Н. Киселёв и кандидат исторических наук Б. И. Невзоров в статье «Выдуманное в „Непридуманном“» отвергают эту версию, как не подтверждённую архивными документами. Они отмечают, что Книга командовал не армией, а кавалерийской дивизией; 22-я танковая дивизия, которая являлась единственным танковым соединением 11-й немецкой армии и которой принадлежала решающая роль в наступлении, наносила удар в северном направлении с целью отрезать советские войска, в то время как 72-я кавалерийская дивизия находилась в резерве фронта несколько западнее Турецкого вала, а затем вела сдерживающие оборонительные бои на южном участке фронта; несмотря на понесённые потери, дивизия Книги осталась одним из немногих соединений Крымского фронта, до конца сохранивших боеспособность; В. И. Книга, был ранен «не легко, а так, что лечение в госпитале потребовало более четырёх месяцев».

После излечения — заместитель инспектора кавалерии Северной группы войск Закавказского фронта. В октябре 1942 года, выполняя задание командования по организации обороны Моздока, был тяжело ранен. С июля 1943 года командовал 6-й запасной кавалерийской бригадой, готовил пополнение для фронта.

С декабря 1945 года — в отставке. Жил в Ставрополе. Умер 19 мая 1961 года. Похоронен на Даниловском кладбище.

Награды

• орден Ленина (21.2.1945)
• 4 ордена Красного Знамени (25.7.1920, 12.5.1924, 22.2.1930, 3.11.1944)
• орден Отечественной войны I степени (30.5.1951)
• Георгиевский крест четырёх степеней
• медали
• грамота ВЦИК

См. также

• Список троекратных кавалеров ордена Красного Знамени до 1930 года

Увековечение памяти

• Село Октябрьское (до 1935 — Кубурла, Предтеченское) Ипатовского района Ставропольского края в 1935—1957 годах называлось Книгино.
• В г.Тимашевске Краснодарского края в честь генерала Книги названа улица.
• В селе Апанасенковском (Митрофановское) в Ставропольском крае, в котором родился Василий Иванович, в честь генерала названа улица.
• В с. Северном Александровского района Ставропольского края в 60-х гг. в его честь названа улица.

Литература

• Афремова О. А. Генерал Книга: Художественно-документальная повесть. — Ставрополь: Кн. изд-во, 1985. — 224 с. — (Замечательные люди Ставрополья). — 10 000 экз.
• Командный и начальствующий состав Красной Армии в 1940-1941 гг.: Структура и кадры центрального аппарата НКО СССР, военных округов и общевойсковых армий: Документы и материалы / Под ред. В. Н. Кузеленкова. — М.-СПб.: Летний сад, 2005. — С. 154. — 1000 экз. — ISBN 5-94381-137-0.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2011. — Т. 1. — 736 с. — 200 экз. — ISBN 978-5-9950-0189-8.

Ссылки

• [www.stavlib.org.ru/chrono/694 Памятные даты по Ставропольскому краю]

Отрывок, характеризующий Книга, Василий Иванович

– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.