Книга захватов
Поделись знанием:
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Книга захвата Ирландии (Lebor Gabála Érenn) — обширное собрание стихотворных и прозаических повествований, излагающих мифическое происхождение и историю ирландского народа от сотворения мира до средневековья. Основа Мифологического цикла ирландской мифологии. Эти важные для изучения фольклорной истории Ирландии записи были собраны и записаны неизвестным ученым в середине XI века и являют собой смешение мифов, легенд, истории, фольклора, христианской историографии, из политических соображений часто искаженных, а иногда и являющихся плодом чистого вымысла. По-английски она известна как Книга вторжений или Книга завоеваний (The Book of Invasions или The Book of Conquests), а на современном ирландском как Leabhar Gabhála Éireann (Книга захвата Ирландии).
Содержание
Происхождение
Претендуя на точное и истинное изложение истории ирландцев, Книга захвата Ирландии (далее КЗИ) может рассматриваться как попытка обеспечить ирландцев записанной историей, сравнимой с той, что евреи обеспечили себе в Ветхом Завете. Возникшая из языческих мифов кельтской Ирландии — как гэльских, так и до-гэльских — но проинтерпретировавшая их в свете иудео-христианской теологии и историографии, она описывает, как остров каждый раз в последовательности вторжений был подчиняем новыми захватчиками, и каждое вторжение добавляло новую главу к национальной истории. Библейские примеры обеспечивали составителей мифов готовыми сюжетами, которые можно было адаптировать для своих целей. Поэтому неудивительно, что предки ирландцев порабощаются в чужой стране, или бегут в изгнание, или бродят по пустыне, или видят «Землю Обетованную» издалека.
Наиболее значительный вклад в формирование КЗИ внесли четыре христианских источника:
- De Civitate Dei, («О граде Божьем») св. Августина (413—426 гг.)
- Historiae adversum paganos («История против язычников») Орозия (417 г.)
- Хроникон Евсевия, переведенный на латынь св. Иеронимом как Temporum liber (379 г.)
- Etymologiae («Этимологии»), или Origines («Начала») Исидора Севильского (нач. VII в.)
Однако дохристианские элементы исчезли не совсем. Одно из стихотворений в КЗИ, например, рассказывает о том, как богини из Туата Де Дананн брали себе гэльских мужей, когда гэлы захватили и колонизировали Ирландию. Кроме того, примеры последующих вторжений в КЗИ любопытным образом пересекаются с рассказом Тимагена Александрийского о происхождении другого кельтского племени из континентальной Европы, галлов. Тимаген (I век до н. э.), которого цитирует историк IV века Аммиан Марцеллин, описывает, как предки галлов были вынуждены уйти со своих родных земель в восточной Европе из-за последовательности войн и потопов.
Многочисленные упоминания об ирландской псевдоистории разбросаны по источникам VII и VIII вв., однако наиболее ранняя посвященная ей сохранившаяся запись найдена в Historia Brittonum, или «Истории бриттов», написанной валлийским историком Неннием в 829—830 гг. Ненний дает две отдельные версии ранней ирландской истории. Первая состоит из серии последовательных колонизаций Ирландии до-гэльскими народами из Иберии, каждая из которых нашла своё отображение в КЗИ. Вторая рассказывает о происхождении собственно гэлов, и как они, в свою очередь, стали хозяевами страны и наследниками всех древних ирландцев.
Эти две истории обогащались и перерабатывались ирландскими бардами в течение IX столетия. В X—XI вв. было записано несколько длинных исторических поэм, позже встроенных в структуру КЗИ. Большинство поэм, из которых сформирована первоначальная версия КЗИ, были написаны следующими четырьмя поэтами:
- Эохайд уа Флайнн из Армага (936—1004 гг.) — Стихотворения 30, 41, 53, 65, 98, 109, 111
- Фланн Майнистрех мак Эхтигрин (ум. 1056 г.), причетник и историк Монастербойского аббатства — Стихотворения ?42, 56, 67, ?82
- Танаид (ум. ок. 1075 г.) — Стихотворения 47, 54, 86
- Гилла Коэмайн мак Гилла Шамтайнн (ум. 1072 г.) — Стихотворения 13, 96, 115
В конце XI в. неизвестный ученый собрал вместе эти и другие стихотворения и вставил их в тщательно отделанный прозаический каркас — частично своего сочинения, частично из старых, не сохранившихся до сего времени источников — пересказывающий и дополняющий их. Результатом этого стала самая ранняя версия КЗИ, написанная на среднеирландском языке, форме ирландского гэльского, использовавшейся в VII—XII вв.
Текстуальные варианты
Известно, что с самого начала КЗИ стала широко известным и влиятельным документом, быстро достигшим канонического статуса. Старые тексты изменялись для того, чтобы привести их в более близкое соответствие с версией истории КЗИ, также было написано и вставлено в неё множество новых стихотворений. В течение столетия появилось множество её копий и модификаций со 136 стихотворениями. Ныне существует пять вариантов КЗИ, сохранившихся более чем в дюжине средневековых манускриптов:
- Первая редакция (R¹): сохранилась в Лейнстерской книге (ок. 1150 г.) и «Книге Фермоя» (1373 г.).
- Миниугуд (Min): эта версия тесно связана с Второй редакцией. Вероятно, она старше, чем сохранившаяся МСС[неизвестный термин] этой редакции, хотя не старше, чем ныне утерянный экземпляр, на котором была основана МСС.
- Вторая редакция (R²): сохранилась не менее, чем в семи отдельных текстах, наиболее известный — Великая книга Лекана (1418 г.).
- Третья редакция (R³): представлена как в Баллимотской книге (1391 г.), так и в Книге Лекана.
- Редакция О’Клери (K): записана в 1631 г. Михеалом О Клеригом, францисканским писцом и одним из Четырех Мастеров. В отличие от ранних версий КЗИ, эта редакция написана на современном ирландском, но признается независимой редакцией, поскольку существуют указания, что автор имел доступ к источникам, ныне не сохранившимся и не использовавшимся составителями других четырёх редакций.
Современная критика
В XVII в. КЗИ все ещё признавалась точной и буквально правдивой историей Ирландии. Джеффри Китинг при написании своей истории Ирландии, Foras Feasa ar Éirinn, отталкивался от неё, она использовалась авторами Анналов Четырёх Мастеров. Сегодня ученые относятся к ней гораздо критичнее, но почти несомненно, что она содержит рассказ о ранней истории Ирландии, хоть и выхолощенный и искаженный. Самым большим вымыслом является утверждение, будто гэльское завоевание произошло в далеком прошлом — около 1500 лет до н. э. — и что все обитатели христианской Ирландии были потомками первых гэльских завоевателей. Фактически, гэльское завоевание — изображенное в КЗИ как поселение сыновей Миля — было последним из кельтских захватов Ирландии, произошедшее, вероятнее всего, после 150 г. н. э., и большая часть ирландского до-гэльского населения продолжала процветать в течение веков после этого.
КЗИ была переведена на французский в 1884 году. Первый полный английский перевод был сделан Р. А. Стюартом Макалистером между 1937 и 1942 гг. Он был снабжен критическим материалом, собственными заметками Макалистера и предисловием, в котором он аргументирует своё мнение, что КЗИ — это слияние двух первоначально независимых работ: История гойделов, сделанной по образцу истории израильтян, изложенной в Ветхом Завете, и перечисления нескольких до-гэльских заселений Ирландии (историчности которых Макалистер не доверял). Эта работа была вставлена в Историю гойделов, прерывая её в кульминационный момент повествования. Макалистер выдвинул теорию, что квази-библейский текст был ученой работой на латыни, озаглавленной Liber Occupationis Hiberniae («Книга взятия Ирландии»), таким образом объясняя, почему среднеирландское название КЗИ говорит об одном «захвате», тогда как в тексте перечисляются более полудюжины.
Содержание КЗИ
Ниже следует краткое содержание КЗИ. Текст может быть разделен на 10 «книг»:
- От создания мира до рассеивания племен — близкий пересказ иудео-христианской истории создания мира, падения человека и ранней истории мира. В дополнение к книге Бытия автор приводит детали нескольких неясных работ (напр., древнесирийская Пещера сокровищ), и указанных ранее четырёх христианских источников.
- История гэлов от рассеивания племен до обнаружения Ирландии — псевдо-библейский рассказ о происхождении гэлов как потомков скифского принца Фения Фарсайда, одного из семидесяти двух вождей, строивших Башню Нимрода (то есть вавилонскую башню). Его внук Гойдел Глас «отрезает» ирландский язык от первоначальных семидесяти двух языков, появившихся во время рассеивания племен. В этой книге гэлы переносят множество испытаний и невзгод, которые очевидно списаны с тех, которым подвергались евреи в Ветхом Завете. Гойдел Глас женится на Скоте, дочери египетского фараона. Его потомство процветает в Египте во времена Моисея и оставляет страну во время Исхода. Они скитаются по свету четыреста сорок лет, пока в конце концов не оседают на Пиренейском полуострове. Там человек по имени Бреоган основывает город Бригантиум (Ла-Корунья на северо-востоке Галисии) и строит башню (существующая на самом деле Башня Бреогана, см. фото), с верхушки которой его сын Ит видит Ирландию.
- Заселение Кесайр — эта книга представляет первую вставку из Liber Occupationis. Кесайр — внучка библейского Ноя, который советует ей и её отцу, Биту, бежать от неминуемого потопа к западному краю мира. Они снаряжают три корабля, но по пути в Ирландию два из них теряются. Единственные выжившие — Кесайр, сорок девять других женщин и три мужчины (муж Кесайр Финтан Мак Бохра, её отец Бит и кормчий Ладра). Женщин делят среди мужчин, Финтану достается Кесайр и ещё шестнадцать женщин, Бит берет её подругу Баиррфинд и шестнадцать женщин, а Ладра берет оставшихся шестнадцать женщин. Ладра, однако, вскоре умирает (первый человек, похороненный на ирландской земле). Через сорок дней происходит потоп. Выживает только Финтан, проведя год под водой в пещере, названной потом «Финтанова могила». Впоследствии известный как «Белый Старец», он живёт 5500 лет после потопа и в облике лосося, орла и ястреба является свидетелем дальнейших заселений острова.
- Заселение Партолона — через триста лет после Всемирного Потопа Партолон, того же семени, что и гэлы, селится в Ирландии с тремя своими сыновьями и их народом. После десяти лет мира разворачивается войны с фоморами, расой злобных мореплавателей под предводительством Кихола Грикенхоса. Партолонцы побеждают, но ненадолго. Через неделю они вымирают от эпидемии — пять тысяч мужчин и четыре тысячи женщин — их хоронят на равнине Эльты к юго-западу от Дублина, в месте, до сих пор называемом Таллахт, что значит «чумная могила». Мор переживает единственный человек, Туан Мак Кайрелл, который (подобно Финтану Мак Бохре) переживает века и переносит последовательность метаморфоз, и потому выступает как свидетель позднейшей ирландской истории. Данная книга содержит также историю Дельгнат, жены Партолона, изменившей ему с оруженосцем.
- Заселение Немеда — через тридцать лет после вымирания партолонцев Ирландия заселяется народом Немеда, чей прадед был братом Партолона. Во время их оккупации страна снова разоряется фоморами, и развертывается затяжная война. Немед выигрывает три больших сражения, однако после его смерти его народ порабощается двумя фоморскими вождями, Мором и Конандом. В итоге, однако, они поднимают восстание и нападают на башню Конанда на острове Тори. Они побеждают, однако в морском сражении с Мором погибают обе армии. Ирландию накрывает потоп, уничтожая большинство немедянцев. Горстка выживших рассеивается по четырём углам мира.
- Заселение Фир Болг, Фир Домнанн и Фир Галиойн — Одна группа племени Немеда поселяется в Греции, где её порабощают. Через двести тридцать лет после Немеда они сбегают и возвращаются в Ирландию. Там они разделяются на три нации: Фир Болг, Фир Домнанн и Фир Галиойн. До вторжения Туата Де Дананн они всего тридцать семь лет владеют Ирландией.
- Заселение Туата Де Дананн — Туата Де Дананн — потомки другой группы рассеявшегося племени Немеда. Они возвращаются в Ирландию с далекого севера, где изучили темные искусства языческой магии и друидизма, примерно 1 мая, и сражаются за владение Ирландией с Фир Болг и их союзниками в Первой битве при Маг Туиред (или Мойтура). Туата Де выигрывают и заставляют Фир Болг уйти в изгнание на соседние острова. При этом Нуаду, король Туата Де, теряет в сражении свою правую руку и вынужден отказаться от короны. Семь несчастливых лет королевской властью обладает Брес, пока лекарь Нуаду Диан Кехт не изготавливает ему серебряную руку, и он не возвращается. Разворачивается война с фоморами, решающей становится Вторая битва при Маг Туиред. Науду погибает от руки Балора Злого Глаза, но и сам Балор убит своим внуком, Лугом Длинной Руки, который становится королём. Туата Де Дананн правят без перерыва сто пятьдесят лет.
- Вторжение милезианцев — Здесь продолжается история гэлов, прерванная в конце Книги 2. Ит, обнаруживший Ирландию с вершины Башни Бреогана, плывет туда, чтоб разузнать побольше о своем открытии. Правители встречают его хорошо, но ревнивая знать убивает, а тело посылает в Иберию с его людьми. Милезианцы, или сыновья его дяди Миля Испанского, снаряжают экспедицию, чтоб отомстить за него и завоевать остров. Прибыв в Ирландию, они продвигаются до Тары, королевской резиденции, чтоб потребовать королевскую власть. По пути их по очереди встречают три женщины, Банба, Фодла и Эйри, жены трех соправителей страны. Все они приветствуют милезианцев, рассказывают им, что страна названа по их имени, и просят, чтоб страна называлась по их имени и в том случае, если милезианцы выиграют битву. Один из сыновей Миля, поэт Амергин, обещает, что так оно и будет. В Таре их встречают три короля Туата Де Дананн, защищающие свои права на совместное владение Ирландией. Стороны договариваются, что милезианцы возвращаются на свои корабли и уходят в море на расстояние девяти волн от берега, чтобы Туата Де Дананн могли подготовиться и собрать свои силы. Однако когда милезианцы отплывают «за девять волн», друиды Туата Де Дананн вызывают свирепый шторм. Флот милезийцев уносит в море, но Амергин успокаивает стихию своей поэзией. На уцелевших кораблях у Инбер Скейн (река Кенмар) на юго-западе страны высаживается Эбер, у Инбер Кольпта (устье Бойна) — Эремон. В двух последующих битвах, при Слиаб Мис и Таильтиу, Туата Де Дананн терпят поражение. В итоге их вытесняют, а управление Ирландией делят между Эбером и Эремоном.
- Свиток королей Ирландии до принятия христианства — Построенная по образцу Библейской Третьей Книги Царств, эта книга перечисляет деяния различных королей Ирландии, большинство из которых легендарны или, по крайней мере, полулегендарны, от времени Эбера и Эремона до начала пятого века христианской эры.
- Свиток королей Ирландии после принятия христианства — Продолжение предыдущей книги. Данная книга — наиболее точная часть КЗИ, поскольку связана с историческими королями Ирландии, чьи деяния сохранены и в других записях.
См. также
- The Book of Invasions — концептуальный альбом рок-группы Horslips
Напишите отзыв о статье "Книга захватов"
Литература
- Lebor Gabála Érenn, original text edited and translated by R A Stewart Macalister, D. Litt
- Part I: Irish Texts Society, Volume 34, London 1938, reprinted 1993. ISBN 1-870166-34-5.
- Part II: Irish Texts Society, Volume 35, London 1939. ISBN 1-870166-35-3.
- Part III: Irish Texts Society, Volume 39, London 1940. ISBN 1-870166-39-6.
- Part IV: Irish Texts Society, Volume 41, London 1941. ISBN 1-870166-41-8.
- Part V: Irish Texts Society, Volume 44, London 1956. ISBN 1-870166-44-2.
- O’Rahilly, T F, Early Irish History and Mythology (Dublin Institute for Advanced Studies, 1946)
- Scowcroft, RM, ‘Leabhar Gabhála Part I: The growth of the text’, Ériu xxxviii (1987) 79-140.
- Scowcroft, RM, ‘Leabhar Gabhála Part II: The growth of the tradition’, Ériu xxxix (1988) 1-66.
Ссылки
- [www.maryjones.us/ctexts/leborgabala.html Lebor Gabála Érenn, Books 1-8] (англ.)
- [web.archive.org/web/20000815055843/members.aol.com/lochlan2/lebor.htm Lebor Gabála Érenn, Books 1-8] (англ.)
- [www.timelessmyths.com/celtic/invasions.html Timeless Myths — Book of Invasions] (англ.)
Отрывок, характеризующий Книга захватов
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
