Книга Судей Израилевых

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Книга Судей израилевых (ספר שופטים)

Самсон побивает филистимлян ослиной челюстью. Гравюра Гюстава Доре
Раздел: Исторические книги
Язык оригинала: еврейский
Местность: Израиль
Предыдущая (православие): Книга Иисуса Навина
Следующая: Книга Руфь
Викитека: Книга Судей израилевых

Текст на Викитеке

 Книга Судей израилевых на Викискладе

Книга Судей Израилевых (ивр.ספר שופטים‏‎, Се́фер Шофти́м) — седьмая часть Танаха, часть Библии, Ветхого Завета. В книге излагается история евреев от последних лет жизни Иисуса Навина (Иехошуа бин Нун) до смерти судьи Самсона [1]. По еврейской традиции книга Судей была написана пророком Самуилом.

Судьи — лица, управлявшие еврейским народом в период от Иисуса Навина до воцарения первого царя Саула. Выдающиеся Судьи: Варак (Барак) и Дебора (Двора), Гедеон (Гидон), Самсон (Шимшон), Илий (Эли) и пророк Самуил (Шмуэль). При этом все они активно исполняли судейские функции, что позволило поставить вопрос, что современная доктрина разделения властей имеет истоки в Ветхом Завете. [2]

После Иисуса Навина, начальники колен израильских должны были изгнать хананеев (аборигенное население) из той земли, обладание которой было им обещано. Они сделали это, но лишь отчасти, оставив некоторые народы жить рядом и вступали с ними в союзы, что было запрещено Богом. При этом, естественным было уклонение израильтян в верования соседних народов, «служение Ваалам и Астартам». За это Бог определил народам Ханаана быть для Израильтян «петлею», «и боги их будут для вас сетью». Когда Израильский народ отступает от Бога, начинает служить богам соседних народов, он подвергается завоеваниям этими народами и попадает к ним в рабство до тех пор, пока не приносит покаяние в своем отступлении. Когда же это последнее происходит, то Бог воздвигает из среды народа судью, человека, который возглавляет освободительную войну, и тогда Израиль снова становится свободным до следующего падения в грех идолопоклонничества. Смысл всех этих историй, развивающихся по одному сюжету в том, чтобы показать, что история — это ответ Бога на человеческие поступки, это разговор Бога с человеком, которого при отпадении от Бога постигают несчастья, а при обращении к Нему ожидает благо.



Содержание

  • 1 глава — дальнейшее завоевание Ханаана после смерти Иисуса Навина.
  • 2 глава — отступничество израильтян от Бога (Яхве-Иеговы). Появление института судей.
  • 3 глава — судьи Гофониил, Аод, Самегар.
  • 4 глава — судьи Девора и Варак. История Иаили и Сисары.
  • 5 глава — песнь Деворы
  • 6 глава — нашествие мадианитян. Призвание Гедеона.
  • 7 глава — победа Гедеона над мадианитянами
  • 8 глава — Гедеон становится судьёй
  • 9 глава — попытка Авимелеха, сына Гедеона, стать царём.
  • 10 глава — судьи Фола и Иаир. Нашествие аммонитян.
  • 11 глава — история Иеффая. Победа над аммонитянами.
  • 12 глава — конфликт Иеффая с ефремлянами. Судьи Есевон, Елон и Авдон.
  • 13 глава — израильтяне под властью филистимлян. Родословная Самсона.
  • 14 глава — женитьба Самсона. Начало вражды с филистимлянами
  • 15 глава — дальнейшая борьба Самсона с врагами.
  • 16 глава — Далила. Смерть Самсона.
  • 17 глава — ефремлянин Миха изготавливает литой кумир.
  • 18 глава — сыны Дановы отбирают у Михи кумир и создают собственное святилище.
  • 19 глава — история наложницы левита.
  • 20 глава — конфликт вениамитян с остальными израильтянами.
  • 21 глава — стремление израильтян сохранить почти уничтоженное колено.

См. также

Напишите отзыв о статье "Книга Судей Израилевых"

Примечания

  1. Мешков З. Шофтим (ивритский текст с русским переводом и комментарием) = שופטים / перевод и редакция З. Мешкова. — Иерусалим-Киев: «Бней Давид», 2006. — 306 с. — (Первые пророки).
  2. Петр Баренбойм, «Первая конституция Мира. Библейские корни независимости суда», М., 1997, ISBN 5-7619-0051-3 ; Петр Баренбойм, «3000 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера», М., 1996, 2003, ISBN 2-8243-0452-1


Отрывок, характеризующий Книга Судей Израилевых

– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.