Книга монаха Неофита

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Книга монаха Неофита

обложка русского издания 1914 года
Жанр:

памфлет

Автор:

Неофит, предположительно греческий монах

Язык оригинала:

молдавский

Книга монаха Неофита (рум. ꙟнфрунтарѣ жидовилѡр) — антисемитский памфлет, написанный Неофитом — предположительно, греческим монахом. Известна также под названиями «Опровержение еврейской веры», «Изуверское убийство: Разоблачения греческого монаха Неофита, бывшего иудейского раввина» и «Христианская кровь в обрядах современной синагоги». Книга является одним из источников «кровавого навета на евреев» в российской истории. Впервые была издана под названием «Ынфрунтаря жидовилор» (Înfruntarea jidovilor) в 1803 году на молдавском языке в Яссах от имени рождённого под именем Ноях Бельфер монаха Неофита[1][2][3][4][5].





Содержание

В тексте автор утверждает, что евреи тайно употребляют кровь христиан в религиозных целях. Это делается из-за ненависти к христианам и веры в целебные свойства христианской крови. Автор пишет, что христианская кровь употребляется евреями в обрядах брака и обрезания, в покаянии и при смерти, а также в праздники Пурим и Пасхи. Автор также утверждает, что Талмуд предписывает евреям ненависть к христианам: требует проклинать их, присваивать имущество, разрушать церкви и т. п.

Общий объём текста — примерно 30 тысяч знаков.

История

Согласно мнению сторонников «кровавого навета», монах Неофит жил во второй половине XVIII — начале XIX века. По собственному утверждению, он до 38 лет был раввином, а затем принял христианство и поступил в греческий монастырь.

По словам автора, отец в 13 лет передал ему «тайну крови» и взял клятву никому об этом не рассказывать под страхом неминуемой смерти, кроме одного из своих будущих сыновей — наиболее твёрдого в иудейской вере[6].

Книга от имени Неофита была издана в 1803 году на молдавском языке, а через 15 лет там же на новогреческом[1] под заголовком «Опровержение религии евреев и их обрядов Священным Писанием Ветхого и Нового Завета». Издана на русском языке в Санкт-Петербурге в сокращённом виде в 1912 году как «Изуверское убийство: Разоблачения греческого монаха Неофита, бывшего иудейского раввина»[⇨] и в 1914 году под названием «Христианская кровь в обрядах современной синагоги»[⇨].

Сочинение Неофита подробно цитировалось в так называемой Записке о ритуальных убийствах 1844 года[1]. Книга использовалась в деле Бейлиса в качестве доказательства экспертом со стороны обвинения Иустином Пранайтисом.[7][8][9]. Также на книгу Неофита ссылались такие известные националистические публицисты как В. М. Пуришкевич[10] и обильно цитировавший её в своей книге «Терновый венец России: История русского народа в XX веке» Олег Платонов[11].

Критика

Фольклорист доктор филологических наук Александр Панченко считает, что, несмотря на совпадения с рядом польских источников, этот текст основан всё же на «несколько иной „наветной традиции“, чьи истоки следует искать в религиозной культуре православного греческого духовенства»[1].

Взгляды Неофита критиковал востоковед (семитолог, гебраист), историк и лингвист член-корреспондент Императорской Российской академии наук Даниил Хвольсон, отмечая в книге очевидные нелепости вроде фразы «раввины, хахамы и фарисеи, кои называются у евреев хассидимами», в которой Неофит назвал раввинов и фарисеев (это течение стало общепринятым в иудаизме и исчезло как отдельное понятие ещё во II веке н. э.) хасидами. Хасиды — представители нового направления в иудаизме, появились только через 1700 лет после исчезновения фарисеев. Неофит приписывал хасидам употребление христианской крови за 500 лет до появления хасидизма. Хвольсон отмечает, что среди евреев, перешедших в христианство, было некоторое количество настоящих раввинов, но почему-то интерес и доверие российская публика проявляла только к тем выкрестам, кто клеветал на бывших единоверцев[11].

Издания

  • Изуверское убийство: Разоблачения греческого монаха Неофита, бывшего иудейского раввина / Пер. В. А. Комарова. — 2-е изд. — СПб., 1913.
  • Книга монаха Неофита. (Христианская кровь в обрядах современной синагоги) / Перев. с греч. Македонца. — СПб.: типография А. Суворина, 1914. — 4 гравюры, 51 с.
  • Монах Неофит. Христианская кровь в обрядах современной синагоги // Кровь в верованиях и суевериях человечества / Сост. В. Ф. Бойков. — М.: София, 1995. — С. 445-466. — 480 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-87316-017-1.

Напишите отзыв о статье "Книга монаха Неофита"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Панченко, 2010.
  2. [www.quest-cdecjournal.it/focus.php?id=355 Dimitrios Varvaritis «‘The Jews have got into trouble again…’: Responses to the Publication of “Cronaca Israelitica” and the Question of Jewish Emancipation in the Ionian Islands (1861—1863)»]
  3. [193.231.13.10:8991/F?func=find-b&request=000020854&find_code=SYS&local_base=BCU10&CON_LNG=ENG Monahul Neofit Cavsocalviţiu «Înfruntarea jidovilor» (1803)]
  4. [books.google.com/books?id=F6FKAAAAYAAJ&pg=PA48&lpg=PA48&dq= The Jews of Roumania (p. 48)]
  5. [clasate.cimec.ro/detaliu.asp?k=ACE772E65FEB40D1AE2835649B1408FB Обложка первого издания памфлета]
  6. Резник, 2008.
  7. Кацис, 2006.
  8. Грутупс, 2007, с. 208.
  9. [commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File:Beilis_report_2.djvu&page=303 Стенографический отчет], т. 2, стр. 303
  10. Багдасарян, Орлов, Телицын, 2005, с. 165.
  11. 1 2 Резник, 25.11.1999.

Литература

  • Грутупс А. Бейлисада: дело об обвинении Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве / Пер. с латыш. В. Резонг. — Рига: Атена, 2007. — 472 с. — (Суд как искусство).
  • [www.terme.ru/dictionary/1115/word/zhertvoprinoshenie-ritualnoe Жертвоприношение ритуальное] // [www.psyoffice.ru/slovar-s358.htm Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия] / авт.-сост. В. Э. Багдасарян, И. Б. Орлов, В. Л. Телицын; под общ. ред. В. Л. Телицына. — 2-е изд. — М.: Локид-Пресс, 2005. — С. 164—168. — 495 с.
  • Кацис Л. Ф. Заключение // [booknik.ru/yesterday/all/leonid-katsis-krovavyyi-navet-i-russkaya-mysl-zaklyuchenie/ Кровавый навет и русская мысль. Историко-теологическое исследование дела Бейлиса]. — М.: Гешарим, 2006. — (Тень еврейского народа). — ISBN 5-93273-216-4.
  • Панченко А. А. [magazines.russ.ru/nlo/2010/104/pa7-pr.html К исследованию «еврейской темы» в истории русской словесности: сюжет о ритуальном убийстве] // Новое литературное обозрение : журнал. — 2010. — № 104. — С. 79—113. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0869-6365&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0869-6365].
  • Резник С. Е. [www.vestnik.com/issues/1999/1123/win/reznik.htm Кровавый навет в России. Историко-документальные очерки (продолжение)] // Вестник : журнал. — 25.11.1999. — № 24 (231).
  • Резник С. Е. [berkovich-zametki.com/2008/Starina/Nomer4/SReznik1.php Запятнанный Даль] // Заметки по еврейской истории. — 2008. — № 4 (57).


Отрывок, характеризующий Книга монаха Неофита

Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.